Тем временем гражданские группировки, совершившие революцию, чувствовали разочарование и готовились к новому выступлению. Батальоны Национальной гвардии (полувоенная организация с собственным оружием, включая артиллерию) служили силой движения. Самым активным из них был батальон «арсеналистов», сформированный мастеровыми арсенала, под командованием Суариша Калдейры, который был подлинным гражданским руководителем Сентябрьской революции. Тогдашнее правительство приклеило этому движению ярлык анархистского, но Калдейра был депутатом, и в его речах не видно каких-либо собственных идей или политической программы, а лишь раздражающий радикализм. Как бы то ни было, арсеналисты напугали буржуазное общественное мнение: они отрастили бороды, как рассказывает один из писателей того времени, «дабы внушить больший страх безоружному населению столицы». В ночь на 13 марта 1838 г. правительственные войска окружили арсеналистов на лиссабонской площади Россиу и безжалостно их обстреляли. Число убитых достигло нескольких сот человек или не превысило дюжины, в зависимости от политической позиции рассказчиков в отношении этого эпизода, который всегда оставался в полутени либеральной историографии. «Массовое убийство на Россиу» имело, однако, решающие последствия для сентябризма, поскольку лишило его силы, которая могла бы служить ему опорой. Эфемерное народное движение Лиссабона ушло с тех пор в глубокое подполье, а все остальные политические силы имели консервативную тенденцию.
Наиболее значительные законодательные нововведения сентябристской администрации касались культуры: создание лицеев, основание академий изящных искусств в Лиссабоне и Порту, Медико-хирургической школы в Порту, Политехнической школы в Лиссабоне. Заморская политика была направлена на создание в Африке второй Бразилии; тогда началась колонизация плоскогорий Анголы, и в 1836 г. введен запрет на импорт рабов к югу от экватора, что было представлено как мера, направленная на переориентацию капиталовложений, идущих в работорговлю, на предприятия, экономическую стоимость которых следовало повысить.
В получившем учредительную власть парламенте подготовили новую Конституцию (1838), которая представляет собой попытку компромисса между Хартией и Конституцией 1822 г.: предусматривается возврат к трехстороннему разделению властей, в результате чего исчезает умеряющая власть короля, но при этом за ним сохраняется право абсолютного вето и усиливается роль правительства. Парламент, как и в соответствии с Хартией, по-прежнему должен был состоять из двух палат, но верхняя палата начала формироваться избранными временными сенаторами, а не пожизненными пэрами по выбору короля, как это предусмотрено Хартией.
Конституция 1838 г. имела недолгую жизнь. В 1842 г., после государственного переворота, начатого в Порту Коштой Кабралом, королева вновь приказала провозгласить Хартию в качестве политической конституции страны.
У Кошты Кабрала было народное, крестьянское происхождение. Он стал одним из вождей арсеналистов. Всего за несколько лет он преодолел путь от радикальных левых к хартистским правым; в 1839 г. он уже стал сильной фигурой в правительстве, в котором представлял то, что называлось «линией порядка». Такой поворот, осложненный беспрецедентной ситуацией восстания против правительства, в которое он сам входил, вызвал крупный скандал. Однако суровость критики со всех сторон, которая обрушилась на министра, объясняется не столько политической акробатикой (к примеру, Салданья совершал такие же сальто на протяжении всей своей жизни), сколько тем фактом, что он разрушил картину романтической концепции, направлявшей политические действия. Кошта Кабрал стал первым представителем политического реализма. Как и все реалисты, он был озабочен не столько принципами, сколько фактами, не столько будущим, сколько настоящим. Целями, которые он наметил для себя, были восстановление порядка в государстве, эффективность государственной службы, покорность общественного мнения. Некоторые важные реформы снова коснулись налоговой системы и государственного бюджета, системы здравоохранения, организации администрации, в которой он отбросил романтический курс на децентрализацию со ссылками на средневековую традицию и сделал выбор в пользу подчинения автаркии центральной власти. Между этими двумя линиями с тех пор возникло противоречие, которое сохранилось до наших дней.
80. Восстание Марии-да-Фонти и Патулея
В противоположность тому, что произошло во время сентябризма, реформы Кабрала не ограничились официальными бумагами и попытками донести их содержание до административных центрах округов: они достигли внутренних районов страны и нарушили традиционный порядок, по-прежнему царивший в сельской среде. Мерой, вызывавшей возмущенную реакцию населения, стал запрет погребения в помещении церквей; похороны христиан в могилах под открытым небом казались тогда кощунственным оскорблением и покушением на человеческое достоинство: будто с людьми обращались как с животными. Одновременно началось создание кадастра сельской собственности — необходимой основы для введения налога на недвижимость. Кадастр предусматривает оценку земельных участков, поэтому возникли слухи, что правительство захотело узнать, сколько стоят наделы обрабатываемой земли каждого португальца, чтобы продать их англичанам. Глубокое недовольство вылилось в восстание в середине апреля 1846 г. параллельно с крестьянским движением, очень похожим на то, что в начале месяца всколыхнуло Галисию.
Восстанию крестьян в провинции Минью было дано имя Марии-да-Фонти, потому что женщины сыграли в нем очень заметную роль и к тому же первые инциденты имели место в приходе Фонти-Аркада в конселью Повуа-ди-Ланьозу. Отряды крестьян, мужчин и женщин, «вооруженных карабинами, пистолетами, пиками, серпами и вертелами», напали на помещения администраций конселью, сожгли кадастр зданий и реестр собственности, взломали двери тюрем и даже атаковали войска, расквартированные в городе Брага. Один из мятежников, знаменитый падре Казимиру, позднее опубликовал рассказ об этих событиях; из него видно, что народные вожди партизанской войны считали себя мигелистами, но что их мигелизм был в меньшей степени поддержкой определенной династии, а скорее сильным протестом против нищеты, налогового гнета и растущего вмешательства государства.
Сентябристская оппозиция осознала пользу, которую она могла извлечь из взрыва крестьянского гнева для достижения своих политических целей, и поддержала его антиправительственными выступлениями политиков и военных почти во всех административных центрах округа и во многих других важных населенных пунктах. Столица держалась в стороне от движения, которое, по словам сентябристов, было направлено на отставку Кошты Кабрала.
Да здравствует Мария-да-Фонти
С пистолетом в руке,
Чтобы убить Кабралов,
Которые лгут стране.
И тогда вызывавший споры министр был отстранен от должности, но несколько месяцев спустя королева учредила министерство верных кабраловцев. А это вновь подбросило дров в огонь восстания и привело к гражданской войне — Патулее. Это название этимологически происходит из недопустимого фонетически и морфологически заимствования из испанского языка, которое искажает и вводит в заблуждение относительно социального характера движения. По-испански patulea означает «недисциплинированное войско», «сброд», «солдатня». И этот термин уже использовался в политическом жаргоне, поскольку карлисты прибегали к нему для обозначения солдат правительства.
Патулея смыкается с восстанием Марии-да-Фонти, но имеет абсолютно иные особенности. В ее основе — движение политиков и военных, находившихся под влиянием мелкобуржуазной идеологии, которая во Франции привела к революции 1848 г. и возникновению Второй республики. Но основные условия снова оказались разными: во Франции промышленное производство увеличилось в десять раз в период между 1830 и 1848 гг., а в Португалии экономический рост практически не начинался. Патулея стала одной из форм реакции доктринерского либерализма на неоаристократизм баронов, поднятых кабрализмом; эта реакция, однако, не вылилась в подлинно народное движение.
В Порту к власти пришло временное правительство, и готовился поход на Лиссабон. Обе стороны прибегли к насильственному рекрутированию; солдаты сражались без убежденности, и неоднократно случались их переходы от одних воюющих к другим. Войска как Порту, так и Лиссабона заявляли, что воюют за королеву: войска Порту — чтобы ее освободить, а лиссабонские — чтобы сохранить ее на свободе. Партизаны и политики — мигелисты — присоединились тогда к «патулеям»; этот альянс был признаком идеологического и революционного опустошения. Но армии принесли войну во все провинции страны; погибшие исчислялись тысячами.
