— Она очень красива, госпожа, одета по французской моде, в платье с пышными юбками, и волосы у нее напудрены, — вздохнул евнух.
От изумления Хюррем широко раскрыла глаза. Она подала евнуху руку, и тот помог ей встать и проводил в верхний парк, в жилые помещения Топкапы.
Несмотря на беспокойство, Хюррем бросилась в свои покои и посмотрелась в зеркало, чтобы убедиться — она выглядит достойно. Она причесалась и надела ожерелье, которое подарил ей Сулейман, перед тем как отправиться в поход. Поспешно надушилась жасминовой водой и пощипала себя за щеки, чтобы они зарумянились.
— Какая она, Шафран?
Евнух ответил:
— Гостья с севера очень красива, но ей далеко до той, что сейчас услаждает мой взор.
Хюррем улыбнулась и еще несколько раз провела щеткой по волосам. Задумчиво стряхнула с панталон и рубахи травинки, но затем, передумав, сорвала с себя одежду. Шафран подошел к сундуку, извлек оттуда струящееся платье изумрудного атласа и помог фаворитке одеться. Хюррем снова причесалась; волосы каскадом рассыпались по ее спине. Затем она вышла в свою гостиную.
Гостья в изящной позе сидела на диване; ее пышные юбки струились и падали на пол так роскошно, что у Хюррем захватило дух. Она залюбовалась тонким шелковым лифом, обильно украшенным вышивкой. Вырез платья полуобнажал грудь. Манеры гостьи изобличали ее зрелость, искушенность и уверенность в себе. Высокий белый туго завитый парик, обильно посыпанный пудрой, скрывал волосы гостьи. Хотя она была одета по французской моде, лицо женщины закрывала вуаль — дань стамбульским обычаям.
Но, несмотря на вуаль и на то, что прошло десять лет, Хюррем сразу узнала гостью.
— Марьяна! — закричала она, радостно бросаясь к ней.
— Александра, милая! — воскликнула Марьяна, поднимая вуаль и бросаясь на шею подруге детства.
Хюррем обнимала Марьяну целую вечность, и прошедшие годы словно растаяли. Они долго сидели молча. Им не нужны были слова. Обе прекрасно понимали, что чувствует другая. Щеки Хюррем стали мокрыми от слез. Они плакали, не стыдясь, и любовались друг другом.
Евнух Шафран, сидя на полу, заваривал чай в медном чайнике. Женщины продолжали плакать, прижимаясь друг к другу. И только когда чай вскипел и Шафран подошел к ним с двумя кубками, наполненными дымящейся жидкостью, Хюррем жестом велела Марьяне пересесть на мягкий диван. Они по-прежнему крепко обнимали друг друга; кубки они приняли, кивнув в знак благодарности, но не сводили друг с друга глаз.
Они пили чай и разговаривали тихим шепотом. Шафран вышел, чтобы приготовить им фрукты к ужину, но, когда вернулся, они были по-прежнему погружены в беседу. Хюррем продолжала крепко держать Марьяну за руку. Небо все больше темнело; в покоях зажгли факелы и светильники, а они продолжали обмениваться рассказами о том, как провели последние десять лет жизни. Хюррем горделиво проводила Марьяну в спальню и показала той своих спящих сыновей. Марьяна растроганно заулыбалась.
— У меня есть и красавица дочка, Михримах, — прошептала Хюррем. — Сейчас она во дворце в Эдирне, готовится к своему… будущему.
Затем Хюррем вывела Марьяну в свой отдельный двор. Там подруги сели на скамью, заваленную подушками, окруженную душистыми кустами, и выпили еще сладкого чая, который подал им Шафран.
— Я так горжусь тобой, милая, — сказала Марьяна. — Не у всех есть такая знаменитая подруга.
Хюррем покраснела от смущения:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Александра… то есть Хюррем… Слава о тебе идет далеко за пределы этих стен. Я провела несколько лет в Милане и Париже, мой любимый по-прежнему часто выходит в море, а также совершает набеги на прибрежные районы Средиземного моря. Так вот, даже в Милане и Париже ты — личность известная. Многие цитируют строки из твоих писем королю Польши… Твои советы по укреплению власти в провинциях способствовали переменам даже за пределами Османской империи. На Западе считают, что ты держишь в своих руках власть над султаном Сулейманом Великолепным. В самом деле, твоему положению завидуют многие европейские короли и знатные люди. О тебе пишут книги и трактаты… По месту твоего происхождения тебя называют Роксоланой.
— Роксолана… — тихо повторила Хюррем, глядя подруге в глаза.
Шафран принес им еще чаю, который они быстро выпили. Их беседа затянулась глубоко за полночь. И только когда засияли первые холодные лучи октябрьского солнца, обе замолчали и еще долго сидели молча, прижавшись друг к другу.
Через несколько минут Марьяна улыбнулась и разомкнула губы, как будто собиралась сказать что-то еще, но замялась. Легкий ветерок шуршал листвой и ветками окруживших их кустов.
— Милая, — прошептала Марьяна наконец, — я должна сообщить тебе кое-что еще. Я бы ни за что не простила себя, если бы промолчала…
Хюррем прижалась к Марьяне и улыбнулась:
— Ах, как зловеще! Что же такое ты хочешь мне сказать?
Марьяна подняла пальцами подбородок Хюррем и с любовью заглянула подруге в глаза.
— Дариуш жив.
У Хюррем захватило дух. Сердце остановилось. Глаза наполнились слезами, она непроизвольно вздрогнула.
— Во время того набега на Львов его тяжело ранили, но он выжил. Несколько месяцев его выхаживала тетушка Барановская, а потом он отправился искать тебя, дорогая. Он шел по следу караванов через Карпаты, а затем спустился по Дунаю к Черному морю. Как-то в приморской деревушке, пока мой любимый торговался с капитаном восточного каравана, я бродила по базару, выбирая ткани и специи. Дариуша я разглядела в толпе покупателей. Лишения и усталость измучили его. Он пытался купить плащ, который защитил бы его предстоящей зимой. Конечно, я бросилась к нему, и мы по-дружески обнялись. Я знала, что ты отправилась дальше, в Стамбул, но больше мне ничего не было про тебя известно. И он пошел по следу. Иногда он пишет тетушке Барановской; она жадно ждет от него вестей о тебе. Ей очень хочется снова прижать тебя к груди.
Хюррем стало трудно дышать; она прижала руки ко рту и молчала.
Марьяна обняла подругу и покачала ее, прижав к груди.
— Знай, Хюррем, твой Дариуш сейчас совсем рядом. Он живет в Стамбуле почти десять лет. Его приняли в число личных телохранителей султана Сулеймана Великолепного, но он мечтает освободить тебя и вернуться во Львов. Здесь ему дали имя Давуд… Дорогая, он жив.
Хюррем ахнула и продолжала недоверчиво смотреть в глаза подруги.
Глава 86
Сулейман, Ибрагим и Давуд, скользя, спускались по крутому склону под проливным дождем; вокруг них в лагере продолжали рваться снаряды. Янычары вступали в стычки с отрядами венцев, выбежавших на вылазки. Они прокрались между шатрами под покровом ночи.
