колдуньи – это не только борьба добра со злом, но и, прежде всего, борьба с самой собой. «Каждый день тебе придется принимать нелегкие решения», говорила Денизе, и была совершенно права.
– Ты хочешь пойти на поводу у духа? – воскликнула Эйна.
– Это сделка. И сделка справедливая – одна жизнь против десятков жизней. Смерть убийцы в обмен на жизнь десятков невиновных.
– Но мы даже не знаем, говорит она правду или нет!
– Именно это я и собираюсь узнать.
До заката оставалась лишь пара часов. Объединив силы, они попытались прорвать защиту пе-нангглан, но только заработали головную боль, стиснувшую виски раскаленным обручем. После поражения в борьбе за разум оскверненного, которого Кэйле пришлось убить, очистив его душу, это послужило очередным уроком и доказательством – сила белой колдуньи не безгранична. Сейчас, когда в схватку вступила магия смерти, побороть ее она не смогла.
Вернувшись в дом Лаладж, Кэйла снова зажгла свечу и вызвала Сана Хан. Однако теперь ее целью была не Лаладж, а Альяда. Используя алтарь, кинжал, которым, по мнению жителей, убила себя колдунья, и перемазанную в звериной крови статуэтки Шантарес, Кэйла создала энергетический шлейф. И не удивилась, когда дверь дома, к которому привел ее след, открыла Альяда.
– Вы убили ее? – воскликнула она.
Свечу в руках Кэйлы Альяда явно восприняла как часть некоего ритуала по изгнанию духа. Глаза ее горели надеждой, былая опустошенность покинула лицо. Кэйла смотрела на Альяду, и видела перед собой убийцу. А за ее спиной, похоже, стоял виновник разыгравшейся трагедии – темноволосый высокий мужчина с мужественным лицом. Слова невесты заставили его побледнеть.
Кэйла пыталась понять его, но не понимала. Да, Лаладж мертва, но если он так любил ее, то почему остался с Альядой? Или Лаладж принимала желаемое за действительное, и сила его любви к ней была не так уж и велика? И все же на его лице застыла печать горя и утраты – потухший взгляд, тень на лице, казалось, разучившимся улыбаться.
– Нет, это ты ее убила, – хрипло сказала Эйна. – И теперь она ждет не дождется, когда сможет прийти за тобой.
Альяда отступила на шаг, инстинктивно хватаясь за кулон, висящий на шее – круглый медальон со странными знаками.
– Бессмысленно отпираться, – предупреждая ее слова, обронила Кэйла. – Следы, оставленные на крови, внутренностях и кинжале, которым убили Лаладж, привели нас сюда.
– Я… не хотела… – едва шевеля губами, прошептала она.
На Бейда было больно смотреть.
– Ты… Так это ты! Ты так убивалась по Лаладж, что заставила меня поверить, будто она и в самом деле была тебе дорога! Как дорога была мне…
На лицо Альяды вернулись краски. Глаза зло сверкали.
– Я знала все о вас двоих, знала с самого начала. Бейд, она же просто околдовала тебя! Она тебя приворожила! Я сделала это ради нас, потому что Лаладж хотела нас разлучить!
Она бросилась к жениху, но он грубо ее оттолкнул.
– Я не был околдован. Я по-настоящему ее любил, – безжизненно сказал Бейд.
Альяда заплакала, заламывая руки.
– Я только хотела, чтобы Лаладж выгнали из города, я не думала… что все закончится так.
– Ты безумна! Это ты убедила город в том, что она – темная колдунья, ты виновата в том, что последние месяцы ее жизни превратились в кошмар!
– Я просто думала, что она околдовала тебя!
– И поэтому ты ее убила?
– Я не хотела ее убивать! Я пришла к ней, велела уезжать из города – знала, что, благодаря кулону, она мне вреда причинить не сможет. Но я не думала, что все так повернется! Мы поссорились, я вышла из себя. Не помню, как ее толкнула. Она ударилась о столик – это была случайность! Я испугалась… мне ничего не оставалось делать…
– И ты резала ее вены, когда она уже была мертва… – Глаза Бейда сверкали холодной яростью, на скулах играли желваки.
– Сейчас, став пе-нангглан, Лаладж очень сильна, – вмешалась Кэйла в разворачивающуюся драму. – Она будет убивать, пока не заполучит то, чего больше всего жаждет – своего убийцу. Лаладж не может добраться до вас, пока на вашей шее висит родовой кулон. И, боюсь, что у нас нет выбора.
Возможно, Кэйла бы колебалась, если бы трагедия заключалась лишь в том, что Альяда случайно, из слепой ревности, убила Лаладж. Но то, что она сделала потом… Как резала ей руки, как рисовала на стене надписи призыва Шантарес, как потрошила несчастное животное, выкладывая его внутренности на алтарь для жертвоприношений… Все это не укладывалось у нее в голове. Нет, Альяда не чувствовала себя виноватой. Ее вел лишь страх быть пойманной на убийстве.
Альяда вскрикнула, сжимая кулон в ладони так крепко, что побелели костяшки пальцев. Лицо ее исказилось страхом.
– Ты не можешь, я же знаю… Ты – белая колдунья, тебе нельзя убивать.
– Тебя никто из нас и не убьет, – сказал Бейд за ее спиной.
Обеими руками взялся за цепочку и, с легкостью преодолев сопротивление Альяды, тянущей кулон на себя, разорвал. Поймав взгляд Бейда, Кэйла кивнула ему. Он понял ее с полувзгляда и подбросил цепочку в воздух.
Кэйла протянула руку, сделала едва уловимое движение… и родовой кулон Альяды охватило белое пламя. Она застонала от отчаяния, глядя на осыпающиеся на пол хлопья белого пепла – все, что осталось от ее амулета. Кэйла знала, что этим обрекает ее на смерть, и отдавала себе отчет в том, что делает. Альяда – убийца, и она не достойна жить, если из-за нее умрут невиновные. Это суд, вершить которой предстоит погибшей Лаладж.
В тот же миг показалась пе-нангглан. Она появилась из ниоткуда, просто возникла из воздуха. Пролетела мимо Бейда, лишь на несколько мгновений задержавшись рядом с ним. Он, обычный человек, не мог видеть ту, что дарила ему сейчас нежный и любящий взгляд.
Когда Лаладж оказалась рядом с Альядом, ее лицо разом переменилось, исказилось яростью и ненавистью, не знающей границ. Она схватила свою убийцу за волосы и опрокинула навзничь. Потащила за собой, как тряпичную куклу, тогда как ее собственные ноги даже не касались земли.
– Что происходит? – кричала Альяда. – Лаладж, это ты? Лаладж, прошу тебя…
Бейд схватился за виски, похоже, едва удерживаясь от того, чтобы не закрыть уши ладонями, отрезая от себя вопли бывшей невесты. На его лице была написана
