На Западной Украине, в Галиции большинство украинцев принадлежало к Грекокатолической Церкви. Ее глава, митрополит Львовский Андрей Шептицкий, лично спасал евреев во Львове и в беседах с различными людьми категорически осуждал холокост. Львов был занят германскими войсками 30 июня 1941 г. И уже утром 1 июля тысячи проживавших в городе евреев были согнаны украинцами в немецкой форме во двор тюрьмы и почти все там расстреляны. На следующий день украинская вспомогательная полиция, подчиненная оперативной группе СС, также участвовала в еврейских погромах. Некоторые из преследуемых, среди них раввин Давид Кахане и сын убитого раввина И. Левин, нашли убежище в резиденции митрополита, где они пережили эту акцию[678]. Пример Андрея Шептицкого вдохновил и грекокатолических монахов. Они укрывали евреев в своих монастырях.
В феврале 1942 г. Шептицкий обратился с письмом к Гиммлеру, в котором протестовал против того, что «украинских вспомогательных полицейских принуждают расстреливать евреев». В ответе рейхсфюрера СС говорилось, что митрополит не должен вмешиваться в дело, «которое его не касается». 29 августа 1942 г. митр. Андрей в другом своем письме воззвал к высшему моральному авторитету своей Церкви — папе Пию XI: «Сегодня вся страна едина в том, что германский режим, возможно, еще большее зло, чем большевистский, и является почти дьявольским… Число убитых евреев в нашей маленькой стране перешагнуло через 200 000… В Киеве было за несколько дней ликвидировано 130 000 мужчин, женщин и детей». Митрополит обозначил нацистский режим как «систему лжи, обмана, несправедливости, грабежа, карикатуру всех идей цивилизации и порядка… систему преувеличенного до абсурда национального шовинизма, ненависти ко всему хорошему и прекрасному». Папа на это драматическое письмо не ответил[679].
Шептицкий и позднее продолжал протестовать против уничтожения евреев. Показательна его беседа с французским публицистом украинского происхождения Всеволодом Фредериком в сентябре 1943 г. Последний работал на германское Министерство иностранных дел, и подробная запись беседы поступила в целый ряд нацистских ведомств. Один из главных упреков митрополита немцам заключался в «бесчеловечном отношении к евреям». Митрополит заявил, что только во Львове было убито 100 000, а на всей Украине миллион, и привел пример, когда один молодой человек признался ему на исповеди, что «однажды ночью во Львове он лично убил 75 человек». Согласно записи беседы Фредерик возразил: «Разве не представляет еврейство смертельной опасности для христианства, которому оно несет гибель. Митрополит согласился, но остался при мнении, что уничтожение евреев является недопустимым»[680]. Можно упомянуть также издание Шептицким страстного пастырского призыва «Не убий». Однако значительная часть его паствы была настроена резко антисемитски, и пример митрополита не оказывал на них должного воздействия.
Часть юго-западной Украины в годы войны была занята румынскими войсками. Эта территория в церковном отношении окормлялась Румынской Церковью, позиция которой по отношению к евреям в годы войны была настороженно-недоброжелательной, но без одобрения их уничтожения. Это видно, например, из отчета руководителя оперативного штаба ведомства А. Розенберга доктора Цейса о поездке в Бухарест в июне 1944 г.: «Православная национальная Церковь занимает содействующую позицию. Она враждебнее к евреям, чем Римская Церковь, но, с другой стороны, также отстаивает не нашу точку зрения. Два года назад она запретила крещение евреев, что, конечно, не исключает отдельных случаев крещения евреев с помощью подкупа. Сельское население настроено определенно антиеврейски. Население Бухареста индифферентно»[681]. В целом же влияние Румынской Церкви на украинское население, которое справедливо видело в ней орудие румынизации, было не очень велико.
Тема «Церковь и холокост», несомненно, требует дальнейшего изучения. Особенно важно узнать подробнее о праведниках-христианах, которые, иногда ценой своей жизни, спасали евреев. Увы, большинство их имен до сего времени остаются неизвестными.
ГЛАВА III
Религиозное возрождение на оккупированной территории СССР
1
Феномен экзархата Московской Патриархии в Прибалтике
Религиозная ситуация в различных регионах оккупированной части СССР, как и германская церковная политика в них, при наличии основных общих черт все же отличалась определенным своеобразием. Поэтому следует подробно рассмотреть ее на отдельных территориях. По-своему уникальной являлась ситуация в Прибалтике и на Северо-Западе России. Это был единственный регион, где сохранился и даже вырос экзархат Московской Патриархии во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским).
Прибалтийские республики Литва, Латвия и Эстония только в июле 1940 г., после занятия их советскими войсками, вошли в состав СССР. На их территории проживало 510 000 православных, объединенных в 400 приходов (в Латвии 164, Эстонии 164 и Литве 72), имелось 6 монастырей. Но только Литовская Церковь, которой в 1924–1940 гг. управлял митрополит Елевферий (Богоявленский) оставалась к 1940 г. в юрисдикции Московской Патриархии. Эстонская же Православная Церковь в 1923 г., а Латвийская в 1936 г. были приняты в юрисдикцию Константинопольского патриарха. Так как это было сделано без канонического отпуска Московской Патриархии, последняя никогда не признавала законность данного акта. В августе 1940 г. Синод, а затем и глава Латвийской Церкви митрополит Августин (Петерсон) под давлением значительной части мирян и духовенства ходатайствовали о воссоединении с Русской Церковью. В том же месяце с подобным ходатайством обратился и глава Эстонской Церкви митрополит Александр (Паулус). В конце 1940 г. в Прибалтику в качестве полномочного представителя Патриархии выехал архиепископ Сергий (Воскресенский). Сначала главой православных приходов Латвии и Эстонии был назначен митрополит Елевферий, но 1 января 1941 г. он скончался, и новым митрополитом Литовским, а с 24 марта 1941 г. и экзархом всей Прибалтики стал архиеп. Сергий. 28 марта 1941 г. митрополиты Августин и Александр в кафедральном соборе Москвы публично принесли покаяния в грехе раскола и были приняты в литургическое общение[682].
Владыка Сергий не эвакуировался при приближении германских войск, а остался в Риге. Существуют самые различные версии, объясняющие этот поступок. Русский эмигрантский историк В.И. Алексеев полагал, что экзарх вследствие своих антикоммунистических убеждений накануне вступления немцев в город спрятался в подвале собора и не был найден там секретарем — приставленным к нему «агентом НКВД», позднее расстрелянным за эту неудачу[683]. Согласно гораздо более аргументированному предположению профессора Д.В. Поспеловского, митрополит Сергий стремился подготовить почву Местоблюстителю и Московскому церковному управлению на случай, если немцы победят или, по крайней мере, захватят Москву, чтобы сохранить епископат в новых условиях, а также предотвратить юрисдикционный хаос[684]. Нельзя полностью сбрасывать со счетов и свидетельство Э.И. Лисавцева о том, что экзарх специально был оставлен органами НКВД в Риге, но почти сразу же на долгий период утратил связь с советским подпольем[685].
Действительно, некоторые священнослужители Русской Церкви, оставшиеся на оккупированной территории, использовались советской разведкой. Так, один из ее руководителей, П.А. Судоплатов, совсем недавно писал: «Уместно отметить и роль разведки НКВД в противодействии сотрудничеству немецких властей с частью деятелей православной церкви на Псковщине и Украине. При содействии одного из лидеров в 30-х годах „обновленческой“ церкви житомирского епископа Ратмирова и блюстителя патриаршего престола митрополита Сергия нам удалось внедрить наших оперативных работников В.М. Иванова и И.И. Михеева в круги церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории. При этом Михеев успешно освоился в профессии священнослужителя». От него поступала информация в основном о «патриотическом настрое церковных кругов»[686]. Возможно, и экзарх имел определенные контакты с советской разведкой. Во всяком случае, представляется вероятным, что он остался в Риге с санкции Патриаршего Местоблюстителя. Это подтверждается их близкими личными отношениями и обдуманным, энергичным характером действий митрополита Сергия (Воскресенского) в первые месяцы после начала оккупации.
Ему сразу же пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Вскоре после захвата Риги митрополит Августин (Петерсон) объявил прежний Синод действующим и 20 июля направил германским властям просьбу о разрешении восстановления автономной Латвийской Православной Церкви под юрисдикцией Константинопольского патриарха и выдворении из Латвии «большевистского ставленника», «агента ЧК», экзарха митрополита Сергия. Подобным образом события развивались и в Эстонии. 8 июля германские войска вошли в г. Печоры, а уже 17 июля настоятель местного эстонского православного прихода Петр Пякхель издал циркуляр, называя себя в нем благочинным Печорского округа, поставленным новыми гражданскими и военными властями и требуя прекратить на богослужениях поминовения экзарха и возносить только имя митрополита Таллинского Александра (Паулуса) с титулом всея Эстонии. После взятия немцами Таллина, 28 августа он ездил к митр. Александру и узаконил свое благочиние, а позднее был хиротонисан в сан епископа. Митрополит Таллинский 14 октября 1941 г. также объявил себя «ответственным главой Церкви»[687].
