Я тоже встал, причем выпрямился во весь рост, не задумываясь о том, что в кустах еще могли засесть недобитые португальцы. Португальцы? Ну да, орали-то то на их языке. Да и откуда здесь взяться кому-то другому? Издалека раздался свист. Странный, будто азбукой Морзе: два коротких и один длинный. В ответ Новиков поднял вверх правую руку и помахал. Почти тут же из кустов вышел Радченко.
– Всех положили, кажись, – хмуро сказал он. – Повезло нам, что они – дурачье. Все в куче собрались, так что и одной гранаты бы хватило.
Вершинин медленно прошел мимо. Странный он какой-то, с открытым ртом, будто контуженный. Я тоже двинулся следом, но через пару мгновений мне пришлось уворачиваться, потому что Сашка ринулся обратно с лицом белее полотна. Тут же, рядом с трупом успевшего выйти на пляж португальца, Вершинина вывернуло наружу.
– Выпей! – Радченко сунул ему фляжку. Сашка выпил и побледнел снова. На этот раз, видимо, потому, что от содержимого фляжки у него перехватило дыхание.
– Гранатами их там на куски порубило. Кишки на ветках качаются – а он, стало быть, непривычный к такому, – понимающе сказал старшина и внимательно поглядел на меня.
Заходить в кусты мне сразу расхотелось. Сквозь заросли я мельком успел заметить какие-то странные комки на кустах и нечто, похожее на багровые цветы. Меня тут же стало трясти, несмотря на то, что солнце уже изрядно припекало. Отвернувшись, я сделал два шага и попросил у Радченко тоже глотнуть из фляжки. Очень трудно было говорить так, чтобы зубы при этом не стучали. Слова вылезли из горла кое-как.
– Первый раз, – понимающе кивнул головой Радченко. – Так со всеми бывает.
К нам приблизился Валяшко, они со старшиной обменялись хмурыми взглядами. Степан Семеныч разом сгорбился и тяжело вздохнул. Повернувшись, снова шагнул в кусты, но потом остановился и сказал:
– Ступай за Звездочкой, Саша. Быстров пусть позиции не меняет, ведет наблюдение. Погрузимся сейчас – и быстрее ходу.
Валяшко коротко кивнул, круто развернулся на каблуках и побежал прочь, взметая ботинками песок. Меня кольнуло какое-то смутное чувство стыда. Это же ведь я должен командовать! Отдавать приказы, подбадривать, планировать следующие шаги… А вместо этого тупо стою, трясясь от страха и не могу даже повернуться в сторону кустов.
Вершинин молча побрел к камням, за которыми по-прежнему настороже стоял Новиков.
– Все чисто! – крикнул из кустов старшина. И через мгновение добавил: – Товарищ капитан! Подойдите…
Голос доносился словно со стороны, плюс к тому же водка, которой я глотнул как следует, помалу начала действовать расслабляющее. Дрожь прошла, так что я медленно двинулся в сторону Радченко.
Семеныч сидел на корточках около недвижного тела. Португалец был одет в мятую форму из грубой ткани неопределенно бурого цвета. Ни головного убора, ни оружия. Словно какой-то дезертир или окруженец, честное слово. Потом я понял, что этот солдат бросился убегать, возможно, еще в самом начале боя, и именно это его спасло. Когда взорвалась граната, взрывной волной его опрокинуло наземь; падая, он стукнулся головой о камень и теперь лежал без сознания.
Подошел Новиков, все еще настороженный и держащий автомат наготове. Я вдруг вспомнил о своем. Где же я его бросил, дурень? Видно, за тем самым камнем, за который я свалился перед взрывами.
– Ловко вы, товарищ капитан, из автомата строчили, – вдруг сказал Новиков. Я тупо нахмурился, пытаясь понять, издевается он надо мной, или нет. Лицо у бойца было серьезней некуда.
– Это точно, – поддакнул Радченко. – Люди, когда в первый раз в перестрелку попадают, все больше маму поминают, или обделываются. А капитан вон пару человек срезал.
Я криво усмехнулся, но внутри разлилось что-то теплое, воодушевляющее. Или это все от водки? Это хорошо, что они меня поддерживают, значит, на самом деле я вел себя не так плохо, как казалось. На волне успеха, я деловито огляделся и сказал:
– Надо этого контуженого допросить.
– Точно! – согласился старшина. – Вы же по-португальски хорошо балакаете? Мы-то через пень-колоду: покушать, руки вверх, до свидания, больше никак. А узнать, откуда они тут взялись, ой как хочется! Нехорошо мне от всего этого делается…
Радченко, крякнув, встал.
– Быстрее надо убираться. Давай, Михаил, подхватим его, да на берег, чтобы на виду лежал. Потом надо будет носилки сварганить.
– Сделаем, – ответил Новиков.
Я вышел обратно на пляж. Валяшко уже привел кобылу и они с Вершининым подтаскивали к ней ящики. Сашка выглядел, словно лунатик. Эк его все эти события пришлепнули! По сравнению с ним я чувствовал себя бывалым солдатом, и это тоже прибавляло мне сил и уверенности.
– Все взять не получится, – сказал я Валяшко. – Надо выбрать пару. Думаю, автоматы и пулеметы по одному ящику. Больше на лошадь не стоит навьючивать. Гранат наберем в мешки и карманы.
Никто не возражал. Валяшко достал нож, чтобы отрывать крышки.
– А там чего, в кустах? – спросил он, отдуваясь и вытирая пот. Вершинин при его словах вздрогнул.
– Семеныч живого нашел, – пояснил я. Неожиданно, Валяшко взвился и перехватил нож.
– Живооой? А ну сюда его давайте! Я за Леху его, падлу!
– Остынь! – воскликнул я. Потом добавил, стараясь говорить как можно ровнее и тише. – Нам "язык" очень нужен. Придется с собой взять, здесь оставаться нельзя. Допросим на прииске.
Сборы заняли около часа, причем с каждой минутой Радченко становился все мрачнее и злее. Солдатам от него попало не раз – за то что копаются, за то что носилки из форменных курток португальцев неправильно связали…
Затем мы двинулись в обратный путь.
Все планы после столкновения с врагом рухнули. Неизвестно было, один здесь отряд, или есть другие, неизвестно, что знают о нас местные власти и как скоро они начнут поиски пропавших. Сильнее всего Радченко опасался появления самолета, ведь совсем рядом, в Люсире, имелся аэродром. Поэтому мы пошли немного другим путем, более длинным, но зато по дороге попадалось больше рощиц, в которых можно спрятаться. Двое носилок изрядно отягощали нас, поэтому на второй короткой остановке Радченко, скрепя сердце, велел похоронить Клушина. У Валяшко на глаза навернулись слезы, когда на тело его товарища стали падать первые комья коричневой африканской земли.
– Не дождется его Дашка, не дождется! Как же она – одна, с дитем? – шептал он, сжимая и разжимая кулаки. Я осторожно покосился на пленного, лежавшего неподалеку – а ну как Валяшко кинется да задушит голыми руками? Однако вершининский тезка больше не пытался устроить самосуд. Радченко заметил могилу, сложив на земле крестом несколько камней. Неужели надеется вернуться? Чуть позже, когда бойцы начали собираться в путь, я спросил его об этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
