Поводом к столь быстрому походу послужила записка, доставленная Паскевичу во время обеда; она была из Арзерума, от Мамиш-аги, который писал: «Муллы и почетные жители принимают ваше предложение, граждане готовы покориться, но сераскир и войска возбуждают в народе волнение. Идите и не давайте разгораться мятежным страстям, с которыми после трудно будет управиться».
Паскевич решил немедленно идти к Арзеруму. В пять часов пополудни войска стояли уже в совершен ной готовности к движению. Приехал Паскевич – и колонны тронулись с надеждой назавтра стать у ворот Арзерума.
XXV. ПОКОРЕНИЕ АРЗЕРУМА
Весть о поражении турецких армий быстро долетела до Арзерума, поразив все мусульманское население его страхом неожиданной и близкой опасности.
В городе поднялось невероятное смятение. Сераскир пытался было поддержать дух населения, разглашая повсюду весть о со-вершенном поражении русских, но скоро все иллюзии горожан были разрушены. По следам быстрой молвы появились бегущие из Гассан-Кале: турецкие войска, и преследующая их русская конница остановилась всего лишь в пятнадцати верстах от города. Тогда сераскир, не скрывая более горькой истины, обратился к народу с горячим воззванием. Призывая жителей на защиту веры, семейств и домашних очагов, указывая им на сильные подкрепления, спешившие со всех сторон к Арзеруму, он старался возбудить мужество населения, обещая, что Аллах благословит их усилия. Национальная гордость и религиозное чувство были затронуты. Восточные жители легко переходят от одних впечатлений к другим, и горожане теперь толпами ходили по улицам, призывая гибель на головы гяуров. А между тем в городе уже появились прокламации Паскевича, они призывали народ к порядку и к повиновению русскому вождю, который один располагал судьбами Анатолии.
Мамиш-ага, посланный Паскевичем, прибыл в город в сумерках 24 июня, но то, что он узнал здесь от людей к нему близких, обещало мало хорошего. Бо́льшая часть народа уже стояла за упорную защиту города, и Мамиш-аге предстояло действовать с крайней осторожностью в отношении черни, всегда буйной и движимой первыми впечатлениями. Сообразив всю опасность и трудность принятой на себя задачи, он прежде всего обратился к Аян-аге, губернатору Арзерума. Тот обсудил все доводы, приведенные Паскевичем, все шансы к защите, которые были в распоряжении турок, и невольно согласился, что одна покорность может спасти и город и жителей. Тогда он созвал городских старшин и прочитал перед ними воззвание русского главнокомандующего, причем Мамиш-ага со всей убедительностью очевидца разъяснил, что средства русских велики, войска непобедимы, искусство полководца неимоверно. Живой рассказ соплеменника, уважаемого всеми за ум, прямодушие и твердость, не мог не произвести впечатления, и старшины единодушно положили склонять народ к добровольной покорности.
Однако же к буйным толпам, ходившим по улицам с криком: «Умрем за веру и пророка!» – было безрассудно явиться с категорическим предложением сдачи. Решено было прибегнуть к хитрости. Далеко за городом, на обширной поляне, стоял целый ряд палаток, занятых, как уверял сераскир, подходившими войсками, но Аян-ага знал отлично, что палатки были пустые и никаких войск в них не было. Ночью он приказал потихоньку снять их, а наутро, когда проснувшиеся жители не увидели на обычном месте военных шатров, им объявили, что войска разбежались и сам сераскир намеревается покинуть город, оставив жителей на произвол судьбы и победителей. Молва быстро разнеслась по всем концам города и опять вызвала общее смятение. Военный караул, стоявший на городском валу, бросил свои места; толпы запрудили площадь, наполнили все улицы и, видимо, не знали, что делать. Тогда арзерумские старшины явились среди них с воззванием русского вождя, убеждая народ пощадить кровь своих собратьев, и народ, отуманенный страхом, с восточным фатализмом покорился этому решению.
Несколько почетных старшин вместе с губернатором города тотчас отправились к сераскиру объявить, что граждане желают сдать город. Пораженный неожиданным поворотом дела, сераскир долго старался отклонить их от этого решения то убеждениями, то угрозами и, наконец, сказал: «Делайте что хотите, но я и мои паши не будем видеть этого несчастья: мы оставим город». – «Ты и твои паши в дни мира и спокойствия были нашими правителями, и теперь в дни бедствия должны разделить наш жребий», – отвечали старшины и объявили, что никого не выпустят из Арзерума. У сераскирских ворот тотчас поставлен был караул из жителей, а Мамиш-ага тайно отправил в русский лагерь гонца с известием о том, что происходит в городе. Это и была та самая записка, которую Паскевич получил 25 июня во время торжественного обеда.
Между тем русский корпус, ночевавший в этот день на реке Наби-чай в двадцати верстах от Арзерума, с рассветом уже готовился двинуться дальше, но вдруг дали знать о прибытии двух турецких чиновников. В одном тотчас узнали Мамиш-агу, другой был Капиджи-баша, то есть начальник городских ворот. Они привезли от сераскира просьбу прислать уполномоченное лицо для заключения капитуляции, а Мамиш-ага, кроме того, вручил главнокомандующему письмо от арзерумских жителей.
«Мы совершенно поняли смысл присланной нам прокламации, – сказано было в этом письме. – Чувства великодушия и человеколюбия, вас отличающие, внушают вам намерение сохранить мусульман и невинные семейства, живущие в Арзеруме. Поэтому просим прислать к нам уполномоченного, дабы сераскир, паши, улемы и вельможи арзерумские могли вступить с ним в переговоры».
Капиджи-баша словесно подтвердил всеобщую готовность арзерумских граждан к добровольной покорности, но заметил, что никак не ожидал найти наши войска так близко от Арзерума. «Сераскир и народ, – говорил он, – полагают, что вы еще далеко, под стенами Гассан-Кале, теперь, увидя русских у ворот Арзерума, буйная чернь легко может воспламениться фанатизмом, и тогда трудно будет ручаться за последствия». К этим словам Капиджи-баша прибавил, что около Арзерума войска не найдут даже воды для лагеря, так как все родники находятся под выстрелами городской обороны, и советовал Паскевичу вести переговоры отсюда.
Такая забота о русских интересах показалась главнокомандующему подозрительной. «Турки, кажется, желают задержать нас, но это им не удастся, – сказал он начальнику штаба и, обратясь к Капиджи-баши, прибавил: – Именно только у ворот Арзерума я и предложу вам свои условия».
Тотчас ударили подъем и войска тронулись. По пути Мамиш-ага нашел удобный случай сказать Паскевичу: «Вы хорошо делаете, что идете вперед. Сераскир с намерением отдаляет сдачу города под разными предлогами; он ожидает подкреплений – Кягьи уже идет из Аджарии. Мне нельзя было сказать вам это при товарище. Но вы сами поняли дело».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
