Негативно относились к экзархату и другие чиновники РМО. Например, его представитель при группе армий «Север» 9 декабря 1941 г. писал руководителю главного отдела политики министерства Лейббрандту: «Назначенный в советский период в Ригу московскими властителями экзарх Сергий был оставлен на своей должности военной администрацией и также пришедшим затем гражданским управлением в результате, по-моему, ошибочного мнения, что эту церковь можно было бы использовать в борьбе против большевизма… Мы скорее должны приветствовать сопротивление эстонцев [Сергию]. По-моему, для нас является важным тот факт, что с созданием охватывающих обширные территории церковных организаций в дальнейшем возникает фронт против немцев. Эта опасность существует, если мы допустим или, может быть, даже поддержим церковные организации выше рамок прихода. Тогда через некоторое время мы окажемся перед фактом, что в различных рейхс- или генерал-комиссариатах существуют утвердившиеся церковные организации, которые имеют естественные намерения расширить свою власть, вспоминая о времени, когда православная церковь полностью господствовала во всей частной и общественной жизни народов восточного пространства». При этом представитель РМО полагал, что его точка зрения согласуется с направляющей линией министерства — «коричневая папка, страница 29, абзац IV» и «экземпляр № 10, Остланд, страница 2 и З»[695].
Экзарху уже в начале июля удалось установить контакт с командованием группы армий «Север» и сделать предложение направить миссионеров в занятые российские области. В середине августа со стороны соответствующих служб вермахта было получено разрешение на создание «Православной миссии в освобожденных областях России». В целом германская военная администрация проявляла гораздо более терпимый подход к Русской Церкви, чем гражданская.
Организация миссионерской работы на Северо-Западе России стала главным в деятельности митрополита Сергия в годы войны. Он взял на себя попечение о религиозных нуждах православного населения областей, прилегавших к экзархату, вполне законно, так как митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) оказался в блокированном Ленинграде: «Мы почли долгом своим на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, — писал в 1942 г. экзарх, — чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни, и для этой цели направили туда миссионеров из экзархата, духовенство которого большевики, за короткое время своего владычества в прибалтийских странах, не успели полностью уничтожить»[696].
Посылая священников в районы Ленинградской области, владыка Сергий давал им определенные указания поминать на богослужениях митрополита Алексия и не включал местные приходы в свой экзархат. Деятельность так называемой Псковской миссии будет подробно освещена в следующем параграфе. Именно указанная миссионерская работа являлась одной из основных причин сохранения экзархата, так как в этом проявило заинтересованность командование группы армий «Север».
Под давлением Восточного министерства митр. Сергий был все же выслан из Риги в Литву. 23 февраля 1942 г. рейхскомиссар Лозе отправил митрополиту предписание к 5 марту 1942 г. выехать в Вильно (Вильнюс). Одновременно руководство православными приходами в Латвии было передано викарию экзарха епископу Мадонскому Александру (Витол)[697]. Таким образом, экзархат формально не был ликвидирован и митр. Сергий продолжал негласно возглавлять православную церковную жизнь во всей Прибалтике.
В Латвии около 70 % православных верующих составляли русские, и митрополита Августина поддержали немногие. Митрополит Сергий 24 февраля 1942 г. уволил пытавшегося отколоться архиерея за штат, а 15 июня наложил на него церковный запрет, хотя полного формального разрыва не было. Нового раскола в Латвии так и не произошло. Церковную ситуацию в этом генерал-бецирке в начале 1942 г. хорошо передают сообщения оперативных команд полиции безопасности и СД. В одном из них, от 2 февраля, говорится, что на стороне митр. Августина только 2 священника, большинство же представителей духовенства осуществленным разрешением балтийской схизмы полностью довольно и склонность этих священников к их русским соплеменникам, а также заинтересованное участие в судьбе военнопленных очевидно. В другом сообщении от 24 апреля 1942 г. указывалось: «Благодаря миролюбивым рукам епископа Александра Мадонского состояние внутри православной церкви нормализуется. Лишь маленькое меньшинство сторонников Августина все еще пытается выйти на передний план и при этом во всем поддерживается националистическими латвийскими кругами. Большинство русских верующих и также спокойно настроенные латвийско-православные круги сегодняшним развитием очень довольны»[698].
Восточное министерство вплоть до лета 1942 г. оставалось на своих прежних непримиримых позициях. Так, 16 мая 1942 г. его глава — А. Розенберг в своей речи перед генерал- и гебитскомиссарами в Риге заявил: «Русская православная церковь была политическим инструментом власти царизма и теперь наша политическая задача состоит в том, чтобы там, где существовала русская церковь, образовать другие церковные формы. В любом случае мы будем препятствовать, чтобы великорусская православная церковь господствовала над всеми народностями… Следовало бы, далее, обдумать введение латинского шрифта вместо русского. Поэтому также целесообразно, если какие-то церкви останутся по возможности ограниченными областью одного генералкомиссара… Для Эстонии и Латвии тоже является целесообразным, чтобы у них были свои собственные национальные церкви»[699].
В аналитической записке ведомства Розенберга, предположительно датируемой началом июня, эта оценка проблемы православия в Прибалтике выражена еще яснее: «Православная церковь была привнесена в Эстонию и Латвию посредством насилия и хитростью царизма и еще сегодня представляет опору чужеземного русского влияния. Поэтому с православием необходимо бороться и в конечном итоге устранить его»[700].
Однако вскоре, под давлением командования вермахта, прибалтийских служб СД и руководства рейхскомиссариата «Остланд», РМО было вынуждено отложить реализацию своих планов полной ликвидации православия в Прибалтике до конца войны.
18 июля 1942 г. в канцелярии Лейббрандта состоялось совещание, на котором он заявил, что полное разделение верующих по национальному признаку в Прибалтике не предусматривается. Православные Церкви в Эстонии, Латвии и Литве, являясь русскими культурными учреждениями, должны оставаться именно русскими и как чуждые концепции жизненного пространства в дальнейшем будут перемещены в планируемый «рейхскомиссариат Москва». В Белоруссии же, наоборот, следует предохранять Православную Церковь от русского влияния[701]. Таким образом, в случае победы Германии все православные верующие Прибалтики, в том числе эстонцы, латыши и литовцы, были бы выселены на восток.
Об этом же говорилось в циркулярном письме рейхскомиссара «Остланд» от 19 июня: «Напротив, экзархат православной церкви в прибалтийских генерал-бецирках должен остаться. Православная церковь должна рассматриваться в прибалтийских генерал-бецирках в качестве чужеродной организации. В подходящее время она будет удалена из прибалтийского пространства на восток. Именно для того, чтобы ясно показать прибалтийским народам, что принадлежность к православной церкви находится в противоречии с их включением в европейскую культуру, является желательным оставление в этой церкви русского руководителя. Необходимо постепенно, но целеустремленно добиваться, чтобы представители прибалтийских народов выбывали из православной церкви. Это, однако, ни в коем случае не будет достигнуто, если окажется допущено образование собственных Эстонской и Латвийской православных церквей и их отделение от православных русских… Кроме того, дать православной церкви в Прибалтийских генерал-бецирках возможность продолжить оттуда свою пропагандистскую работу в областях группы армий „Север“»[702].
В результате временное существование экзархата было официально разрешено, и митрополит Сергий смог вернуться в Ригу. В Латвии он никакой серьезной оппозиции не встретил, митрополит Августин (Петерсон) остался почти в полном одиночестве (при этом германская администрация старалась различными способами удалить 50 000 латышей из Православной Церкви).
Иначе дело обстояло в Эстонии, где русские приходы составляли лишь 25 %. Там уже много месяцев шла открытая и упорная борьба. Еще 14 октября 1941 г. митрополит Александр заявил, что он «был признан государственной властью единственным главой Эстонской Церкви», и угрожал привлечением не подчинившихся ему к ответственности. Действительно, митрополита активно поддерживали созданные под эгидой германских местные эстонские органы управления, которые развернули целую кампанию угроз и репрессий против русских священников и мирян. Подобными методами значительную часть из них временно удалось запугать и заставить молчать. Только русским приходам и монастырю в Печорском районе удалось остаться в составе экзархата Московской Патриархии. Кроме того, о своей верности митрополиту Сергию заявил епископ Нарвский Павел (Дмитровский), но его лишили возможности управления почти всеми прежде подчиняющимися ему приходами. Владыка неоднократно резко протестовал, но ситуация не менялась. Экзарх в свою очередь тоже протестовал против действий митрополита Александра и подал заявление германским органам власти с просьбой не препятствовать воссоединению Эстонского епископата с экзархатом и запретить вмешательство в это дело местной эстонской администрации. Его усилия долгое время также оставались безуспешными[703].
