Воланд так убедительно говорил, что на мгновенье Томас поверил, что все просто лицемеры, ведь их же родные искалечили им жизнь, лишив будущего. Но он быстро отбросил эти предположения, вспомнив своих родителей и дядю.
— Даже не думайте, что ваши родители примут вас обратно, когда узнают, кто вы на самом деле. У этих камней плохая репутация и ваши мамы и папы первые приложат свою руку, чтобы уничтожить вас, а всё, потому что этого захочет народ, — твердил своё Воланд и Томас понял, что он следит за его размышлениями.
Невозможно было выдержать его пронзительно взгляда, и мальчик невольно отвернулся в сторону. Его слова с каждым разом ранили всё больнее, и Томасу было трудно вместить в себя всю эту горькую правду. Ему хотелось сейчас умереть, нежели быть врагом для своих же родителей и быть всеми отвергнутым. Ведь на родине он был всеобщим любимцем, как и его друзья.
— Мы предлагаем вам выгодную сделку, места на пьедестале, о которых мечтают многие в вашей стране, нужно только сделать несколько шагов к победе, — продолжал Воланд.
— Нам не нужен ваш пьедестал, и мы не станем помогать вам в завоевании Вильяреаля, даже если она уже не является нашей страной. Лучше сразу убейте нас и делайте с камнями всё что захотите, но мы никогда не будем с вами заодно.
— Я вовсе не собираюсь вас убивать, одного раза было достаточно. Вы все нужны нам живыми, и хотите вы или нет, мы используем вас в своих интересах.
— Мы не станем вам подчиняться!
— Ну, тогда Джек и малютка не проживут больше и минуты, так что лучше хорошенько подумайте, прежде чем принимать категорическое решение. Я вовсе не хочу с вами враждовать, а наоборот объединить наши силы. Общими усилиями мы можем соединить два могущественных народа, и в распрях больше не будет нужды.
— Не думаю, что ангелы захотят с вами родниться!
— Ничего, мы их заставим, а потом они нам ещё спасибо скажут. Так что подумайте над моим предложением, ну а пока вы будете думать, мы подкорректируем ваше воспитание. Год вы будете учить то, что мы посчитаем нужным, а потом поговорим о партнёрстве.
Томас хотел было что-то ему возразить, но двери внезапно распахнулись, и в комнату ворвался Наблюдатель.
— Хозяин, к нам пожаловал незваный гость, думаю, вы захотите с ним разобраться, — сообщил он, стремительно приближаясь к ним. Подойдя к Воланду, он склонился над ним и что-то прошептал ему на ухо, после чего тот просто вскипел от злости и вскочил со своего кресла.
— Хорошо! Отведи мальчишку к остальным…, а дальше ты знаешь, что делать, — приказал Воланд и быстро покинул комнату.
Как только он ушёл, кресло бесцеремонно выпихнуло Томаса и Наблюдатель, схватив его зашиворот, поволок в коридор. Впоследствии, дети узнали, что незваным гостем оказался мистер Смит.
В соседней комнате Нора выслушивала такие же предложения от своей тётки, которая была не такая вежливая и сдержанная, как Воланд. Она была чуть старше её матери и как только Нора её увидела, у неё сразу возникло к ней отвращение. Высокая блондинка с холодными, синими глазами и строгим лицом была одета в чёрный, длинный плащ-платье, которое сильно облегало её худощавую фигуру, да и декольте было слишком глубоким. Когда Наблюдатель забрал у девочки плащ и оставил её стоять перед грозной родственницей в одних грязных лохмотьях, Селина неодобрительно молча, рассмотрела Нору, как товар в магазине. Видимо, она совершенно не воспринимала её как живое существо. Ну а после того, как Нора отказалась от ее предложение, ей бы совсем пришлось туго, если бы в комнату не вошёл Наблюдатель и не сообщил ей тоже, что и Воланду.
Вместо того чтобы отвести её в гостиную, где по идеи должны были находиться остальные, Наблюдатель потащил её куда-то вниз по винтовой лестнице. Пройдя узкий, провонявшийся сыростью и плесенью, тёмный коридор, они вошли в мрачную комнатушку. Как и в коридоре, здесь были каменные стены, но воняло не сыростью, а сажей и дымом, словно в кузне. В комнате находилась только огромная печь, возле которой стоял железный стул с ремнями. На первый взгляд комната походила на камеру пыток и Нора подумала, что её сейчас будут наказывать за непокорность. Возле печи также стоял грязный от сажи верзила в драных штанах и железной маске, которая полностью скрывала его лицо.
— Что ещё одну нужно обработать? — со зловещей ухмылкой прорычал он.
— Да, только не делай этой кукле слишком больно, она сильно нервная, — произнёс Наблюдатель, потащив Нору к ужасному стулу.
Нора невольно вспомнила слова надсмотрщика и Наблюдателя, которые говорили о том, что рабам здесь ставят метки, а им должны были поставить особенные. Девочка тут же принялась яростно вырываться из цепких лап Надлюдателя, но они были словно стальные. Она кусалась и царапалась, но он никак не реагировал на её бурные протесты.
— Не нужно мне ставить это клеймо, сжальтесь надо мной!! — умоляла Нора, но Наблюдатель был непреклонен.
Как игрушку он кинул её на стул пыток, а ремни крепко приковали к нему свою жертву. Кат в маске надел толстые перчатки и большими щипцами вытянул из печи круглую печатку с ручкой. Всё произошло очень быстро, — её худенькое запястье пронзила жуткая боль от сильного ожога, от которого остался красный знак в виде летучей мыши с черепом на спине. Уже потом, через несколько дней он почернел и дети надели на руки повязки, чтобы не было видно этого клейма.
После того, как Нора перестала душераздирающе кричать, Наблюдатель освободил её от ремней и повёл обратно наверх, где запер в одной из комнат. Ничего не замечая вокруг себя, Нора упала на большую кровать и рыдала, пока её не одолел сон.
Прошло уже несколько дней, — никто толком не знал сколько именно. Детей держали на одном этаже, запертых в разных комнатах, так как они отказывались что-либо делать. У них забрали все вещи, и в том числе, эльфийские кулоны. Хорошо, что эликсир они оставили у Корнелии на сохранении. Из комнат сбежать было невозможно, так как они были без окон, а возле дверей дежурили Чистильщики. Три раза в день детям заносили безвкусную пищу, иногда заходил Наблюдатель, чтобы узнать, не изменилось ли их решение, но те упрямо отказывались подчиняться. Однако тишина и мрачная обстановка сильно давили на детей, а закрытое помещение сводило с ума.
В один из тоскливых дней, когда Наблюдатель в очередной раз зашёл в первую очередь к Томасу, тот начал упрашивать его пустить их повидаться с Джеком и Валерией, а он, в свою очередь поговорит с друзьями о предложении императоров. Наблюдатель молча выслушал его просьбу, и так ничего не сказав, вышел из комнаты, а вечером того же дня он вернулся.
— Императоры позволили вам увидеться только с Джеком, но только если вы примите их предложение, — сообщил он и Томас пообещал, что постарается убедить остальных, хотя сам и не собирался этого делать.
Наконец-то дети увиделись друг с другом и, хотя их заковали, попарно, в цепи они были рады, что выбрались из своих камер. Тюрьма, где держали Джека, находилась в соседней башне с прожектором. Когда они вышли из замка, то дети сразу почувствовали, что в Авалоне наступила зима. Мороз стоял такой сильный, что зуб на зуб не попадал. Вокруг, куда не глянь, везде сновала охрана, а в чёрном небе кружили огромные стервятники и побег был не реальным. Пройдя через охрану, Наблюдатель повёл детей по старому, висячему мосту к башне-тюрьме. Детей трусило от холода, как в лихорадке, а Наблюдатель чувствовал себя превосходно в одном костюме.
— Не волнуйтесь, вы никогда не заболеете, а к здешним морозам вы вскоре привыкните и не будете его просто ощущать, как я, — заявил Наблюдатель, даже не обернувшись к детям, которые, закутавшись в тёплые плащи, с трудом продвигались по дырявому мосту. Когда они приблизились к мрачной, чёрной, как сама ночь башне без единого окна, то дети не увидели здесь никаких ограждений с колючей проволокой или острыми шпилями. Кроме Чистильщиков и стервятников возле входа, здесь больше ничего не было. Охранники пропустили посетителей вовнутрь, где было ещё хуже, чем снаружи.
Наблюдатель снял со стены факел и повёл детей на самый верх по винтовой лестнице, на которой даже не было перил. На самом верхнем этаже находились камеры с заключёнными. За решётками из толстого металла сидели измученные и голодные невольники, и невозможно было разобрать кто из них человек, а кто бывший житель Вильяреаля. Закрывая нос платком, Наблюдатель быстро прошествовал вдоль камер, стуча по решёткам тростью, чтобы заключённые отошли от них. С интересом смотря на чистых и опрятных детей, рабы неохотно прятались вглубь своих мрачных камер.
В конце коридора находился отсек для особых заключённых, в который они и направлялись. Здесь были только четыре камеры с тонкой решёткой, но которая от высокого напряжения пылала опасным, красным цветом и весь отсек гудел как трансформаторная будка. Когда дети вошли следом за Наблюдателем, мощная дверь за ними с грохотом закрылась, и было слышно, как заскрежетало множество замков. Джек сидел в последней камере, так как их экскурсовод остановился в конце отсека и ждал когда подтянуться все дети. Прижавшись к друг другу, дети пошли к нему, стараясь не смотреть, кто сидит в камерах. Однако Луисана, которая шла последняя вместе с Дэвидом заметила в одной камере знакомое лицо и невольно уставилась на заключённого, — она едва узнала в нём друга отца. Мистер Смит весь избитый и измученный был прикован тяжёлыми цепями к сырой стене. Он с трудом открыл опухшие глаза, когда дети проходили мимо его камеры. Он тоже узнал их, но не мог даже двинуться, а его рот был заклеен и он, просто молча, провёл их взглядом.
