– Ты не должна поощрять его, – посоветовала она. – Бо может быть ужасным насмешником.
– Он производит очень приятное впечатление.
– Просто типичный избалованный богатый мальчик, – возражала сестра. – Но он сойдет… пока что.
– Что ты имеешь в виду, говоря «пока что»?
– А что, по-твоему, я имею в виду? Только не говори мне, что обещала выйти замуж каждому парню, который был у тебя на протоке. – Ее глаза подозрительно сузились. – Сколько у тебя было молодых людей?
– Не так уж много.
– Сколько? – настаивала она. – Если мы намерены стать сестрами, то должны поверять друг другу сокровенные подробности нашей жизни. Но, может быть, ты не хочешь быть такой сестрой?
– О нет. Я хочу.
– Итак, сколько?
– В общем-то, только один, – призналась я.
– Один? – Некоторое время она пристально рассматривала меня. – Ну, тогда это был очень горячий и серьезный роман. Так?
– Мы очень любили друг друга, – вздохнула я.
– Насколько это «очень любили»?
– Так сильно, как только могли, я думаю.
– Значит, ты с ним делала это? Все до самого конца?
– Что?
– Ну, ты знаешь… у вас были сексуальные отношения?
– О нет, – сказала я. – Мы никогда не заходили так далеко.
Жизель наклонила голову и смотрела на меня очень недоверчиво.
– Я думала, все кайенские девушки теряют свою невинность еще до тринадцати лет, – заявила она.
– Что? Кто сказал тебе такую глупость? – быстро возразила я. Жизель отпрянула назад, будто я ударила ее по лицу.
– Никакая не глупость. Я слышала это от многих людей.
– Ну, значит, все они лжецы, – горячо заявила я. – Конечно, кайенские девушки довольно часто выходят замуж совсем молодыми. Но только те, что не идут работать или не хотят поступать в колледж. Учатся они не так много, как здесь, но…
– Значит, это правда. Во всяком случае, перестань защищать их. Они купили тебя, когда тебе был всего один день от роду, ведь так? – вспыхнула Жизель. Я отвела взгляд, чтобы она не могла заметить слезы, навернувшиеся у меня на глазах. Какая ирония. Это ее купили, и купила креольская семья, а не кайены.
Но я не могла сказать ни слова. Я могла лишь проглотить правду и держать ее внутри себя. Только эта правда грозила вырваться из заточения и выплыть из моего рта на гребне волнения, вызванного горячим спором.
– Во всяком случае, – продолжала Жизель более спокойным тоном, – молодые люди будут считать, что ты более искушенная, чем, очевидно, есть на самом деле.
Я взглянула на сестру со страхом.
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты делала с этим единственным, преданным мальчиком? Вы хотя бы целовались и обнимались? – Я кивнула. – Ты раздевалась, по крайней мере, частично? – Я покачала головой. Жизель состроила гримасу. – А вы целовались французским поцелуем… ну, знаешь, – быстро добавила она, – соприкасаясь языками? – Я не могла припомнить, случалось ли это со мной. Мое раздумье было достаточным, чтобы убедить ее, что этого не было. – Ты позволяла ему оставлять следы поцелуев на коже?
– Нет.
– Хорошо. Я тоже ненавижу это. Они сосут, пока не получают удовольствия, а мы должны расхаживать с этими безобразными пятнами на шее и груди.
– На груди?
– Не беспокойся. Я научу тебя, что нужно делать. А пока, если Мартин или кто-то еще станет слишком настойчив, просто скажи ему, что у тебя месячные, поняла? Ничто не утихомиривает их так быстро, как это. Пошли, – скомандовала она. – Давай пойдем посмотрим на вещи, которые купила тебе мама. Я помогу тебе выбрать, что надеть сегодня вечером.
Я последовала за сестрой в дом, мои шаги во дворике звучали значительно неувереннее ее шагов, а сердце билось робкими тяжелыми ударами. Мы с Жизель были так похожи, что могли смотреть друг на друга и считать, что смотримся в зеркало, но внутри мы были совсем разные, даже более разными, чем птица с кошкой. Я раздумывала, сможем ли мы вообще найти общее, чтобы сблизиться и стать настоящими сестрами.
Многие вещи, купленные для меня Дафной, удивили Жизель. Затем, когда она немного подумала, ее удивление обратилось в ревность, а затем в гнев.
– Она никогда не покупала мне таких коротких юбок, если только я не устраивала истерику, и эти расцветки, она всегда считала их слишком яркими. Мне нравится эта блузка. Это несправедливо, – ныла она. – Теперь я тоже хочу новые вещи.
– Дафна решила купить мне одежду, которая отличалась бы от твоей. Она думала, что тебе не понравится, если в дополнение к нашим похожим лицам у нас будут и одинаковые наряды, – объяснила я.
Все еще дуясь, Жизель приложила к себе одну из моих блузок и осмотрела себя в зеркале. Затем бросила ее на кровать и открыла ящики шкафчика, чтобы рассмотреть мое белье.
– Когда я купила себе такой же комплект, она сочла его слишком сексуальным, – сказала девушка, держа на весу короткие легкие шелковые вещи.
– Я никогда не носила ничего подобного, – призналась я.
– Хорошо, я заимствую эти трусики, эту юбку и эту блузку на сегодняшний вечер, – твердо сообщила мне Жизель.
– Я не возражаю. Но…
– Но что? Сестры делятся вещами друг с другом, ведь так?
Я хотела напомнить ей о мерзком разговоре утром на лестнице, когда я застала ее возвращающейся с бала. Она говорила, что никогда не позволит мне заимствовать ее красивое красное платье. Но потом я сообразила, что разговор был до того, как отец побеседовал с Жизель. Он действительно повлиял на ее отношение ко мне. А потом я вспомнила еще кое-что, что сказала Дафна.
– Дафна не одобряет, когда девушки обмениваются вещами. Она так сказала, – сообщила я Жизель.
– Предоставь мне волноваться по поводу матери. Она высказывает очень много разных мыслей, а потом идет и делает прямо противоположное, – ответила моя сестра, просматривая блузки, чтобы решить, есть ли еще что-нибудь, что бы она хотела занять.
В результате на первом обеде, где мы собрались как семья, мы с Жизель были одеты в юбки и блузки одного фасона. Жизель посчитала, что было бы занимательно нам обеим уложить волосы во французский пучок. Мы одевались в моей комнате и сидели за моим туалетным столиком.
– Вот, – сказала она, снимая кольцо со своего мизинца и протягивая его мне. – Надень его на сегодняшний вечер. Я не буду надевать никаких драгоценностей – ведь у тебя ничего нет.
– Почему не будешь надевать? – спросила я и увидела озорной блеск в ее глазах.
– Папа хочет, чтобы ты сидела у него слева, а я, как обычно, справа.
– И что?
– Я сяду слева, а ты – справа. Давай посмотрим, узнает ли он подмену.
