«Только бы ты мог играть!» — молился он с тем же рвением, с которым многие мужчины думают: «Только бы ты умела готовить…»
Он сдвинул берет под еще более невероятным углом и рявкнул:
— Ладно, мистер Мандерс. Значит, так. Собака должна войти в комнату, подать лапу ребенку, показать, что узнает героя в эскимосском наряде, обойти стол, найти кость и радостно хлопнуть лапами. Вот ребенок, вот герой, вот стол. Все понятно?
Мистер Мандерс посмотрел на свою собаку-волка и повторил:
— Тебе все понятно?
Йоггот помахал хвостом.
— Замечательно, коллега, — сказал мистер Мандерс. — Исполняй.
И Йоггот исполнил.
Фиолетовый берет отправился в полет на крыльях триумфального крика радости его хозяина:
— Он исполнил! Он сделал это!!!
— Разумеется, коллега, — спокойно сказал мистер Мандерс.
Дрессировщик, ненавидевший Плуто, был бледен, как отражение вампира в зеркале. Фергус О’Брин потерял дар речи от изумления. Даже Глория Гартон позволила удивлению и интересу проскользнуть по ее величественному и царственному лицу.
— Хотите сказать, он может делать что угодно? — пробулькал человек, прежде носивший фиолетовый берет.
— Что угодно, — сказал мистер Мандерс.
— Может ли он… дайте подумать… сцена в танцевальном зале… сможет он повалить человека, перевернуть его и обыскать задний карман?
Даже раньше, чем мистер Мандерс успел ответить «конечно», Йоггот все это продемонстрировал, используя Фергуса О’Брина в качестве манекена.
— Мир тебе! — облегченно выдохнул директор по кастингу. — Мир… Чарли! — крикнул он ассистенту. — Оправь их всех! Проб больше не будет. Мы нашли Туку! Это великолепно!
Дрессировщик подошел к мистеру Мандерсу:
— Это не просто дрессировка. Тут что-то большее, сэр. Это определенно выше человеческих и собачьих возможностей! Клянусь, я не заметил ни малейшего сигнала — и для столь сложных операций. Скажите мне, мистер Мандерс, какой вы пользуетесь системой?
Мистер Мандерс издал невнятное кхе-кхе:
— Профессиональный секрет, понимаете ли, юноша. Я намереваюсь открыть школу, когда выйду на пенсию, но, сами понимаете, до тех пор…
— Конечно, сэр. Я понимаю. Но я за всю жизнь не видел ничего подобного!
— А я вот все думаю, — задумчиво заметил Фергус О’Брин, все еще лежащий на полу лицом вниз, — умеет ли ваша чудесная собака также слезать с людей?
Мистер Мандерс подавил усмешку:
— Конечно! Йоггот!
Фергус поднялся и отряхнул одежду от грязи театральной сцены — самой въедливой грязи на земле.
— Готов поклясться, — пробормотал он, — что ваша зверюга всем этим явно наслаждается.
— Надеюсь, вы не принимаете это близко к сердцу, мистер…
— О’Брин. Вовсе нет. На самом деле, я предлагаю отпраздновать это историческое событие! Я знаю, что рядом с университетским городком не купить спиртного, поэтому принес бутылку просто на всякий случай.
— О, — сказала Глория Гартон.
На этот раз «О» означало, что хотя пирушки обычно ниже ее достоинства, но это был особенный случай.
«Как-то все получается слишком просто», — размышлял Вольф Вулф-Йоггот.
Где-то был подвох.
Конечно, это был идеальный способ зарабатывать деньги, будучи вервольфом: стоит поместить понимание человеческой речи и инструкций в хорошее тело животного — и вот ты уже ответ на молитвы режиссера.
И все вроде бы шло прекрасно. И если этот фильм станет хитом — обязательно будут и другие фильмы с участием Йоггота. Пример Рин-Тин-Тина это доказывает.
Но это было как-то слишком просто…
Вулф услышал знакомое «О», и его внимание переключилось на Глорию.
Теперь это «О» означало, что вообще-то ей бы не стоило больше пить, но, поскольку алкоголь вообще на нее не действует, а случай особенный, можно себе позволить.
Она была даже прекраснее, чем он помнил.
Ее золотые волосы теперь были длиной до плеч и ниспадали такими идеальными волнами, что он еле удерживался, чтобы не дотронуться до них лапой.
Ее тело тоже окончательно созрело — оно было даже более теплым и манящим, чем в его воспоминаниях о ней.
И в своем новом обличье он открыл еще одну сторону ее необыкновенного очарования, которую не мог оценить в полной мере будучи человеком: глубокий, опьяняющий аромат ее плоти.
— За фильм! За «Клыки Леса»! — поднял бокал Фергус О’Брин. — И да растерзают вашего смазливого героя не хуже, чем меня сегодня!
Вулф-Йоггот улыбнулся про себя.
А это было весело! Он преподаст детективу урок за шастанье по чужим номерам в отеле.
— И, празднуя, коллеги, — произнес Великий Озимандиас, — почему же мы обходим вниманием нашу звезду? Иди сюда, Йоггот.
И он протянул волку бутылку.
— Он пьет! — восхищенно воскликнул директор по кастингу.
— Конечно. Он был на этом выкормлен.
Вулф сделал значительный глоток. Ощущения ему понравились — тепло и терпко… почти как пахла Глория.
— Но что насчет вас, мистер Мандерс? — спросил детектив настойчиво, в пятый раз. — На самом деле это ведь ваш праздник. Этот зверь ни за что не научился бы своим многоходовым комбинациям, если бы не вы. А вы выпили всего один стакан.
— Никогда не стоит злоупотреблять спиртным, коллега. Я знаю свою меру. Два стакана — и все закручивается.
— Разве может произойти что-то еще более необычное, чем то чудо дрессировки, которые мы наблюдаем сегодня?! Давай, О’Брин. Заставь его выпить! Интересно посмотреть, что будет.
Фергус взял себе еще один лонг-дринк.
— Что ж. В машине есть еще бутылка, и я достаточно принял, чтобы понимать, что трезвым я отсюда сегодня не уйду. И я не хочу, чтобы мои собутыльники оставались трезвыми! — Его зеленые глаза уже начинали диковато поблескивать.
— Нет, спасибо, коллега.
Глория Гартон покинула свой трон и подошла поближе к волшебнику, положив свою мягкую руку на его плечо.
— О! — сказала она, подразумевая, что собаки, конечно, собаками, но эта вечеринка все-таки, без сомнения, устроена в ее честь и, отказываясь пить, он наносит ей личное оскорбление.
Великий Озимандиас посмотрел на Глорию, вздохнул, пожал плечами, отдался на волю судьбы — и выпил.
— Много вы собак натренировали? — спросил директор по кастингу.
— Извините, коллега. Это мой первый.
— Тем замечательнее! Но кто же вы тогда по профессии?
— Ну, видите ли, я… волшебник.
— О! — сказала Глория Гартон, выражая радость, и даже зашла настолько далеко, чтобы добавить: — У меня есть друг, который занимается черной магией.
— Боюсь, мэм, моя чисто-белая. Даже она довольно каверзная. А уж с черной магией ты открываешься настоящим опасностям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
