противостояние с ним».
Внешне это успокоило Ельцина на несколько первых месяцев примаковского премьерства. Но окружение Ельцина и внедрившийся туда Березовский творили неприязнь к Примакову и раскол.
1998–1999 г. Назначение Примакова, конечно же, было чисто ситуационным. Никаких предшествующих планов его выдвижения не существовало. У президента не было выбора. Черномырдин рухнул. Распускать Думу самоубийственно. На очередных выборах, случись они после августовского краха, порождённого дефолтом, состав вновь избранной Думы будет в лучшем случаем таким же. В худшем, а он не исключался, непримиримая оппозиция получает конституционное большинство. Поэтому появился Примаков. Страна не могла пребывать в состоянии экономического хаоса. Примаков добился политической стабильности впервые с 90-го года, сформировав правительство с очевидным влиянием в его составе левых сил, при-чём на ключевых постах. Впервые левые контролируют экономику. Правительство оставило пять министров, сохранивших свои посты из прошлого правительства. Этот продуманный и мудрый шаг Примакова – очевидная возможность отклонить обвинения в продуманном полевении правительства.
Успехи нынешнего правительства – в пределах малых успехов правительства Черномырдина 1997 года. Они малозначительны и одномоментны. Подъёма нет, но спад замедлился.
Одна значимая частность. Президент принял решение о назначении Примакова в момент ухудшения состояния своего здоровья. Это уточнение крайне важно. Президент, принимающий решение в добром здравии и в момент устойчивого недомогания, – это как бы два разных президента, как и два разных решения.
Частность, которая стоит общего, причём общего судьбоносного. Вот причина столь частого отсутствия логики в решениях президента.
Примаков обеспечил политическую стабильность, нашёл общий язык с парламентским большинством. Он сделал то, что оказалось не под силу самому президенту страны за весь период его правления. И дело не в способностях. Дело в умелом выборе позиции.
Так уж повелось – весна в России время нервное. Весна 1999 года не стала исключением. Война в Югославии, политическая неврастения в России. Ежегодное послание президента Федеральному собранию – свидетельство трёх очевидностей: самочувствие президента заметно улучшилось, президент аттестует деятельность Примакова на посту премьера со сдержанной положительностью, и наконец третье – президент не поддерживает экономических позиций правительства, настаивает на продолжении экономических реформ и, что главное, причину экономических неудач видит не столько в ошибочных действиях предшествующего правительства, сколько в отказе со стороны Думы поддержать антикризисные меры, предложенные правительством Кириенко. Чем и был спровоцирован политический кризис. И как итог – президент не согласен с экономическим курсом нынешнего правительства, полагая, что его по существу нет. А значит, курс правительства в этом же направлении требует корректировки и кадрового обновления.
Ситуация накаляется. Интриги вокруг генерального прокурора (Скуратова) приобретают ещё большую остроту – президент не намерен отступать: прокурор должен уйти. Импичмент президента в силу этой возрастающей нервозности превращается в реальную угрозу. 9 апреля на встрече с президентами республик, входящих в Российскую федерацию, Ельцин конкретизирует свою позицию в отношении Евгения Примакова: «Пока Примаков устраивает, а дальше посмотрим».
10 апреля 1999 г. Примаков после заседания президиума правительства делает довольно раздражённо ответное заявление, в котором вступает в прямую полемику с президентом: «Не беспокойтесь. Я не собираюсь участвовать в президентских выборах. Я за своё кресло не держусь. Тем более что сроки моей работы обозначены: пока Примаков устраивает, а там посмотрим…»
Буквально через два дня, 12 апреля, происходит закрытая встреча президента с Примаковым. Никакого присутствия журналистов. Встреча продолжалась 55 минут. Разговор шёл на повышенных тонах. Президент дал понять, что не терпит полемики с собой, как свидетельствуют источники. Раздражённый президент внезапно прервал разговор и покинул кабинет, оставив Примакова в подавленном состоянии одного.
Спустя месяц ещё одна встреча – Примаков и президент – 13 мая. Она продолжалась 30 минут. Примаков покидает кабинет уже в качестве экс-премьера.
Случилась одна из самых абсурдных отставок. Она явилась приговором не Примакову, а президенту России Ельцину. Это было демонстрацией удручающей несостоятельности президента страны. Бесспорно, Примаков в максимальной приближённости в качестве человека № 2 в России был неудобен Ельцину – превосходящий президента в образованности, по политическому опыту, многомерности постижения жизни. Он был не «один из», а единственным и неповторимым в своём роде. И бесспорно, ревность к Примакову была главным, что побудило Ельцина сделать нелепый, а по сути унизительный для него самого шаг. Ушёл в отставку не новатор-демократ, не консерватор, нацеленный на эксперимент. Ничего подобного – в силу очередного президентского каприза оставил свой пост высококлассный профессионал, высокообразованный и почитаемый в обществе мудрый человек, не сделавший чуда, но сумевший унять истерику и вернуть обществу чувство душевного равновесия и политической стабильности.
Я часто задаю себе вопрос: почему мы не подружились. В те горбачёвские времена его движение по высоким этажам власти мешало сближению, мы находились достаточно отдалённо друг от друга. Открытые контакты появились на закате эпохи Ельцина. Примаков министр иностранных дел, Примаков премьер-министр, Примаков в свободном полёте, глава торгово-промышленной палаты России. Мы часто встречались, в этом была взаимная потребность. Он мог неожиданно задать вопрос: куда вы пропали?! В пору создания им клуба «Меркурий» при торгово-промышленной палате России, клуб стал интеллектуальной площадкой для общения совершенно разных людей, занимающихся экономикой, политикой, производством, наукой, образованием, международными проблемами. Примаков всегда председательствовал на заседаниях этого клуба. Всякий раз он открывал заседание, начинал дискуссию. А затем своим заключительным словом завершал её.
Да, он был другим человеком. Человеком вопреки. И во время своего внезапного и недолгого – восемь месяцев – премьерства он свою жизненную суть – «вопреки» проявил с корректной остротой, которая присуща только Примакову.
Олигархи не любили Примакова не только за его неангажированность. Ничей всегда опаснее, чем чей-нибудь. Олигархи, и не только, понимали, что опасным Примакова делает его информированность о средствах, которыми владеют олигархи, как и путях и методах, благодаря которым они добывались, и где они в данный момент находятся.
Появился премьер, который осознанно мог поставить задачу, как вернуть российские деньги, осевшие на счетах в зарубежных банках, что сулило олигархам значительные неприятности.
Срастание преступного мира с властью в России обрело угрожающие размеры. По последним официальным данным, заявленным соответствующими международными исследовательскими центрами, Россия входит в десятку самых коррумпированных стран мира. И реплика При-макова на заседании правительства при принятии закона об амнистии (дабы гуманизировать эту составляющую) весьма показательна: «Гуманизм гуманизмом, но нам надо освобождать места для тех, кого мы будем сажать за экономические преступления».
Через два дня на Экономическом форуме в Давосе премьер повторил эти слова, видимо, полагая, что бизнесмены и финансисты Запада воспримут эти шаги, как предполагаемое улучшение инвестиционного климата в России. Как эти слова восприняли западные предприниматели и фирмы – ещё вопрос. А вот как их восприняли российские олигархи, это очевидно – в штыки.
Буквально на следующий день после этого заседания правительства я оказался в
