Было еще светло. Дити заверила меня, что до захода солнца еще час сорок три минуты.
– Времени хватит, если поторопимся. Джейкоб, купаешься первым. Дити, будешь его охранять. Оба возвращаетесь, Джейкоб готовит ужин, на речку идут Зебби и Дити – Бог ты мой, это же просто какая-то задачка про волка, козу и капусту – в общем, Зебби и Дити купаются, охраняя друг друга. Оба возвращаются, Дити сменяет меня, Зебби ведет меня купаться и будет меня охранять. Только поскорей, пожалуйста: мне тоже надо выкупаться. За сорок минут до захода солнца купание заканчивается, и мы ужинаем – с заходом солнца мы все в машине, вместе с грязной посудой и всем прочим, двери будут заперты до восхода. Если для этого потребуется оставить меня без ванны, мы все равно будем строго придерживаться этого расписания. Джейкоб, насколько близка твоя «ближняя дорога» на речку? То есть сколько минут идти?
– Минут пять, я думаю. Хильда, радость моя, если бы ты не настаивала на непременном хождении парами, то не надо было бы так спешить. Идем на речку все вместе; я быстренько моюсь, беру винтовку и рысцой назад. Остальным можно не торопиться. А ты хочешь, чтобы мы ходили туда-обратно целых четыре раза. Это сорок минут. Остается двадцать минут на четыре ванны, то есть пять минут на то, чтобы раздеться, намылиться, окунуться, выскочить, вытереться и одеться. Стоит ли тогда вообще ходить?
– А кто будет охранять тебя, пока ты готовишь ужин, Джейкоб? Нет уж. Лучше я искупаюсь утром.
А, черт! Мне так нужна была эта ванна. Я привыкла к душу по утрам, ванне по вечерам, биде по любому поводу. Сибаритка я, вот кто.
– Дорогая, здесь безопасно. Когда мы с Зебом выходили, мы искали следы. Их не было. Тогда-то мы и нашли дорогу на речку. Это же была бы естественная тропа на водопой, там были бы следы. Видимо, тут нет никакой крупной фауны.
Я уже заколебалась, но тут заговорила Дити:
– Папа, будет не четыре, а три ходки туда-обратно: у нас с Зебадией общая ходка. Но, капитан Хильда, если мы пойдем и вернемся все вместе, то опасность исключается. Это все мы, разумеется, занесем внутрь, машину запрем. – Она показала на вещи, приготовленные Джейкобом. Когда Джейкоб передавал багаж Дити, он отложил в сторону сковородку-саможарку, кое-какую посуду, продукты на ужин и завтрак, кусок брезента и попросил передать мне его большую просьбу: размещать продовольствие так, чтобы его легко было доставать.
Джейкоб поспешно сказал:
– Дити, я все так распланировал, чтобы ничего уже не переставлять. В той кастрюльке замочены сушеные абрикосы, в этой суп из пакетика. Внутри их просто не на что будет поставить.
– Но папа, если мы… – начала было Дити. Тогда я сказала:
– Ти-хо.
Я произнесла это тихо, по они умолкли: говорит капитан.
– Значит, так: Аю Плутишку без охраны не оставлять. Мои приказы больше не обсуждать. Во изменение ранее сказанного время ужина сокращается с сорока минут до двадцати пяти. Астронавигатору внести соответствующие изменения в график. За пять минут до ужина подать сигнал сиреной. Запираемся строго с заходом солнца. В углу за люком в переборке я поставила ночной горшок: машина не будет отпираться ни под каким видом до самого восхода. Вопросы есть?
– Есть, капитан. Где полотенца?
* * *
Час спустя я сидела на корточках в ручье и поспешно мылась, вся в гусиной коже. Когда я вылезла, Зебби стоял, отложив винтовку и держа в руках большое пушистое полотенце размером с меня, готовый меня в него закутать. Мне следовало бы потребовать, чтобы он вел себя, как положено часовому. Но я подумала, что у него на поясе все-таки остался пистолет, и к тому же он наделен этим шестым чувством, которое предупреждает об опасности. Никогда женщина не ощущает такую заботу о себе, как в тот момент, когда мужчина закутывает ее, вышедшую из воды, в большое полотенце. Мне не хватает силы характера, и ничего с этим не поделаешь. Всякую женщину можно купить, и большое пушистое полотенце в нужный момент – это как раз моя цена.
Зебби крепко растер меня, и я согрелась.
– Нравится, капитан?
– Здесь, у ручья, нет никакого капитана Хильды, Зебби. Очень нравится.
– Помнишь, как я тебя растирал в первый раз?
– Еще бы! В раздевалке при моем бассейне.
– Угу. Собирался тогда тебя трахнуть. Еще ни разу мне не давали от ворот поворот с таким тактом.
– Ты собирался меня трахнуть, Зебби? Правда?
Я бросила на него самый невинный взгляд, какой только смогла.
– Шельма, дорогая, я знаю, что тебе соврать ничего не стоит, как и мне. Когда человек делает вот так, даже полотенцем, – и он сделал так, – женщина точно знает, что у него на уме. Но ты не пожелала это заметить и дала мне от ворот поворот, не задев моего самолюбия.
– Сейчас я тоже не желаю это заметить, и мне это так же нелегко, как и тогда. Перестань, прошу тебя! – Он перестал. – Спасибо, дорогой. А то меня уже начало всю трясти. Зебби, как по-твоему, Дити не думает, что я все это устроила, чтобы остаться с тобой наедине? Я не хотела бы ее расстроить.
– Наоборот. Она выдала мне на тебя охотничью лицензию – на тебя, а не вообще на женщин – еще десять дней назад. В письменном виде.
– Правда?
– В письменном виде, чтобы можно было включить туда оговорку. Я не должен идти на риск огорчить Джейка.
– Что-то ты пока не пытался этой лицензией воспользоваться.
– Я воспринял ее как комплимент тебе и мне, поцеловал Дити и поблагодарил ее. Этому ты сама положила конец – тогда, четыре года назад. Но я время от времени задумывался почему. Я молод, здоров, ухаживаю за своими зубами, чищу ногти более или менее регулярно – и, кажется, тебе нравлюсь. Почему я не подошел? Я не жалуюсь, дорогая, а просто спрашиваю.
Я попыталась объяснить ему, чем друг-мужчина отличается от любовника: первых так мало, а кандидатов во вторые хоть пруд пруди. Он выслушал, потом покачал головой.
– Это мазохизм.
– Разве так не лучше получилось? Я и вправду тебя люблю, Зебби.
– Знаю, Шельма. – Зебби повернул меня к себе лицом и посмотрел мне в глаза. – И я тебя люблю, и ты это тоже знаешь, – сказал он и поцеловал меня.
Поцелуй длился, словно ни он, ни я не собирались его прекратить. Полотенце соскользнуло с меня на землю. Я заметила это потому, что так стало лучше к нему прижиматься и намного приятнее ощущать на своем теле его руки. Зебби не целовал меня с такой страстью с тех пор, как я тогда подманила его, а потом отшила.
Я начала думать, почему я тогда так поступила. Потом стала прикидывать, сколько времени у нас еще осталось. Потом в точности узнала, сколько, – потому что завыла эта проклятая оглушительная сирена. Господь хранит Хильду, вот почему я держу его в своем штате. Но иногда он делает это довольно неуклюже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
