На этот вопрос Гагарин ни как не мог дать себе ответ, поскольку пока не мог понять то, что он видит.
Меж тем, относительное спокойствие как нельзя лучше сопутствовало и побуждало к всякого рода экспериментами над собой. За прошедшие дни Виктор чувствовал все возрастающую силу, энергетику организма, которая неуемными потоками вливалась в него отовсюду. То, что паранормы способны были черпать энергию из окружающего пространства, было для него не новостью, но то, что он мог ее поглощать (и, при том, не малыми темпами) малейшим усилием воли — поражало и заставляло о многом задуматься.
Выйти в медитативное или трансовое состояние боя ему не удавалось, но это по большому счету было уже и не нужно. Канал, объединивший сознание и подсознание, надсознание и серхсознание в единое гиперсознание, позволял ему жить сразу во всех психических диапазонах, переключаясь между ними мысленно-волевым рапортом.
— Ну-с, проверим, — сказал сам себе Гагарин, глядя на одинокий камень, лежащий в двух метрах от него.
Это был достаточно большой валун, пол метра в высоту и столько же в ширину, прочный на вид, несокрушимый. Виктор ударил без замаха, коротко, на одном только физическом плане, и получил потрясающий эффект: поверхность валуна покрылась сеткой глубоких трещин, а на ней осталась вмятина от его кулака!
Без каких-либо усилий он отколупал конусовидную верхушку, которая свободно помещалась на его ладони, и резким движением сжал пальцы. Камень превратился в пыль, в порошок, при этом кожа, слега поцарапанная, зажила буквально на глазах. И ни каких болевых ощущений!
— Сверхрегенирация и без видимых энергетических затрат? — проговорил Виктор, почесывая ухо. — Кто сказал бы о таком раньше, не поверил.
Он попробовал пробежаться, испытав себя на скорость, но вскоре понял, что так может привлечь чье-нибудь внимание.
И так, с физической точки зрения он выглядел безупречно, если, конечно, не считать серьезного отклонения в самой физике организма, чего внешне было не заметить. Гораздо интересней было исследовать собственные ментальные и психические возможности.
Он сосредоточился на внутреннем созерцании, как это делал раньше много сотен раз, и практически без усилий расширил сферу своих чувств сначала до размеров Гоандлина — ближайшего марсианского мегаполиса, а потом и до Гондваны — единого материка Марса, названного так в честь когда-то существовавшего материка на древней Земле. Человеческий рой, а именно так предстали люди в видение Виктора, расползся по всей планете гигантской паутиной, которая, впрочем, пока еще не таила в себе опасности и настроена была достаточно добродушно. Посмотрев на людей как на единую систему, на коллективный разум, он принялся испытывать свой разум, занявшись просчетом отдельных элементов этой системы, и вскоре понял, что его вычислительные способности превосходят даже БКС специальных и тревожных служб, а так же Главного Советника — БКС Всемирного Координационного Совета. Каждый человек, как элемент огромной псевдоразумной системы, имел огромное число степеней свободы, но не бесконечное, во что, кстати, верили многие люди, и Гагарин вскоре сделал один любопытный вывод: оказывается, чем выше была индивидуальность человека, чем мощнее проявлялся его интеллект и воля, тем это число имело большее значение. Однако, как ни странно, наличие в системе подобных элементов никак не укрепляло ее, как единый организм, а скорее даже наоборот — слегка подтачивало изнутри.
— Что же это получается, гении и паранормы убивают человеческую популяцию? — произнес вслух свою сакральную мысль Виктор. — И не стоит ли тогда нам, отделиться, покинуть людей, организовать собственную популяцию?
Вопросы остались без ответа. Несмотря на многократно возросший умственный потенциал, Гагарин все еще не решался делать какие-либо определенные выводы и принимать на их основе кардинальные решения.
Прошел еще один день, и Гагарин решился на новый опыт. Все начиналось, как и раньше: сосредоточение, выход сферы чувств за переделы собственного тела, Гоандлин, Гондвана, Марс, близлежащий космос, внутренняя сфера Солнечной системы, вся система. От хлынувшего в него потока разнообразнейшей информации можно было спокойно умереть, но Виктор с потрясающей, фантастической быстротой обрабатывал поступавшие данные и даже в реальном времени анализировал их. Выстроив иерархическую систему из собственных мозговых нейронов мысленно-волевым рапортом, он заставил отдельные части собственного мозга работать, как бы с разграничением функций. Одни обрабатывали информационные потоки, другие — архивировали, третьи — анализировали полученные данные, и так далее. Это было бесконечно интересно наблюдать за всей грандиозной сверхсистемой необъятного космоса, где люди пытались жить в гармонии меж собой и с окружавшим их пространством, где ничто не исчезало бесследно и не появлялось из ничего, где все было взаимосвязано и имело общее начало. Но именно сейчас в это грандиозный и осуществившийся замысел Творца вторгалось нечто, не поддающееся объяснению, нечто чужое, абстрактное, далекое и непознаваемое. Гагарина даже передернуло от увиденного. Было такое впечатление, что он прикоснулся к чему-то мерзкому, леденящему душу, противоестественному, для которого все Человечество являлось только пищей и материей для своих неведомых, тайных экспериментов.
Но если оно такое чужое для нас, — родилась мысль, — то, может быть, и мы кажемся ему чем-то невероятным, несуразным и не имеющим права на существование?
Продолжить мыслить в этом же направлении он не успел — что-то отвлекло его от созерцания потрясающей, сложной картины среды обитания человеческой цивилизации. Мгновенно «всплыв» наружу, он понял, что на берегу моря находится не один. Тело еще оборачивалось, а разум уже точно знал, кого в следующее мгновения будут лицезреть его глаза. Перед ним стояла Катя.
Долгое время они просто смотрели друг на друга, вглядывались в мельчайшие детали одежды и внешности, словно старались найти в них какие-то изменения, а потом, подхваченные единым эмоциональным порывом, бросились навстречу в объятия радости, понимания, ласк, нежности и любви.
Несколько минут приходили в себя. Катя рыдала, не сдерживая слез и совершено не стесняясь, Виктор стоял молча, крепко прижав девушку — самое дорогое для него создание — и точно знал, что без нее, без ее тепла и заботы все его способности будут не нужны.
— Ты же сказал, что дела пустяковые? — прошептала она, сбиваясь и сглатывая тяжелую слюну. — Почему ты не объяснил мне, что там с тобой может произойти все что угодно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
