— И что, вы решили эту проблему? — с интересом спрашиваю я.
Почему-то на этот вопрос хихикать начинают все трое.
— Конечно, нет! — говорит Саша. — Мы ее до сих пор решаем… Ну, не мы конкретно, мы пока учимся. Остальные.
«И поэтому, — додумываю я, — эти остальные не связываются с вами, убогие неразвитые расы. Недосуг».
— Ну что, — говорит Саша, — вы обещали нам подробный рассказ. Как вы пришли к строительству колонизационного корабля? Вы, выпускник кулинарного колледжа из захолустного городка с удаленной планеты?
Поражаюсь тому, что формулировка почти в слово в слово совпала с тем, как я сам недавно думал.
— Охотно расскажу, — говорю я, глядя на пульт своего кораблика. — Если загляните… ну, скажем, через три дня. У меня тогда в расписании будет два часа свободных…
Вообще-то, я хотел выделить эти два часа на свидание с Миа, но ей, наверное, тоже интересно будет встретить кентагирцев… Интересно, кем они предстанут перед нами двумя? Будут выглядеть для меня как люди с дедушкиного фото, а для нее еще как-то? Или она будет смотреть мою иллюзию?
— Двух часов мало, — не соглашается Саша. — Лучше сейчас расскажите.
— А сейчас мы через пять минут причалим, — объясняю я.
На самом деле странно, что нас уже не вызывает диспетчерский контроль…
— Не причалите, — возражает Саша. — Этот момент будет тянуться столько, сколько мы захотим.
— И гречка в котелке не закончится, — тоном искусительницы добавляет Наташа.
Только тут соображаю, что все еще держу котелок на коленях, и он все еще горячий.
— Ну раз не закончится… — улыбаюсь я.
А сам думаю — угу, такие хронофокусы, и они еще пытаются меня убедить, что не из будущего!
Я набираю воздуха в грудь и начинаю:
— Знаете, я всегда любил космос. В нем можно видеть во все стороны сразу, видно прошлое и будущее…
Эпилог (без правок)
Старший ответственный секретарь Дальгейн Саул-Раго стоит у окна.
Это — необычное окно. Оно единственное в комплексе Центра. Роль всех остальных окон играют экраны, это хорошо и правильно: любое отверстие в обшивке на космической станции создает уязвимость. Разумные же существа, произошедшие от животных, живущих на открытой местности, любят окна, и чем больше, тем лучше. Без окон они начинают хиреть и чахнуть.
На лицо противоречие, и лучший способ разрешить его — использовать вместо окон экраны, на который передается изображение с камер, размещенных на обшивке.
Однако так уж вышло, что Дальгейн предпочитает картину, полученную собственными несовершенными глазами, любой, даже самой искусной иллюзии.
У одного из его предшественников, говорят, был такой же заскок. Поэтому в огромном комплексе Центра одно настоящее окно все же имеется.
Оно расположено в неудобном и неочевидном месте: между башенкой-кожухом одной из малых антенн ближнего радиуса связи и клапаном сброса мелкодисперсных отходов. Как ни странно, последнее скорее преимущество, чем недостаток: если клапан открывается тогда, когда эта часть Центра в тени, то ничего не видно, а если тогда, когда станция находится напротив звезды, то шлейф мелких пылинок очень удачно подсвечивается, превращаясь в россыпь крошечных бриллиантов.
Про окно знают немногие. Не только Дальгейн, разумеется — еще и ближний круг его помощников и конфидантов. А также те из техников и обслуживающего персонала, которые наткнулись на окно случайно.
Но сейчас Дальгейн здесь один.
Центральная звезда сбоку от станции (или, точнее, станция занимает такую позицию относительно небесных тел в этой системе), что с одной стороны дает ему красивый вид на планету Ноль и ее лазурные океаны, а с другой — позволяет разглядеть звезды, а не засвеченный черный бархат вакуума.
Вселенную, какой она была сотни, тысячи, миллионы и даже миллиарды лет назад — у Дальгейна хорошее зрение, он видит многие светила, которые не смогли бы рассмотреть более близорукие расы, вроде соноранцев, лучше видящих под водой, или этих выскочек-землян.
Он знает, что спокойствие и равнодушие вселенной обманчиво. На самом деле, может быть, там, невидимые, уже крадутся сюда гигантские корабли неведомого противника, ощетиненные пушками непредставимой силы. Или подбирается иная напасть, которую он или аналитики Центра даже представить себе не могут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Теоретически, она может выскочить в любой момент, даже вот сейчас. Завоют сирены общего оповещения, вспыхнут аварийные лампы, раздастся шорох колес и лапок роботов-ремонтников и боевых ботов, спешащих на расчетные места…
Или вообще ничего не случится, просто станция начнет медленно таять, как сахар в теплой воде.
Или…
Привычным усилием воли Дальгейн останавливает возможное развитие катастрофических сценариев у себя в голове. Он знает, что постоянные мысли об этом до добра не доводят. Проблема в том, что он не параноик и не невротик. За его душевным здоровьем следят лучшие психологи его расы, а также один специалист, который специализируется на межвидовых проблемах. Нет, Дальгейн попросту реалист. Это-то и пугает его больше всего. С ментальным непорядком он бы работал и в конце концов победил бы его — как преодолел все прочие неблагоприятные обстоятельства в своей жизни.
— Старший секретарь? — раздается вежливый голос.
Дальгейн оборачивается.
Арсейни Враг-не-пройдет, молодая, но очень способная преи из «мирной армии Виоланны», как называет он про себя ставленников неугомонной адмиральши. Очень полезный кадровый резерв, хотя у многих головы забиты всякой романтической чушью. Однако эта вот оказалась достаточно способной, чтобы увидеть, кто и где приносит Содружеству — нет, жизни в Галактике — реальную пользу. На удивление быстро из нее получилась очень толковая референтка. Головокружительно быстрая карьера.
Кое-кто, быть может, скажет, что быть старшим секретарем секретаря — не бог весть какой итог пяти с лишним лет службы в Центре. И тем самым распишется в полном незнании реалий Содружества. Потому что если ты оказался под прямым началом самого Дальгейна за такой малый срок, то ты, безусловно, далеко пойдешь в этой жизни. Может быть, на место самого Дальгейна, а выше, говорят, уже просто некуда.
— Что-то случилось, Арсейни? — спрашивает Дальгейн.
Он не сомневается, что происшествие имело место. Его помощники знают, что время уединения у окна свято, и не стали бы беспокоить по пустякам.
— Пришли последние донесения со станции «Узел», по проекту грибницы, — отвечает Арсейни. — Вы просили докладывать немедленно, невзирая ни на что.
— Да, просил, — со вздохом Дальгейн отрывается от созерцания. Видно, не повезет — клапан не раскроется. — Рассказывайте, — говорит он.
Арсейни начинает доклад — короткий, но обстоятельный.
…— Самосознания у объекта, по всей видимости, нет, — говорит она. — Однако первые эксперименты по записи так называемых «мнемограмм». на разумы добровольцев дали непредсказуемый эффект — резкий, хотя и кратковременный скачок когнитивных способностей…
— Вспышки гениальности? — уточняет Дальгейн.
— Скорее, сверхвосприимчивости. Люди в короткие сроки разбирались с вопросами, с которыми до этого долго возились, совершали интуитивные скачки… В одном случае человек разрешил долго назревавшую проблему в личной жизни.
— Какую же? — Дальгейн — сафектиец, разумеется, ему интересны сплетни.
— Это соноранец, который до сих пор, вопреки обычаям своего народа, ни разу не был женат. Под записью мнемограммы он осознал, что испытывает влечение к коллеге три-четырнадцать, и начал ухаживание.
— Нор-Е и Мийгран? — пораженный, спрашивает Дальгейн. — Никогда бы не подумал!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мийгран? — Арсейни сверяется с записями. — Нет, девушку зовут Сайрони 896783, она старший инженер монтажа под началом Нор-Е, с ним вы угадали.
— А, — Дальгейн смущенно кашляет в кулак. — Ну да, разумеется. Больше одной три-четырнадцать в штате станции, о чем я думал… И, насколько я понимаю, эти озарения дали определенные результаты в проекте капитана Старостина?
