Теперь, наконец, Артемий почувствовал себя действительно пьяным. Как, наверное, и Мустафа: тот хохотал, орал что-то в открытую бойницу – на русском и не очень. Видимо, духи предков очень постарались, чтобы Артемий доехал до места назначения без приключений. Расстались закадычными друзьями. Мустафа решил во что бы то ни стало оставить Артемию номер своего телефона, и оставил – вместе с навороченным мобильником. Они еще с минуту хохотали над чем-то, понятным только в стельку пьяным людям, а потом Артемий, почему-то, с папкой в руках, вывалился на тротуар, и черный ящик с джинном на борту унесся прочь, едва вписавшись в узкий переулок.
Артемий проводил джип недоумевающим взглядом. Теперь эта внезапная пьянка казалась плодом разгоряченного воображения.
Но строгая вывеска на старой стене вернула ощущение реальности. С досадой посмотрел на растрепанную папку. Сумку он, все-таки, умудрился забыть в машине.
Глубокий вдох, выдох…
Надо идти.
Дежурный на входе с подозрением оглядывал Артемия, принюхивался. Амбре после выпитого, надо полагать, приличное…
– Нет паспорта, – пожал плечами Артемий. – Потерял…
Рассказывать дежурному подробности, по меньшей мере глупо…
– Я к Ястребову, – сказал Артемий. – Он знает…
Дежурный принялся что-то мычать в телефонную трубку, искоса поглядывая на Артемия и поглаживая кобуру. Как шериф с Дикого Запада, готовый в любую секунду выхватить верный «кольт».
Артемий улыбнулся. Дежурный же процедил сердито:
– Проходите. Тридцать седьмой кабинет. Это подвал…
– Я знаю, – кивнул Артемий.
Закончил рассказ не точкой, не восклицательным знаком, как следовало бы завершить изложение таких вопиющих фактов, а каким-то смазанным многоточием. Словно лихо катился по ледяной горке, а тормозил пятой точкой по камням.
Допотопный диктофон продолжал скрипеть кассетой. Артемий недоуменно смотрел на Ястребова. Совсем не такой реакции он ждал от следователя. Тот грустно, с некоторой жалостью, улыбался.
– Да-а… – сказал, наконец, Ястребов, поигрывая тесемкой на злосчастной папке. – Павел Сергеевич верно описал твое состояние. Очень верно…
– Это какой еще… – сдавленно произнес Артемий. – Павел Сергеевич?..
– Павел, Павел, – задумчиво сказал Ястребов. – Мы, конечно, предполагали, что ты заявишься, но не думали, что так быстро…
Вот, что имеют в виду, когда говорят: «все плывет перед глазами». И вправду – плывет. Ощущение – будто по голове треснули чем-то тяжелым. И водой окатили. Все эпитеты подойдут, все штампы…
Как же так… Выходит, его побег – фикция? Если тот, к кому он шел за помощью – заодно с Хозяином, то что же тогда остается?
Артемий обхватил голову ладонями и тихо рассмеялся, раскачиваясь из стороны в сторону. Ястребов продолжал улыбаться. На столе за компанию скалилась картонным клапаном предательская папка.
Как весело. Обхохочешься…
– Я же предупреждал, – назидательно сказал Ястребов. – Есть связи, которые до добра не доводят.
– Какие связи вы имеете в виду? – поинтересовался Артемий.
– Со всякими… силами, – многозначительно сказал Ястребов. – Я бы сказал – не очень светлыми…
– По-моему, увлечение оккультизмом не является уголовно наказуемым, – мрачно ответил Артемий.
– Конечно, – кивнул Ястребов. – Если при этом не приносятся человеческие жертвы… Вы понимаете, о чем я?
Артемий похолодел:
– На что это вы намекаете?
– Я не намекаю, гражданин Котлин, – сухо сказал Ястребов. – Речь только о фактах. Ну, что, будем сознаваться?
Артемий провел языком по сухим губам. Просто не верится…
– Вы что же, хотите повесить на меня то, что твориться в лагере? – проговорил он.
– Отчего же – «повесить»? – укоризненно сказал Ястребов. – Павел Сергеевич предоставил кое-какие видеоматериалы. Есть показания свидетелей…
Как это мерзко – чувствовать собственное бессилие. Хочется кричать, биться головой об стену, плакать… Все это не имеет никакого смысла – когда за тебя берутся профессионалы, а дело хорошо смазано деньгами.
– Классика жанра, – произнес Артемий мертвым голосом. – Из меня делают козла отпущения…
– Ну-ну! – скривился Ястребов. – Все по закону. К тому же, следствие в самом начале. Дело может повернуться совсем другим боком. Если вы не будете совершать необдуманных поступков. Вы понимаете меня?
Артемий поймал взгляд Ястребова – прозрачный, холодный, как стекло.
– Понимаю…
– Мне кажется, все-таки, не очень понимаете, – покачал головой Ястребов. – Поэтому сегодня мы вас не отпустим. Посидите в камере, подумайте о жизни. О смерти тоже подумайте… Это шутка. Я тоже подумаю, как поступить лучшим образом. Дело непростое, тут спешка ни к чему…
Ястребов говорил размеренно, будто убеждая в чем-то самого себя. Наверное, нелегко жить вот так, постоянно твердя себе, что делаешь правое дело, что все творимые тобою мерзости оправданы неким высшим благом. Не каждый на такое способен, тут нужен особый талант …
В одиночной камере хорошо. Не в том смысле, что хочется остаться здесь надолго. Просто нет этих полосатых толп, вони и храпа. Человеку иногда нужно побыть в одиночестве, пусть даже и в «одиночке». Не зря ведь многие великие идеи рождались именно в камерах. Впрочем, великие маньяки тоже дозревали в таких условиях…
Артемий не долго пребывал одиночестве. Едва успел задремать на узкой скрипучей койке, как отвратительно загромыхал дверной засов, заскрипела дверь и потянуло сквозняком.
К нему подсаживали сокамерника. Мелькнули хмурое лицо охранника, лязгнул металл…
Когда дверь за спиной нового соседа закрылась, и вернулась способность соображать, по телу пробежал мороз.
– Здравствуй, – широко улыбнулся сокамерник. – Не ждал?
– Как… Почему?!..
Хороший вопрос. Кому пришло в голову подсадить сюда не кого-то – даже не убийцу, маньяка, садиста – а именного ЕГО.
Переходящего дорогу.
Никаких сомнений – это он. Хоть и видел его Артемий лишь единожды, мельком, не считая плохих фотографий – сомнений не было.
Вот он, стоит, с интересом оглядываясь. Будто и не в камере вовсе, а в каком-нибудь музее. В нелепом плаще, будто вокруг него всегда одна и та же погода – промозглая беспросветная осень…
– Удивлен? – произнес Переходящий и присел на голую койку напротив.
Тихо усмехнулся:
– Ведь ты хотел меня видеть. Что-то не вижу радости.
Артемий не знал, что сказать. Вряд ли этого странного человека взяли где-то за неправильный переход улицы. Может, это какая-то хитрая игра? Но зачем?..
– Ты мне не веришь… – Переходящий склонил голову на бок. – Не вопрос – могу уйти. У меня много дел…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
