— Я очень благодарен вам, графиня, за помощь, — тихо произнес шевалье, когда их экипаж пробирался назад по узкой и уже совсем темной улочке. — Надеюсь, что мне больше не придется беспокоить вас по этому поводу.
— Наоборот, шевалье, не стесняйтесь и беспокойте меня в любое время. Для этих людей еще многое предстоит сделать. И я очень не хотела бы оставаться в стороне.
— Но ваш супруг, миледи…
— Он ничего не должен знать об этом. Я полагаюсь на вашу скромность, шевалье.
Даниэль не сомневалась, что в будущем граф запретит ей подобные поездки, если только узнает о сегодняшней. А потому ей хотелось сохранить все в тайне. Сам Джастин честно выполнял обещание, шепотом данное ей во время венчания, и для Даниэль не составляло большого труда соблюдать клятву верности и послушания мужу. Но, узнав о сегодняшнем поступке жены, Линтон, несомненно, потребует безоговорочного подчинения, и ослушайся она, неизвестно, какие последствия это может иметь для их дальнейших отношений.
Д'Эврон молчал, погрузившись в свои не очень приятные мысли. Граф Линтон считался одним из лучших в Англии фехтовальщиков и еще более искусным стрелком из пистолета: ссориться с ним было опасно. Но шевалье гораздо больше беспокоило то, что в данном случае Джастин может счесть для себя унизительным вызывать на дуэль какого-то безродного французского эмигранта и просто отхлещет того плеткой. И никто его за это не осудит…
Когда экипаж остановился у подъезда дома Линтона, было уже почти шесть часов вечера. Молодая графиня явно нервничала. В семь супруги должны были ужинать, а потом ехать смотреть новую пьесу. Джастин, зная любовь жены к театру, старался не пропустить ни одной интересной постановки.
— В следующий раз нам надо будет все получше продумать, — сказала Даниэль, опираясь на руку шевалье и вылезая из экипажа. — И стараться управляться с делами до полудня.
— Вы правы, графиня.
Д'Эврон поднес руку Даниэль к губам и потом долго смотрел ей вслед. Она легко взбежала по каменным ступеням лестницы и дернула за шнурок звонка.
Бедфорд встретил госпожу низким поклоном. Даже если дворецкий и заметил что-то необычное в той спешке, с которой его молодая хозяйка взлетела к себе на второй этаж, этого нельзя было прочесть на его невозмутимом лице.
Даниэль ворвалась к себе в спальню, и навстречу ей сразу бросилась испуганная взволнованным видом хозяйки Молли.
— Скорее, Молли! — еле переводя дыхание, поторапливала девушку Даниэль. — Надо поскорее переодеться. Ой, только не дотрагивайтесь руками до моих сапог. Они все в грязи.
Молли схватила со спинки кровати полотенце и, стащив с его помощью сапоги с ног хозяйки, зажала себе пальцами нос. Спокойно вынести сразу же распространившийся по комнате отвратительный запах было невозможно. Но Даниэль продолжала ее торопить:
— Помогите мне сменить платье! Быстрее! И уберите подальше эти ужасные сапоги! Они провоняют всю комнату!
Даниэль повернулась спиной к Молли, и та принялась спешно расшнуровывать ее платье и расстегивать пуговицы. К смачным выражениям своей молодой госпожи она уже успела привыкнуть.
— Благодарю, Молли, — облегченно вздохнула Даниэль, когда платье было снято. — Остальное я сумею сделать сама. А вы займитесь сапогами…
…Домашние чуть не пропустили графа Линтона, позволившего себе на этот раз недостойную его положения и титула выходку — вернуться домой пешком. Джастин сам отпер входную дверь, никем не замеченный прошествовал через холл и стал подниматься по лестнице на второй этаж. Тут ему навстречу выскочила Молли, державшая в вытянутых руках грязные сапоги. Граф остановился и удивленно посмотрел на девушку. Смутившись, та принялась что-то быстро объяснять, но говорила настолько сбивчиво и запутанно, что граф только пожал плечами и пошел дальше.
В своей комнате Джастин застал Питершама, который чуть ли не единственный из всей прислуги поджидал хозяина. Когда граф появился на пороге, верный слуга старательно смахивал невидимые пылинки с его парчового вечернего костюма. Питершам помог Линтону стянуть сапоги и осторожно снял с могучих плеч хозяина роскошный синий камзол. В этот момент из-за ведущей в комнату Даниэль двери донеслось глухое бормотание, напоминавшее сдержанные ругательства. Граф улыбнулся и, как был — в рубашке и носках, вошел к жене. С первого взгляда Джастин понял, в чем дело. Даниэль, с пунцовым от напряжения лицом, отчаянно пыталась справиться с корсетом и кринолином. Услышав звуки шагов за спиной, она обернулась:
— А, вы уже дома, милорд! Эти идиотские шнурки и тесемки запутались в узел, и я не могу с ними справиться!
— Ай-ай-ай! Как нехорошо с их стороны! — покачал головой Джастин и, подойдя к супруге, встал за ее спиной. — А где же Молли?
— Сейчас вернется. Я попросила ее принести мне чашку чаю.
Из груди Даниэль вырвался вздох облегчения, ибо шнурки и тесемки, наконец, распутались. И тут же на пороге появилась Молли. Более неудачного момента для появления она не могла себе выбрать. Взгляд графа с удивлением скользнул по ней: ожидаемого подноса с чаем в руках у Молли не было.
— Молли, вы забыли про чай, — быстро произнесла Даниэль, бросая на девушку выразительный взгляд. — Впрочем, это не имеет значения, все равно у нас нет времени. Я лучше бы выпила легкого вина. Вам не трудно принести мне бокал, милорд?
Джастин утвердительно кивнул головой и направился в свои апартаменты, где у него хранились графины с красным вином, портвейном, ликерами и разными сортами коньяков. Налив бокал, он вернулся в спальню жены.
Даниэль, одетая в шелковый халат, сидела за туалетным столиком перед зеркалом. Молли делала ей прическу.
— А, спасибо, милорд, — поблагодарила она графа, одарив его лучезарной улыбкой. Однако дурное настроение Джастина от этого не улучшилось. У него появилось сильное подозрение, что разбойница жена где-то успела серьезно напроказить. Говорить с ней на эту тему в присутствии Молли и Питершама было бесполезно и к тому же неприлично. Но ничего, она будет у него на глазах весь вечер, так что расследование надо просто отложить до более удобного момента.
Но получилось так, что после спектакля граф потерял всякий интерес к дневным проделкам супруги. За ужином Даниэль говорила так много, быстро и умно, что Джастин едва успевал отвечать. Речь шла исключительно о только что просмотренной пьесе, и это очень радовало графа. В последнее время Линтон изо всех сил старался доставлять жене именно те удовольствия, которых она долгие годы была лишена. И для начала Джастин начал вывозить ее в театр. Сидя рядом, он искоса наблюдал, как реагирует Даниэль на происходящее на сцене. Та весело смеялась, ударяя ладонями по коленкам, во время комедий и фарсов, глубоко переживала вместе с актерами каждое слово, когда давали трагедию. И вообще превращалась в ребенка, впервые попавшего в чудесный мир фантазии.
