Он кивает и обнимает её за плечи.
Боль есть боль, и иногда даже богатых и могущественных наёбывают. Я хочу ненавидеть Блэкбёрна, но не могу. Для этого он слишком жалок, а его жене слишком хреново. Но часть меня всё ещё хочет снести ему башку. Из-за него умерли все те люди. Из-за него умерла Пэтти. Та моя Сэндмен Слимовская часть, что перебила дюжины знатных семейств, хочет отыграться на его шкуре. Но здесь не Ад, и я больше не полноценный Сэндмен Слим, не больше, чем полноценный Люцифер. Займусь всякими Тедди. Этими трусливыми монстрами. Монстр знает о другом монстре, а настоящий монстр знает, кто из них должен умереть.
При виде меня Кэнди вылезает из машины. Я дышу лучше, но иду медленно.
— Что там произошло?
— Забыл дать горничной чаевые, и она застелила кровать коротким одеялом.
— Ты в курсе, что весь в крови?
Я опускаю взгляд на рубашку и доспехи. Я в полном раздрае. Если бы я не был мной, но, наверное, встревожился бы.
— Не волнуйся. В основном она Каира.
— Ты держишься за бок.
— Меня пару раз щипнули, но я в порядке. Просто болит.
Она открывает дверь «Метро».
— Садись в чёртову машину. Едем в клинику.
Я качаю головой.
— Я еду к Тедди Остербергу. Я не позволю этому трупоёбу ещё кого-нибудь убить. Если собираешься принимать участие в моих делах, тебе придётся понять, что так иногда бывает. Я и раньше истекал кровью и получал травмы, но это ни черта не помешает мне закончить работу.
Она уходит, разворачивается и снова возвращается.
— Ты такой долбоёб. Держу пари, ты никогда не останавливаешься и не спрашиваешь дорогу.
— Если бы я останавливался и спрашивал дорогу, я бы не оказывался так часто в Аду, и в чём, в таком случае, веселье?
Кэнди садится в машину, что неплохо, потому что земля дрожит и раскрывается в том месте, где она стояла. Я подхожу к краю дыры.
— Черри, не сейчас.
— Девочка в ярости. Ты должен спасти нас.
— Здесь наверху тоже. Она не остановится, пока я не доберусь до Тедди, так что заползай обратно в свой ящик и спрячься.
— Если ты не убьёшь её, я никогда не оставлю тебя в покое. Я вытащу из-под тебя пол, и брошу тебя так глубоко, что ты станешь калекой…
Я сажусь в «Метро», пока Черри продолжает говорить. Травен выглядит слегка встревоженным.
— Ты говорил с дырой. Зачем?
— Иногда нужно напоминать покойникам оставаться покойниками. Возможно, я её обидел. Переживёт.
— Кто?
— После того, как мы разберёмся с Тедди, я всё вам расскажу. А теперь, пожалуйста, можем мы просто попиздовать отсель?
Травен заводит машину и отъезжает от Блэкбёрнов, направляя нас в Малибу.
— Почему мы так сильно ненавидим Тедди, что должны ехать туда прямо сейчас, вместо того чтобы подлатать тебя?
— Тедди убивает людей и съедает их, и не знаю, в таком ли порядке он это делает. И если он продолжит убивать мечтателей, миру конец.
Травен кивает.
— Понимаю. Но, может, мы могли бы остановиться и хотя бы достать тебе бинты?
— Кроме того, Тедди, кажется, имеет вкус к детям.
Травен останавливает машину.
— Ведите, Отец.
— Прошу прощения. Я не могу просто оставить тебя истекать кровью. У меня в багажнике есть полотенца. Ты можешь хотя бы остановить кровь.
— Отлично.
Травен открывает багажник, и Кэнди хватает пару полотенец. Я засовываю их под доспех. Давление приносит облегчение, но я не могу не поразмышлять на тему, что Травен не хочет, чтобы я залил всё заднее сиденье его машины.
Пока Травен ведёт, Кэнди протягивает руку между сиденьями и пожимает мою окровавленную руку. Я пожимаю в ответ.
Что я должен думать о ком-то вроде Тедди Остерберга? Я хочу убить его, но я хочу понять его. Возможно, это делает меня слабым. Возможно, это эгоизм. Тедди хладнокровный убийца-сукин-сын. Я хочу посмотреть ему в глаза, скрестить пальцы и надеяться, что не увижу в ответ себя. Какой это буду я? Старк? Сэндмен Слим? Люцифер?
Как бы сильно ни ненавидел я этого парня, не могу избавиться от образа тех шкур адовцев, вяло болтающихся по всему дворцу в Пандемониуме. Может, в этом и заключалась шутка с самого начала. Я со всей праведной яростью преследую упыря, но, оглядываясь назад на всё, что я творил, что, если я тоже там, грызу черепа вместе с Тедди? Просто ещё один влюблённый в покойников упырь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я многое о себе скрывал от Элис, и я скрыл от Кэнди то, чем занимался в Аду. Я знаю монстровую часть себя. Люблю её, и ненавижу её. Иногда стыжусь её. Я не хочу быть Тедди, сидящим в одиночестве на холме, окружённым лишь призраками и трупами. Быть настоящим монстром довольно легко, когда ты сам по себе, но не особо, когда тебе есть что терять. Когда всё закончится, я отвезу Кэнди обратно в «Шато Мармон», напьюсь и расскажу ей длинную историю о том, как провёл летние каникулы в Аду. Я должен был сделать это раньше. Одно дело поздравлять себя с тем, что спас от мук Дикого Билла и, возможно, парочку других душ, но совсем другое — посвящать кого-то, кто думает, что знает тебя, в свои грязные тайны о телах на виселицах и влажных шкурах, развевающихся как флаги на Четвёртое Июля. Вот как не стать Тедди. Всё выложить, и пусть другие решают, хотят ли побродить с вами по кладбищу или сесть на автобус обратно в город.
Слава Богу, что есть виски, иначе мир был бы столь полон тайн, что под их тяжестью мы бы улетели на Солнце.
Входная дверь открыта, когда мы добираемся до особняка Тедди в Малибу. Небо перестало пульсировать. Теперь облака вращаются, как воздушные торнадо, собираясь в единое воронкообразное облака размером с небо, а затем распадаясь на островки мини-смерчей, скользящих по поверхности океана. Когда мы подходим к двери, градом обрушивается дождь из рыб, птиц и гладких океанских камней. У нас не остаётся выбора, кроме как забежать внутрь или остаться без мозгов.
Как и в первый раз, когда я был здесь, внутри темно, как в мавзолее. Мы оставляем дверь открытой, чтобы было хоть немного света, но там не на что смотреть, кроме тонких столов в фойе и костяных скульптур Тедди. Я достаю.45 и направляюсь в одну из боковых комнат, чтобы отыскать хозяина.
Я оставил полотенца в машине. Трудно запугивать людей с торчащими из-под рубашки уголками белого пушистого полотенца. Я чувствую немного жидкости в груди, когда делаю глубокие вдохи. Возможно, пуля воткнулась в лёгкое. Доспех помогает мне держаться, но при каждом кашле появляется кровь. Кроме Тедди, больше всего я беспокоюсь о том, чтобы Кэнди её не увидела. Была бы у меня Царская водка. Эта штука будет получше бассейна с пенициллином.
Мимо моего уха пролетает что-то маленькое. За моё плечо хватается рука и соскальзывает вниз по спине. Когда я оборачиваюсь, Кэнди лежит на полированном мраморном полу.
— Вау. Она действительно нефрит. Я не был уверен.
Я опускаюсь на колени рядом с Кэнди. Прижимаю пальцы к её горлу. Она по-прежнему дышит, а сердце бьётся. Я оглядываюсь по сторонам в поисках источника голоса.
— Эта штука ничего не сделает обычным людям, но для нефритов она как кураре. Полностью парализует. Потрясающая вещь.
Я медленно поворачиваюсь, пока Тедди трещит, вслушиваясь, где он может быть. Я слышу, как он перезаряжает пистолет с транквилизатором, но из-за эха в фойе его трудно засечь.
— Ты собираешься весь день забавляться со своим пистолетом, или что делать?
— Возьми меня, — отвечает он.
Травен наклоняется рядом со мной и говорит: «Там». В темноте у меня получается разглядеть у подножия широкой лестницы кого-то с поднятыми руками, словно в кино сдающегося грабителя банка. Я бросаюсь на него. Снаружи шлёпаются и разбиваются рыбы и камни, и я мысленно представляю, как Тедди падает на землю и раскалывается вместе с ними. Возможно, я сброшу его с крыши.
Я падаю. Но это не совсем падение. Скорее будто я кусок железа, притянутый магнитом размером с Аризону. Я приземляюсь на раненый бок на большой квадрат брезента, выкашливая впечатляющий фонтан крови. Что-то прижимает меня к полу, словно двухтонные кандалы. Мне трудно перевести дыхание, так что я в любом случае сомневаюсь, что смог бы сейчас стоять.
