ушедший домой сразу после потасовки в фойе и еще до начала стихийной демонстрации, тут же вернулся на работу – как только полиция объяснила ему, что защитит его от побоев, но защитить «Манорму Толкис» может только он сам. Директор горько раскаивался в содеянном и называл протестующих «дорогими, дорогими друзьями». Он зарыдал, увидев синяки на руках и спине одного из побитых студентов, и зачем-то принялся рассказывать о своей юности. Затем он предложил всем бесплатно посмотреть «Дидара». Это не сработало. «Нас будет представлять университетский казначей, – стоял на своем профсоюз. – Только он знает к нам подход». Между прочим, студенты и сами не горели желанием применять насилие, поскольку это могло помешать завтрашнему победно-протестному маршу. Нехорошо, если у народа сложится впечатление, будто они блюдут только собственные мелочные интересы, а не интересы общества.
Л. Н. Агарвал заявил помощнику комиссара, чтобы тот разбирался сам, а не названивал ему домой по всяким пустякам. Однако звонок от коллеги, проктора, все же вынудил его явиться на место событий. Никакого сочувствия к буйной толпе протестующих он не испытывал: эти привилегированные сволочи не понимали, как им повезло, как хорошо они живут по сравнению со своими соотечественниками. Они сознательно закрывали глаза на то, как дешево им обходится высшее образование: государство оплачивало две трети их обучения! Избалованный и испорченный народ… мало им субсидий, подавайте еще льготы на развлечения! Однако такие льготы существовали, и ему пришлось сказать директору кинотеатра, чтобы тот выполнил требования студентов.
В результате кассиры-обидчики были уволены, а директор составил письменное извинение на имя проктора, в котором выразил сожаление в связи со случившимся и пообещал впредь обслуживать студентов «на высочайшем уровне». Обоим избитым студентам выплатили по двести рупий. Кроме того, директор согласился демонстрировать слайд со своим извинительным письмом перед каждым сеансом во всех кинотеатрах Брахмпура.
Профсоюзные лидеры быстро угомонили толпу. Протестующие разошлись. Полицейские отправились отдыхать, а Л. Н. Агарвал вернулся в свои двухкомнатные апартаменты в депутатском общежитии. Он рвал и метал: дожили, теперь он отстаивает интересы скандалистов и хулиганов! Какие-то студенты подняли его на смех, когда он выходил из учебной части. Один срифмовал его фамилию со словом, означавшим на хинди «сутенер». Да уж, инфантильности, эгоизма и неблагодарности этим тварям не занимать, думал министр внутренних дел штата Пурва-Прадеш. А завтра, вне всяких сомнений, они проявят еще и склонность к насилию. Что ж, если от склонности они перейдут к делам, полиция будет наготове.
12.22
На следующий день страхи – или надежды – Л. Н. Агарвала подтвердились. Марш стартовал от здания начальной школы, и сперва все шло мирно. Девушки шагали впереди, чтобы полицейские не решились применять силу, а юноши сзади. Они выкрикивали антиправительственные речовки и лозунги в поддержку учителей (те тоже приняли участие в марше). Кто-то смотрел на марш из окон домов, кто-то – из открытых дверей магазинов, а кто-то – и с крыш. Одни поддерживали протестующих, другие жаловались, что им мешают работать и торговать. Начальные школы по всему городу снова закрылись – учителя бастовали, – и дети махали из окон знакомым учителям. Некоторые махали в ответ. Утро было ясное, лишь кое-где остались лужи после вчерашнего дождя.
В толпе мелькали плакаты против недавнего решения университетских властей сделать членство в студенческом профсоюзе добровольным. Кто-то был недоволен растущей безработицей. Но большинство вышло поддержать учителей и выражало свою солидарность с ними.
В сотне ярдов от Секретариата путь марширующим перегородил полицейский кордон. Шествие остановилось. Полицейские двинулись вперед и замерли в пяти ярдах от толпы. По приказу ЗНП[90] инспектор велел студентам либо разойтись, либо вернуться туда, откуда они пришли. Студенты не повиновались. Все это время они не прекращали скандировать лозунги, которые становились все более и более оскорбительными. Причем теперь они были адресованы не только правительству, но и силам полиции: если раньше полицейские служили британцам, то теперь они – лакеи Конгресса, им впору носить дхоти, а не шорты и т. д. и т. п.
У полицейских зачесались руки. Им не терпелось добраться до самых громогласных сочинителей лозунгов, но те стояли за кордоном из девушек (некоторые из них были закутаны в паранджи), и правоохранителям оставалось лишь грозить парням дубинками. Студенты же осмелели, увидев, что угрозы Л. Н. Агарвала не подтвердились: полицейские держали в руках только латхи, а не огнестрельное оружие.
Кто-то припомнил козни министра внутренних дел и начал выкрикивать оскорбления в его адрес. Всплыла вчерашняя речовка про «далала» – сутенера, – но прозвучало и несколько новых:
Манания Мантри, кья хейн ап?
Адха мани, адха санп.
В вас, министр, вижу я,
Человека ест змея!
Иные неприкрыто выражали сомнение в наличии у него мужского достоинства. Рашид вместе с еще одним лидером студенческого профсоюза попытались унять студентов и напомнить им, что лозунги должны иметь отношение к делу, но не преуспели. Во-первых, часть протестующих принадлежала к студенческим объединениям, над которыми недавно победившая на выборах Социалистическая партия не имела никакой власти, а во-вторых, собравшихся уже охватил мятежный угар. Благородные лозунги на плакатах нелепо контрастировали с их низкопробными насмешками.
Обнаружив, что протест, который он помогал организовывать, окончательно вышел из-под контроля, Рашид попытался успокоить хотя бы тех, кто стоял рядом. Они действительно успокоились, но остальные не последовали их примеру. К тому времени оскорбительные речовки и стишки подхватили и другие группы. Рашид пробовал кричать, что оскорбления не имеют никакого отношения ни к их маршу, ни к политической платформе, чем тут же навлек на себя гнев протестующих. Один студент-медик, считавший себя очень остроумным и горячим бунтарем, закричал: «То ты Всеиндийское радио, а то пляшешь под дудку Агарвала! Сначала раззадорил нас, а теперь хочешь успокоить! Мы не заводные игрушки!» В знак своей независимости от лидеров и политических течений он вырвался за кордон из девушек и продолжил свободно осыпать бранью полицейских. Когда те бросались к нему, он снова прятался в толпу. Его друзья смеялись, а Рашид – ему стало страшно при виде озверевших полицейских и стыдно, что его высокие убеждения смешали с грязью, – отвернулся и пошел прочь. В словах студента-медика оказалось достаточно правды, чтобы больно задеть его за живое.
До пошлых оскорблений опустились лишь немногие студенты, однако их крики вызвали возмущение у большинства девушек и других участников протеста, включая учителей. Народ стал расходиться. Л. Н. Агарвал, наблюдавший за происходящим из окна своего кабинета в Секретариате, с удовлетворением отмечал, что защитный кордон редеет, и передал полицейским приказ разогнать оставшуюся толпу.
– Пусть усвоят, что учиться уму-разуму можно не только в
