их шефа, и они тебя в клочья раздерут.
— Как Мина.
— Мы обязательно разберемся, что произошло с Мином. Месть бессмысленна, если расплачиваться за нее придется жизнью. А то, что ты вчера задумала, именно этим и закончилось бы. Тебя растерзали бы — если не амбалы, то Контора.
В Гайд-парке начали что-то скандировать, громкие выкрики сменились взрывами смеха.
— Луиза?
— Почему тебя к нам отправили? — внезапно спросила она, хотя совершенно не собиралась задавать этот вопрос. — Ну, в Слау-башню.
— А это важно?
— Ты назначил себя моим куратором, так что да, это важно. Потому что, по слухам, ты сломался. Не выдержал напряжения. И вся твоя так называемая забота о моем благополучии сводится к тому, чтобы я не усложняла тебе жизнь.
Маркус посмотрел на нее поверх темных очков, потом снова сдвинул их на переносицу.
— Звучит правдоподобно, — сказал он обманчиво мягким тоном. — Чистая фигня, но звучит правдоподобно.
— Значит, ты не сломался?
— Нет, конечно. Я просто очень люблю азартные игры.
Кто-то выкрикнул его имя.
Звучало как его имя. Хотя это было не его имя, но звучало как будто его. Оно вытянуло Ривера из темноты. Он открыл глаза; сквозь ветви струился дневной свет. Над головой широко раскинулось небо, и Ривер зажмурился, защищаясь от яркой синевы.
— Уокер? Джонни?
До него дотронулись чьи-то руки, тугие путы ослабли, возвращая ему способность двигаться. Конечности пронзила новая боль.
— Ни фига себе, чувак. Ну ты и попал!
Он смутно видел своего спасителя: какие-то разрозненные пятна, будто ходячий тест Роршаха.
— Давай-ка выбираться отсюда.
Ривера потянули в вертикальное положение, и все тело заныло, но на этот раз по-хорошему, избавляясь от напряжения.
— Вот, держи.
К губам прижали бутылку, в рот полилась вода. Ривер закашлялся, согнулся вдвое, сплюнул. Едва не блеванул. Вслепую нащупал бутылку, схватил и жадно опустошил.
— Ни фига себе, — повторил Грифф Йейтс. — Ты и правда попал.
— Я просто очень люблю азартные игры, — сказал Маркус Лонгридж.
— Что-что?
— Азартные игры. Карты. Скачки. Да что угодно.
Луиза уставилась на него:
— И это все?
— Видишь ли, «и это все», как выяснилось, несовместимо с эффективной оперативной деятельностью. Ну, мне так объяснили. Хотя на самом деле это полная ерунда. Оперативная деятельность — самая азартная из всех игр.
— А почему тебя просто не уволили?
— Потому что допустили тактическую ошибку. В отделе кадров решили, что у меня разновидность зависимости, и отправили к психотерапевту на консультацию.
— И что?
— Он меня проконсультировал.
— И как?
— Не то чтобы очень успешно. До полного успеха далеко. Вот, например, сейчас мне звонил мой букмекер. — Он прервался, выжидая, когда умолкнут автомобильные гудки, — их спонтанная симфония, очевидно, будет звучать весь день, потому что сегодня на улицах города автомобили лишились статуса. — В общем, как выяснилось, никто не имеет права увольнять того, кто посещает психотерапевта. Потому что это чревато судебным разбирательством. Вместо увольнения меня…
Вместо увольнения его перевели к слабакам.
Луиза взглянула на большие стеклянные двери отеля.
— Ты докладываешь Тавернер о том, что происходит в Слау-башне?
— Нет. А оно ей надо?
— Кэтрин говорит, что зачем-то надо.
— Интересно зачем, — протянул Маркус. — Слау-башня — помойка на задворках Риджентс-Парка. Если Тавернер хочет о чем-то узнать, ей проще спросить у Лэма.
— Наверное, не проще.
— Твоя правда. Но я не стукач.
— Хорошо.
— Это значит, что ты мне доверяешь?
— Это значит «хорошо». По-твоему, любовь к азартным играм не проблема?
— В прошлом году мы две недели провели в Риме, всей семьей: Кэсси, я и дети. Поездку оплатила как раз моя любовь к азартным играм. — Он поправил темные очки на носу. — Так что пошли все нахер.
Он впервые упомянул своих родных при Луизе. Наверное, чтобы внушить ей доверие.
Маркус взглянул на часы.
— Хорошо, — повторила Луиза, что в этот раз означало «действительно, нам пора», и решительно направилась в отель.
«Раз уж Маркуса назначили мне в напарники, хорошо, что он не сломался и владеет собой», — подумала она.
Вдобавок сегодня им предстояло всего-навсего присматривать за объектом. Вряд ли Маркусу придется применять свой опыт оперативной работы.
Кэтрин позвонила Риверу, выслушала мантру «абонент недоступен». Потом позвонила Лэму, с тем же результатом. Тогда она стала изучать документы. «Ботинок есть, а следа от него нет». Чем больше груза, тем глубже следы. Но детские годы многих обитателей Апшота не потревожили бы сахарную пудру на именинном пироге.
Стивен Баттерфилд был владельцем издательства; поисковики с готовностью отзывались на запрос и сообщали, что он типичный представитель творческой интеллигенции, достаточно известный и пользующийся авторитетом в правящих кругах, часто публикует полемические статьи в газете «Обсервер», дает интервью на радио, является членом парламентского комитета по борьбе с неграмотностью и членом попечительского совета благотворительного общества, снабжающего учебниками школы развивающихся стран. Но его детство и юность покрывала туманная пелена. Проведенная Родди проверка показала то же самое и в отношении остальных. Все они были уважаемыми людьми, в той или иной степени обладали определенным весом, считались частью истеблишмента, к ним прислушивались власть имущие, промышленные воротилы и министры. Контроль и влияние взаимосвязаны…
Она вздрогнула от неожиданности: на пороге ее кабинета стоял Хо. Она даже не заметила, когда он там появился.
— Ты надо мной издеваешься, — сказал он.
— Издеваюсь? Над тобой? Ты о чем?
Он недоуменно посмотрел на нее:
— О твоей шутке.
Кэтрин Стэндиш умела изображать укоризненный вздох без того, чтобы вздыхать на самом деле. Этим умением она сейчас и воспользовалась.
— О какой именно шутке идет речь, Родди?
Он ей рассказал.
— Это была шутка.
Да уж, та еще шуточка.
— Дома на территории полигона не обстреливают. Так что оттуда классно наблюдать за стрельбами. Ну если знаешь заранее.
«Если знаешь заранее» было ключевой фразой.
— И вообще, не верю, чтобы Томми…
У Ривера болело все тело, и быстро идти он не мог, тем более в гору. А в долине у подножья холма сигнала не было.
— Ты это все из-за Келли устроил? — спросил он, поразившись, что его голос звучит как у девяностолетнего старца.
Йейтс остановился:
— Ты просто не врубаешься…
— Да врубаюсь я, врубаюсь, — сказал Ривер. — Только мне все равно.
— Она — единственное, что у меня…
— Ох, ну ты как маленький…
Он едва не добавил, что она вполне способна делать выбор самостоятельно, но мысль о выборе, сделанном Келли, заставила его заткнуться. Он снова попробовал позвонить по мобильнику, с трудом нажимая кнопку до ужаса распухшими пальцами. Сигнала не было. Послышался звук мотора, и Ривер взглянул в небо, почти ожидая увидеть, как Келли рассекает синеву в своей летающей бомбе,
