Это красноречивое указание соответствовало концовке приказа от 16 мая 1778 г. и еще раз подчеркивало то, что Суворов считал главным в военном деле: личную ответственность командира за всех подчиненных. Год спустя, снимая командующего Крымским корпусом Райзера и командира дирекции (участка Кубанской линии) полковника Штерича за потерю трех казаков и гусара при допущенном ими внезапном налете горцев, Суворов сурово отчитал полковника за оправдание, будто капитан Андреевский не выполнил его приказ: «Разве он, господин полковник Штерич, позабыл, что по силе моего предписания за все по препорученной ему дирекции в чем-либо упущение он ответствовать должен? То же и оговорка, что не находит он средств к понуждению подчиненных исправлять надлежаще их должность, позорна и доказывает точно слабость команды и явное субординации военной несоблюдение» (Д II. 178. С. 210).
Приказ от 16 мая Суворов считал фундаментом всех действий на Кубанской линии. Нарушение любого его пункта ослабляло положение русских войск в неспокойном районе, ставило под угрозу жизнь солдат и честь императорского оружия. Нам с вами надо отнестись к приказу столь же серьезно, как Александр Васильевич требовал от всех корпусных офицеров.
Первый пункт приказа касался повседневной службы. Он попросту отсылал командиров бригад, полков, батальонов, эскадронов и рот к строевым уставам пехоты и кавалерии 1765 г. (главы о караульной и лагерной службах и походных движениях).
Второй пункт революционен. Он полностью посвящен здоровью солдат и адресован армейским лекарям, подлекарям и ротным фельдшерам. Вместо обычной задачи лечить больных, Суворов требует первым делом заботиться о «здоровье здоровых». Качество воды, которую при малейших подозрениях следует кипятить или отстаивать, продуктов питания, горячей еды (только свежей, не стоявшей в луженой посуде, которую следует тщательно мыть и насухо вытирать) — забота военных врачей. Повредить здоровью солдат могут тесная обувь и мундиры, нестиранное белье, большие физические нагрузки и праздность.
Обо всем, касающемся сохранения здоровья солдат, медики обязаны «ежевременно» знать и о нарушениях немедленно докладывать командирам рот и выше. Не дай Бог, чтобы их доклад о неисправностях не был учтен и дошел до «корпусного генерала», т.е. самого Суворова, который лично проверял состояние дел вплоть до капральств. Важная роль в соблюдении санитарного состояния отводилась ротным фельдшерам. Именно они обязаны были смотреть за благополучием артелей, в которых солдаты вели хозяйство, и при необходимости переформировывать их, чтобы все артели были «исправными», обеспечивая солдатам здоровый быт.
Здоровая повседневная жизнь артели из нескольких солдат являлась, согласно приказу Суворова, предметом заботы всех начальников, вплоть до корпусного командира. Офицеры, получившие этот приказ, понимали, что Александр Васильевич не шутит, обещая от себя лично «взыскание» за недостаточно строгое «соблюдение» солдатского здоровья и «не примечательное в том надсмотрение».
Способом контроля было и умножение больных в лазаретах. Оно требовало немедленного «исследования причин зла», «неослабного взыскания на начальнике», зло допустившем, и основательного исправления — иначе отвечать будет лично врач. Разумеется, задача предотвращения болезней не отменяла задачи скорейшего излечения больных и возвращения выздоровевших солдат их в строй. Суворов полагал, что больным, жизни которых уже не угрожает опасность, гораздо полезнее долечиваться в своих частях, пользуясь заботами командира и сослуживцев, чем в госпиталях{52}.[51]
Итак, для победы нужен здоровый (п. 2) и хорошо обученный (п. 3) солдат. «Военное обучение должно служить упражнением высшим начальникам над их нижними». Учить следует без гнева на «не достигших тонкости» военной науки, «холодным духом», «во всякое удобное время», по Строевому уставу 1763 г.[52]. Устав — фундамент, на котором Суворов строит здание военной науки. Главное в нем — четкие действия по работе с оружием каждого солдата и натренированные «в тонкость» эволюции подразделений, частей и соединений по единым командам. Именно опора на устав позволила Александру Васильевичу эффективно командовать новыми для него полками при Туртукае, Гирсове и Козлуджи, более того, полагаться на инициативу недостаточно знакомых ему, не превзошедших его «Науку побеждать» офицеров.
Усовершенствовать обучение Суворов предлагает в соответствии с требованиями уставов пехоты и кавалерии. Кавалеристов сначала учить конным маневрам и командам пешими — очень полезная рекомендация, по моему личному опыту. Трудно одновременно запоминать команды и названия маневров и учиться управлять лошадью. Высшая цель обучения регулярной кавалерии — «большая атака в полный карьер, на саблях», сомкнутым строем.
Мы помним, как иронично Суворов относился к любимым поляками и турками конным стычкам и перестрелкам — «шермицированию». В приказе Кубанскому корпусу он тоже полагает это дело редко допустимым, но обучение скакать и стрелять «одиночкой в полном карьере» признает полезным «для твердости в управлении лошадей». Лошади — животные стадные. Приучившись ходить в строю, они могут убедить неопытного всадника, будто он умеет твердо управлять. Испугавшись стрельбы и выскочив из строя, лошадь способна лишить такого всадника возможности управлять — и в бою погубить. Суворов, как и в «Полковом учреждении» для Суздальского пехотного полка, хотел дать каждому кавалеристу полную и основательную уверенность в себе — залог победы.
В соответствии с Уставом, Александр Васильевич рекомендует драгун, соединявших в себе кавалерию и пехоту, «твердо и пехотному (строю) обучать». Он сам спешивал кавалерию, причем не приспособленных для пешего боя тяжелых карабинер, давая им ружья со штыками, во втором поиске на Туртукай. Но это было от малолюдства, в бою на сильно пересеченной местности. А «впрочем, спешенный драгун в отверстом поле есть оборонительная жертва отсталого начальника» (пункт 4). Разумеется, Суворов не против Устава. Обучать драгун сражаться в пехотном строю — так обучать. Просто везде, где может скакать кавалерия, преимущество дает стремительный удар сомкнутым строем в карьер. Снижение скорости атаки кавалериста до пехоты — недопустимая потеря качества.
Построение всадников Суворов пока еще толкует по-уставному, с интервалами между эскадронами, в две кавалерийских линии, чтобы вторая линия врубалась в неприятеля сквозь интервалы в первой линии, пока та восстанавливает строй. Впрочем, он полагал, что и первая линия должна снова «вмиг строиться» лишь после «сильного опровержения противника». Через 15 лет, во время второй войны в Польше, Александр Васильевич вовсе забудет про эти академические построения, годные лишь для маневров перед боем. Он потребует и добьется, чтобы сомкнутый строй русской кавалерии, атакуя в карьер, пробивал одну за другой две и даже три линии пехоты и кавалерии противника, сметал с поля все, что на нем есть, и только укрепления оставлял штыкам пехоты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
