Он положил записку на тумбочку. На кровати уже засыпал Фасбиндер. Приказал распорядительнице, как только герр офицер проснется, вручить ему записку. Распорядительница была из немок. Она услужливо кивала в ответ. Предупредив ее, что за этого человека она отвечает головой, он поглядел на стоявшую в дверях комнаты служанку из псковитянок и потребовал, чтобы возле Фасбиндера дежурила она сама и чтобы к нему никого не пускала, пока он не проснется.
Фасбиндер проснулся часов в шесть утра. Не мог понять, где находится. В окно, завешенное темными шторами, било, стараясь прорваться внутрь комнаты, солнце. Отбросив шторы в сторону, Фасбиндер поморщился. Начал одеваться. Посмотрел на сифон с содовой, нацедил полный стакан и выпил. Увидав записку на тумбочке, прочитал. Неприятно покоробило Фасбиндера от мысли, что натворил он, видно, предостаточно.
В кабинет к штурмбанфюреру барон вошел, виновато опустив голову.
Штурмбанфюрер вежливо поднялся навстречу. Фасбиндер остановился посреди кабинета. Штурмбанфюрер положил ему на плечо руку и сказал даже ласково:
— Ну, не печалься, мой милый. С каждым бывает. Проходи, — и указал на кресло возле столика в противоположном углу от стола.
Они сели. На подносе стояли маленькие коньячные рюмки. Открыв тумбочку, штурмбанфюрер извлек оттуда бутылку французского коньяка и хрустальную посудину с разрезанным на дольки лимоном, посыпанным сверху сахарной пудрой.
— У тебя болит голова, — сказал штурмбанфюрер, откупоривая бутылку.
— Эта проклятая русская водка… — только и выговорил барон.
Они выпили. Фасбиндер заедал коньяк лимоном и ждал, что скажет ему штурмбанфюрер. Тот не торопился. О чем-то думал и тоже ждал, что барон заговорит сам. Но Фасбиндер не мог заговорить сам, потому что плохо помнил, что с ним было. Чувствовал, что надо начинать, и не мог. И тогда он сознался, потупив глаза, в этом. Штурмбанфюрер криво усмехнулся и тихо проговорил:
— Ты бредил каким-то славянским очарованием… Кто эта девка, которая вскружила тебе голову? — На «вы» он величал его редко, обычно в присутствии посторонних, так как сам хотя был и не дворянином, но имел капитал, считался видной фигурой в СС, а потому и в доме Фасбиндеров почитался как родной. Своей семьи у штурмбанфюрера не было — решил, вступив в 1923 году в национал-социалистическую германскую рабочую партию, как д е м а г о г и ч е с к и именовали германские фашисты свою организацию, что семья для него, борца за идеи Гитлера, явится только обузой. У Фасбиндеров он находил отдохновение от служебных дел и забот.
Фасбиндер без утайки рассказал обо всем, что случилось с ним до прихода в казино.
— Что же, получается неплохо, — резюмировал штурмбанфюрер. — А кто эта Валентина? Как ее фамилия? Где она живет?.. Понимаешь, разобравшись во всем этом, мы можем ответить на вопрос, с какой целью остался в городе Зоммер, и предрешить его дальнейшую участь. Прямых улик против него нет. Поэтому мы вынуждены к нему отнестись как ко всякому лояльно настроенному немцу-колонисту. Но… его могли оставить и большевики.
Фамилии Вали Фасбиндер не знал. Вынув из кармана записную книжку, нашел адрес.
Штурмбанфюрер прошел к столу и позвонил в гестапо. Оттуда сообщили о Вале, что она значится в списках опасных элементов и ее ловят. Штурмбанфюрер положил трубку. Сказал, торжествуя:
— Сейчас к твоей знакомой поедут с визитом. Подождем. Обещали позвонить. — И через паузу: — Эта девка… Морозова. Работала в горкоме. Отец ее старый большевик. Их ищут.
Фасбиндер налил рюмку и выпил, не закусывая.
— Черт возьми! — сказал он нервно.
— Ты, мой друг, везучий, — засмеялся штурмбанфюрер и, подойдя к столику, наполнил рюмки: — Давай выпьем за удачу.
Не чокаясь, они опрокинули рюмки в рот. Штурмбанфюрер снова заговорил:
— Теперь для меня все ясно. Тебе Морозова указала на Зоммера, очевидно, потому, что она смотрит на него как на изменника, и поэтому хотела уничтожить его нашими же руками. Но она не знала, что он уже был у нас… Просчиталась… Зоммер, теперь ясно по всему, ждал прихода нашей армии… Все говорит, что Зоммеру можно верить. А если он надежен, то такие люди не должны сидеть сложа руки, их надо использовать в интересах Германии максимально. Они лучше нас знают повадки здешнего населения.
Штурмбанфюрер замолчал. Снова наполнив рюмки, прошелся по кабинету. Глянул на часы. Остановился перед Фасбиндером.
— Хочется, мой милый, напомнить тебе вот о чем, — штурмбанфюрер помялся, подбирая слова. — Мне не безразлична твоя судьба. Поэтому я пекусь о тебе как могу. Вчерашний вечер… хорошо, что все так кончилось. Надо всегда помнить, что мы являемся отражением души фюрера, которая впитала в себя лучшие черты арийской расы. Поэтому здесь, в этой стране, куда мы пришли огнем и железом расчистить пространства для третьей империи, просуществовать которая, рассчитываем мы, должна минимально тысячу лет, — здесь мы должны вести себя осмотрительно, не терять своего достоинства, всегда помнить, что имеем дело с низшей расой, предназначенной волею судеб в конце концов на уничтожение. Отсюда, гоняться за русскими девками, я считаю, мягко выражаясь, унижением для себя. Мы, если нам это нужно, должны просто силой брать то, что поддерживает наш дух, укрепляет наши силы. Расе с голубой кровью провидением начертано стать владычицей этой земли. Оказаться на высоте понимания задач здесь, в России, может только тот из нас, кто раз и навсегда уяснит, что жизнь населяющих эти территории людей ничего не стоит и нужны они постольку, поскольку приносят нам какую-то пользу… Что так смотришь? Ничего, мой милый, природа жестока, следовательно мы тоже имеем право на жестокость… Мы победим при условии, если пойдем по аналогии от зверя. Запомни, большевизм, а точнее, марксизм — это есть величайшее заблуждение ума. Скоро, как только мы ниспровергнем Россию, ни у кого в мире не останется сомнения, что только национал-социализм — учение вечное и жизненное, потому что оно не питает иллюзий относительно всеобщего благоденствия, а прямо и открыто объявляет, что на планете место должно быть оставлено лишь для самой совершенной нации, то есть для арийцев, а внутри нее — для имущих групп общества. Все другие нации должны быть стерты с лица земли — и в этом высшее проявление разума, основанного на признании того, что борьба за существование идет и среди человечества. Не могу судить, гуманно ли это, но это — реалистично…
Штурмбанфюрер вновь наливал в рюмки коньяк, когда позвонили из гестапо. Взяв трубку, слушал. Корчил лицо, обиженно поглядывал на Фасбиндера. Положив трубку, сказал больше для себя, чем для Фасбиндера:
— Улизнула… Упустили птицу, которая и нам могла бы кое в чем помочь.
Он походил по комнате. Потом сел за стол, уставив на дверь глаза.
Фасбиндер смотрел на бутылку. Рассуждал, куда могла деться Морозова. Подошел к столу, сел на стул возле него и заговорил:
— Поскольку я ее упустил, то мне, очевидно, и надо за нее браться. У меня есть план. Будто ничего не зная, я возьму вина и закуски и поеду к ней домой. Ее там не окажется. Тогда я направлюсь к этому Зоммеру. Объясню, что… одному скучно… Может, что-нибудь выпытаю…
— Можно, конечно, начинать и с этого, — не дослушав, заговорил штурмбанфюрер. — Только не теряй головы. Помни, где мы находимся и для чего находимся… — И усмехнувшись: — Хоть ты, мой милый, у них и свой человек.
Они расстались.
Лакей Фасбиндера положил в машину сверток с покупками. Фасбиндер с шофером покатил к дому Морозовых. Дом оказался закрыт. Тогда он поехал в Запсковье к Зоммеру.
Оставив шофера в машине, обер-штурмфюрер пощупал в кармане вальтер и с покупками важно появился перед Соней, выскочившей на крыльцо. Следом за ней неторопливо выходил Зоммер. Сонина мать выглянула в дверь из кухни и скрылась.
— Хайль Гитлер! — четко выбросив руку, поприветствовал Фасбиндер Зоммера и, не дождавшись от того ответа, проговорил по-русски: — Добрый день, фрау. Прошу прощения, что пожаловал без разрешения.
— Что вы, что вы, господин офицер, — улыбаясь, проговорила Соня. — Мы так рады! Проходите.
Стол в комнате накрыли скатертью. Фасбиндер, вручив сверток Соне, сел с Зоммером на кушетку. По-немецки внушал ему, как должен приветствовать немец немца. После этого стал объяснять, тоже по-немецки, что, собственно, привело его сюда: хотел встретить вчерашнюю знакомую, Валю, но ее не оказалось дома, и вот… приехал к своим новым друзьям. Зоммер удивился, что Морозовой не оказалось дома. Предположил вслух, что она просто могла быть где-нибудь на берегу речки. Там она бывает часто. Фасбиндер засмеялся. Сказал, что к речке он не пошел, да и видно было весь берег. Дальше Фасбиндер вести разговор о Вале почему-то не стал. Он заговорил о делах на фронте. Бахвалился успехами немецких войск в России. Пожаловался, что дороги здесь оказались хуже тех, которые предполагали встретить. Поэтому война с Советской Россией вопреки планам затянется, пожалуй, на месяц с лишним. Зоммер делал вид, что это его не интересует: важно, мол, что победа будет за Германией. Сам же мучительно думал, что ему делать, чтобы помочь своим.
