как ему удается сделать так, что рядом с ним мне хочется забыть все плохое.
Хриплый смешок врезается мне в затылок.
— Ты одна из самых смелых и упрямых женщин, которых я встречал, Джансу, — большие теплые ладони перемещаются мне на живот, отчего вихрь пугающего желания буквально проходит сквозь меня, а мой рот распахивается в немом звуке удовольствия. — Я восхищаюсь тобой. Так же, как всегда восхищался этим…
Он указывает рукой на небо, усыпанное звездами.
— Посмотри внимательнее, видишь?
Джафар ведет пальцем в воздухе, соединяя скопление пяти ярких звезд, а после вновь обнимает меня, позволяя самой провести линию взглядом.
— Это созвездие Маленькой Лисицы. В нашей местности редкое явление, я бы даже сказал невозможное, его не должно быть в южном полушарии. Но однажды мама нашла его и сказала, что оно предопределит мою судьбу, — Джафар больше не смотрит на небо, теперь его взгляд прикован к моему лицу. Я чувствую это. — По легенде это печать гнева Зевса на ночном небе. Он наделил Тевмесскую лису способностью всегда оставаться непойманной, а потом сам впал в ярость, когда началась бесконечная охота: верная собака Артемиды, которая по воле богов никогда не теряла след, не прекращала погоню за лисой, которую никто не мог поймать. И в конце концов Верховный бог Олимпа рассвирепел и прекратил охоту, превратив обоих животных в звезды. Навеки.
— Красивая легенда…
Внезапно я замолкаю, будто меня только что окунули в ледяную прорубь. Потому что в моей голове вновь и вновь звучит одно и то же слово — Суэйлиб. С арабского языка оно переводится как лисица.
Нет, это какой-то бред. Совпадение. Нелепое предположение.
Дыхание учащается, отчего моя грудь начинает заметней вздыматься и опускаться.
Аллах…Так меня называли только два человека. А потом новое воспоминание вырывается на поверхность.
«Звезды мне все рассказали…»
Этого не может быть.
— Я, как и этот пес, всю жизнь гнался за лисой, — грубовато-хриплый голос застает меня врасплох, и мне приходится проглотить эмоции, безжалостно сковавшие горло, чтобы найти способность говорить правильно.
— Поймал? — тихо-тихо.
— Навеки, — его вкрадчивый шепот пробирается чувственной вибрацией сквозь каждую клеточку в моем теле, но я закусываю губы, пряча от него свою реакцию. Я ведь и сама как лисица, вечно убегаю.
Звенящее напряжение усиливается, когда его сильные руки перемещаются на мои дрожащие ребра, сжимая их с собственнической потребностью. Джафар не останавливается и утыкается в выемку на чувствительной шее, мягко потираясь носом и своей колючей щетиной. Медленно, будто боится спугнуть. Выбивая из моей головы все ненужные мысли, оставляя только одно — себя. А я позволяю ему это, тихо наслаждаясь каждой маленькой мурашкой, подаренной мне им.
Это что-то невероятное, когда дикий варвар пытается быть нежным. Кажется, здесь и сейчас между нами зарождается что-то сокровенное, новое и никому из нас неизведанное ранее.
— Идем, — мужской голос низкий, глубокий, напрочь выдающий желание своего хозяина. — Я приготовил кое-что еще.
Джафар прекращает сводить меня с ума и, взяв за руку, утягивает за собой. Я даже не успеваю встревожиться, потому что в следующее мгновение передо мной уже появляется другая картина.
Множество разноцветных подушек устилают пол, подобно большому мягкому покрывалу, по углам которого расположены четыре обогревателя с открытым пламенем. А у самого края стоит расписной кальян, и рядом, на маленьком столике красуются еда, фрукты и сладости. Сказка решила заглянуть в мою жизнь?
Словно подтверждая это, Аль Нук-Тум, как истинный джентльмен, усаживает меня на мягкий настил, где я мгновенно оказываюсь в плену тепла обогревателей, а сам располагается напротив.
Не теряя времени, он берет миску с едой и, подцепив ложкой ароматную массу, протягивает к моему рту.
— Ты должна попробовать, — кивком указывает на плошку в своих руках. — Это вкусно.
Хмыкаю и прищуриваюсь на протянутую мне ложку.
— Снова ты готовил?
— Нет, но блюдо прошло проверку, не волнуйся.
— И что за блюдо?
— Кусочки курицы, тушеные с тыквой, томатами и изюмом.
— Звучит вкусно, — улыбнувшись, я размыкаю губы и позволяю покормить себя.
— Вкусно. Ешь, тебе нужно восстанавливаться, — произносит он как-то отстраненно, когда я обхватываю ложку губами, даже мечтательно, словно вместо ложки представляет совершенно другое.
От подобной мысли щеки-предатели вспыхивают, и я замечаю, как хищные глаза Джафара темнеют. И напряжение все нарастает, пока миска не пустеет и я, насытившись, с довольным звуком не заваливаюсь на подушки.
Я готова замурлыкать от того, как мне сейчас хорошо. Настолько, что даже не обращаю внимания на хриплый смешок Аль Нук-Тума.
Вот только в один миг мое умиротворение нарушает прикосновение, после которого на палец надевается что-то холодное и тяжелое. В этот момент я чувствую, как мое сердце спотыкается и летит куда-то в бездну.
Тут же приподнимаюсь, с ужасом замечая на своей руке аккуратное, но эффектное золотое кольцо с узорами в виде виноградной лозы и инкрустированное бриллиантами. Всевышний… Судорожно перевожу взгляд на правую руку Джафара и вижу такое же кольцо, только из платина и более крупное.
Сглатываю, не в силах больше скрывать нервную дрожь, пробирающую меня насквозь. Открываю рот, чтобы ответить, но сразу закрываю его. Делаю так несколько раз, пытаясь подобрать правильные слова, пока не слышу…
— Ш-ш-ш, — он опережает мой поломанный голос, — все в порядке, Джансу, не нужно ничего говорить. Если для тебя это слишком, выберешь любое другое.
Джафар берет мою руку, прежде чем поднести кончики пальцев к своим губам. Такое незначительное прикосновение и столько эмоций, омывающих каждый дюйм моего тела горячей патокой. Что он со мной делает…
Не в силах говорить что-либо, я просто наблюдаю, как бережно он покрывает мои дрожащие пальцы неспешными поцелуями, царапая щетиной ладонь, что вынуждает струнки моей души каждый раз вздрагивать. Но потом Джафар берет с подноса кусочек джезерье и протягивает его к моим губам.
Все еще пребывая в растерянности, я раскрываю их и позволяю Аль Нук-Туму вложить себе в рот сладость в сопровождении его голодного взгляда. Я едва успеваю проглотить фруктовый вкус, прежде чем мое дыхание перехватывает, когда он вытирает с моих губ остатки кокосовой стружки. Дышать, нужно просто дышать. Но этот мужчина безжалостно забирает у меня эту возможность, как только подносит тот самый палец к своим губам и слизывает с него все, что только что собрал. Всевышний… Внизу живота так быстро все наливается тяжестью, что мне становится больно. Почему этот суровый и бородатый мужчина
