Саида, быстро сменив гнев на милость и решив, что поступила с Маном слишком жестоко, выбежала из спальни и хотела попрощаться с ним, не спускаясь в коридор, но тут же увидела происходящее на лестнице и в ярости едва ли не до крови прикусила нижнюю губу.
Она оцепенела. Через несколько секунд Ман одумался и отпрянул, а Биббо, хихикнув, повела его к выходу.
Затем она вернулась, чтобы забрать пустые стаканы из передней Саиды-бай. Хозяйка, наверное, прилегла отдохнуть и выйдет, когда проголодается. Биббо снова захихикала, вспомнив поцелуй на лестнице. Она еще смеялась, когда выходила в галерею. Там ее поджидала Саида-бай. От одного взгляда на ее лицо девушке стало не до смеха.
12.17
На следующий день Ман отправился к Бхаскару.
Тот несколько дней поскучал, а потом решил упражняться в переводе разных единиц в метрическую систему, хотя в Индии ее пока нигде не ввели. Преимущества этой системы по сравнению с британской стали очевидны, когда он взялся за единицы объема. Метрическая система позволяла без труда сравнить что угодно – например, Брахмпурский форт с будущим ребенком Савиты. Без необходимости переводить кубические ярды в кубические дюймы Бхаскар мог сделать это в считаные секунды. Не то чтобы такой перевод представлял какую-то трудность для Бхаскара – нет, но это было неудобно и неэлегантно.
Метрическая система подарила ему еще одну радость: теперь он мог беспрепятственно и сколько душе угодно развлекаться со степенями десяти. Однако спустя несколько дней и прелести метрической системы наскучили Бхаскару. Друг – доктор Дуррани – не навещал его уже несколько дней, в отличие от Кабира. Кабир был славный, но доктор Дуррани всегда приносил ему новые математические идеи и задачки, а без него Бхаскару приходилось выкручиваться самостоятельно.
Он снова заскучал и пожаловался госпоже Капур. Впрочем, его ворчание не возымело желаемого эффекта – бабушка не хотела отпускать его обратно в Мисри-Манди, – и он решил обратиться за помощью к дедушке.
Махеш Капур ласково и строго ответил, что ничем не может ему помочь. Все решения такого рода принимала его жена.
– Но я умираю со скуки! И голова у меня уже неделю не болела, почему я должен целыми днями валяться в постели? Я в школу хочу! Мне не нравится в Прем-Нивасе.
– Неужели? Тут ведь твои нана и нани, разве тебе с нами не весело?
– Нет, – заявил Бхаскар. – Пару дней еще ничего… И вообще, тебя почти не бывает дома.
– Твоя правда. У меня очень много работы – очень много важных решений надо принять. Что ж, пожалуй, тебе будет интересно узнать, что я решил покинуть Конгресс.
– О! – воскликнул Бхаскар, изо всех сил изображая интерес. – Что это означает? Они проиграют?
Махеш Капур нахмурился. Ребенок едва ли мог понять, каких усилий и нервов ему стоило это решение. Кроме того, Бхаскар подвергал сомнению даже очевидные вещи – например, что два плюс два будет четыре, – и едва ли был способен посочувствовать деду, в жизни которого происходили колоссальные перемены: под ногами дрожали незыблемые основы его мира. При этом Бхаскар порой бывал до странности уверен в цифрах и фактах, хотя некоторых открытий достигал хаотичными метаниями и скачками абстрактной мысли. Ни перед кем из родных Махеш Капур не трепетал, но Бхаскара он немного побаивался. «Странный мальчик! Конечно, ему надо учиться, – думал Махеш Капур, – а мы обязаны дать ему все возможности для развития этих пугающих – в каком-то смысле – способностей».
– Что ж, во-первых, – сказал он, – это означает, что я должен определиться с избирательным округом. Конгресс очень силен в городе, но и львиная доля моих избирателей была здесь. В связи с изменением границ моего прежнего округа я столкнулся с рядом проблем.
– Каких?
– Тебе пока не понять, – сказал Махеш Капур, однако, увидев хмурое, даже враждебное лицо внука, решил пояснить: – Кастовый состав изменился. Я посматриваю на другие округа, намеченные председателем избирательной комиссии, и численность избирателей…
– Численность!.. – охнул Бхаскар.
– Да, за основу берутся данные о вероисповедании и принадлежности к кастам из переписи населения тридцать первого года. Касты! Касты! Безумие, если подумать, но пренебрегать этим ни в коем случае нельзя.
– А можно мне взглянуть на статистику, нанаджи? – сказал Бхаскар. – Я высчитаю, как лучше поступить. Только назови мне переменные, которые тебе на руку…
– Говори на человеческом хинди, идиот, тебя же невозможно понять! – прикрикнул Махеш Капур на своего внука по-прежнему ласково, но и сердито: самонадеянность Бхаскара его покоробила.
Впрочем, скоро Бхаскар получил все необходимые факты и цифры (их ему хватило бы на три дня счастливой безбедной жизни) и принялся за внимательное изучение границ, состава и численности избирательных округов.
12.18
Придя в Прем-Нивас, Ман попросил слугу немедленно проводить его в комнату Бхаскара и обнаружил племянника сидящим в кровати среди вороха бумаг.
– Здорóво, гений, – добродушно поприветствовал его Ман.
– Привет, – рассеянно ответил Бхаскар. – Минутку. – Он поразглядывал какую-то таблицу, потом выписал оттуда несколько чисел и наконец взглянул на дядю.
Ман поцеловал его и справился о его самочувствии.
– Да все хорошо, Ман-мама. Не понимаю, чего все так суетятся.
– Как голова?
– Голова? – удивленно переспросил Бхаскар. – Хорошо.
– Тогда порешаем примеры?
– Не сейчас, – ответил Бхаскар. – У меня в голове и так одни примеры.
Ман ушам своим не поверил: эдак и Кумбхакарна[88], чего доброго, встанет с первыми лучами солнца и сядет на диету!
– Чем занимаешься? С виду чем-то серьезным, – заметил Ман.
– Так и есть, – раздался за его спиной голос Махеша Капура.
Ман обернулся. В комнату вошли его отец, мать и сестра. Вина со слезами на глазах обняла брата, потом присела на кровать к Бхаскару, убрав несколько бумаг. Бхаскар не возражал.
– Он жалуется, что ему здесь скучно. Хочет домой, – сказала Вина Ману.
– Ну, пару-тройку дней еще протяну, – вставил Бхаскар.
– Да? – удивилась Вина. – Может, мне в самом деле надо попросить врача проверять твою голову дважды в день?
Мана обрадовали ее слова. Если она способна шутить, значит с Бхаскаром все хорошо.
– Чем он занят?
– Подсказывает мне, от какого округа выдвигаться, – лаконично ответил Махеш Капур.
– А чем плох прежний?
– Границы округов недавно были изменены.
– Ясно.
– Кроме того, я решил уйти из Конгресса.
– Ого! – Ман посмотрел на маму, но та промолчала.
Впрочем, вид у нее был недовольный: она не одобряла решения мужа, но понимала, что остановить его не может. Теперь ему придется покинуть пост министра по налогам и сборам и уйти из партии, которая в глазах народа всегда была связана с национально-освободительным движением и в которой они оба состояли всю жизнь. Хуже
