Скажем прямо, какашку.
— Что это такое?
Осия принюхался.
— Надо полагать, яблочная колбаска. Подарок от Фрейи. Их тут десятка два. — Он поискал вокруг, достал нож и отрезал маленький кусок. — Попробуй.
Да, это вам не куриный бульон Йену не хотелось яблочной колбасы, ему хотелось отдохнуть и полечиться.
— Осия…
— Ешь.
На вид это было совершенно несъедобно, но когда Йен осторожно принюхался, он ощутил запах яблочного пирога, испеченного Фрейей и только что вынутого из духовки. Можно было подумать, что оболочка наполнена горячей начинкой, яблоками, запеченными с сахаром и корицей, с нежной, как желе, остывающей корочкой сверху.
Йен откусил кусок и едва не проглотил язык. От аромата и кисловатого вкуса яблок, от сладости и корицы его рот наполнился слюной, а терпкий привкус заставлял одновременно глотать побыстрее и желать, чтобы наслаждение длилось вечно.
Йен откусил еще кусок, потом еще, а потом, открыв глаза, увидел, что Осия предлагает ему оставшуюся часть.
Йену случалось совершать великодушные поступки, но в жизни ему не приходилось делать ничего благороднее, нежели отказываться от остатка яблочной колбасы.
— Поешь сам, — сказал он.
Осия покачал головой и положил остаток в ладонь Йену.
— Мне не поможет.
— Не поможет?
В смысле — не понравится?…
Нет, постойте-ка…
У Йена больше ничего не болело. Это он раньше сидел, тяжело ссутулившись, чувствуя, как горят плечи, словно их прошили раскаленной проволокой, как ноют виски и болят исцарапанные кровоточащие пальцы…
А сейчас… Пальцы больше не кровоточили: ранки затянулись, причем так основательно, что когда Йен прикоснулся к длинной царапине грязным обломанным ногтем, он обнаружил, что порез уже не болит, а чешется, словно струп вот-вот отпадет.
Он закинул в рот остаток яблочной колбасы и долго ее жевал, прежде чем проглотить.
Затем поднялся на ноги безо всяких усилий и помог подняться Осии.
— Что еще мне следует знать? — Голос Йена уже не напоминал хриплое карканье. И чувствовал он себя сильнее обычного.
Осия улыбнулся.
— Много что. Оставим пока в покое тот факт, что сады Идунн [29] растут в разных местах под присмотром кое-кого из Древнейших, а их плодами редко угощают посторонних. — Он склонил голову. — Я-то думал, ты более наблюдателен. Разве ты не заметил на следующее утро после того, как приволок меня к Харбарду, насколько быстро ты оправился?
Йен пожал плечами.
— На мне всегда заживает как на собаке… Ладно, это после — ты ведь говорил, что нам надо спешить. — Юноша посмотрел вверх. Футах в двадцати обзор закрывал нависший выступ. — Ну что, полезли?
— Лезть больше не надо.
— Что?
Пальцы Оси прикоснулись к камню, словно что-то нащупывая. Затем он нажал на поверхность камня, раздался щелчок, и в скале отворилась дверь в темноту.
— Нам сюда, — сказал Осия.
Йен последовал за ним в подземный ход, бросив лишь взгляд в небо. Оба ворона сделали вираж и полетели на юг, медленно поднимая и опуская огромные крылья.
Что ж, Харбард узнает обо всем, что с ними случилось до сих пор. Хотя, конечно, будущее важнее.
И Йену казалось, что ничего хорошего их не ждет.
У Йена всегда было плохо с ощущением направления, но он чувствовал, что к тому времени, как они с Осией, скорчившись, остановились в узкой трубе, они изрядно продвинулись в глубь горы. Входной туннель закончился Т-образным разветвлением: один ствол вел вверх, в его стенках были сделаны зарубки, чтобы подниматься. Приблизив губы к уху Йена, Осия почти бесшумно прошептал ему, чтоб он и не думал туда лезть: этот путь вел в западню.
Второй проход, с гладкими стенами, скоро превратился в спускной желоб, который, извиваясь, вел вниз и вглубь. Из него Йен и Осия вывалились в небольшую круглую комнатку, освещенную отраженным светом, что лился откуда-то сверху. Осия дотянулся до потолка и тронул резьбу; в потолке возник люк, раскрывшийся в лестницу. Так они попали в лаз, который становился все уже и уже: напоследок Йену пришлось, сняв мешок, ползти и толкать его впереди себя. На какое-то мгновение он застрял на подъеме, чувствуя, как Город давит на него всем своим весом, и подавляя рвущуюся наружу панику. Он заставил себя выдыхать, еще и еще, пока грудная клетка не сузилась. Тогда Йен нащупал опору для носков и протолкнул себя дальше. Они карабкались, ползли, скользили и бесшумно крались по подземным переходам, словно крысы, забравшиеся в жилище богов. Затем сквозь потайную дверь Йен выпал на дно самой настоящей вентиляционной шахты и вслед за Осией на четвереньках пополз к свету, который лился на пол.
Скорчившись у решетки, Осия поднес к губам длинный палец. Они оказались прямо над чем-то вроде пустой оперной ложи, за которой виднелась усыпанная песком арена.
Дующий сквозь решетку легкий ветерок доносил смутный запах духов и почему-то торфа, а уши наполнил гомон возбужденной толпы.
А внизу на арене стоял Торри, одетый в шорты и сандалии, и рядом с ним трое. Напротив стояли еще два бойца.
Осия посмотрел на Йена.
— Пора, — произнес он, беззвучно шевеля губами. — Ты веришь мне? Ты можешь мне довериться?
— А в чем, собственно? — так же спросил Йен. — Ты сам мне специально ничего не говорил. И сейчас не говоришь.
— Да, Йен Сильверстоун. Но доверишься ли ты мне сейчас, последуешь ли моим указаниям, сделаешь ли, как я тебе скажу, зная, что риск велик — как, впрочем, и награда?
— А если нет?
В руках у Осии был кожаный мешочек Фрейи.
— Ей ты доверишься?
Осия высыпал из мешка яблочные колбаски, аккуратно отложив их в сторону, а затем достал из мешка предмет небольшого размера, завернутый в шелковый лоскут.
Йен развернул шелк дрожащими пальцами.
Это была маленькая деревянная статуэтка, фехтовальщик в сиксте, его лицо закрывает фехтовальная маска.
Осия вложил в руку фехтовальщика крохотный меч. Нет, не меч — это была рапира с крохотным гибким стальным клинком. А фехтовальщик малость костляв, что можно разглядеть и под туникой для фехтования и короткими шта…
— О боже, это ведь я!
— Ты доверишься ей? — продолжал Осия. — Ты веришь, что Фрейя желает тебе добра? Она хочет, чтобы ты стал самим собой, тем, кем ты…
— Ты не говоришь мне всего, — сказал Йен.
— Я скажу тебе, дело дошло до открытого столкновения, и ты последний и самый надежный шанс на победу. Не Торри и не я. Ты.
Да ты ничего не стоишь, раздался в голове у Йена голос отца. Старик ни хрена не знает, а то стал бы он на тебя полагаться! Наверняка он просто разменяет тебя как пешку. Ведь ты больше ни на что не годен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
