но твердым. – Когда вы возьметесь за меня – если вы
попытаетесь взяться за меня, – не рассчитывайте, что я буду молчать насчет того, кто именно разговаривал с Дугалом Келли. Я это с крыши буду кричать.
– Перед тем как спрыгнуть?
– Думаете, я вам доставлю такое удовольствие?
– У вас телефон звонит. – Стил кивнул на карман ее куртки.
Шивон вытащила телефон. Звонил ее зубной врач. Она подождала, пока телефон успокоится.
– Ничего срочного?
– Кто-то ошибся номером.
Стил сделал сочувственное лицо.
– И часто так звонят? Наверное, ужасно раздражает.
Шивон постаралась не показать, насколько довольна. Попался. Значит, думает, что Даллас Мейкл до сих пор преследует ее.
– Вы бы лучше навестили своего приятеля Моллисона, – сказала она и просунулась в окошко еще глубже. – Постарайтесь убедить его в своей правоте еще раз. А я готова ко всякой вашей гадости, самодовольное вы ничтожество, гнутое достоинство.
Она вернулась к дожидавшемуся ее Сазерленду. Вслед ей похохатывал Стил.
– Смешная, наверное, шутка была, – заметил Сазерленд, когда Шивон открывала машину.
– Убийственная, – согласилась она.
45
Ребус припарковался у ворот школы, в которой училась Билли. Он приехал заранее, и не зря. Вскоре стали подтягиваться родители, чтобы забрать детей, и дорога оказалась заставлена машинами. Ребус размышлял о лжи, живущей в каждой семье. С улицы трудно разобрать, что происходит за стенами и занавешенными окнами. Даже когда переступаешь порог, тайны тебе выкладывать никто не спешит. В век интернета и мобильных телефонов дети и родители еще больше отдалились друг от друга – пусть они иногда и делились друг с другом своими секретами, но в то же время скрывали под маской какую-то часть своего настоящего “я”. Понять человека было нелегко и раньше, но сколько усилий надо приложить сейчас, чтобы найти дорогу в тумане лжи и лукавства. Современная полиция угодила в ловушку, позволив технологиям – компьютерам и камерам наблюдения – подменить собой старые знания и умения, догадки-озарения и интуицию.
В престарелой магнитоле “сааба” тихо наигрывал лазерный диск – на этот раз не Арво Пярт, а Брайан Ино, еще один дар Деборы Куант, призванный поспособствовать развитию у Ребуса “осознанности”. Когда Куант объяснила Ребусу суть этого понятия, Ребус заспорил, что он и так всегда практиковал осознанность, просто раньше это называлось “думать”. Ребус обнаружил, что хочет позвонить Деборе, устроить еще одно свидание за ужином – может быть, даже с ночевкой. Тут у него зазвонил телефон.
– Привет, Шивон. Хочешь рассказать об очередном разносе?
– Тебе известно, что квартиру Стюарта Блума взломали через неделю после его исчезновения?
– Нет.
– Еще один косяк со стороны следствия. А что ты знаешь про наркодилера по имени Грам? Или Грэм?
– Как Грэм Парсонс?
– Кто?
– Был такой музыкант, он умер молодым.
– Тогда это может быть вымышленное имя.
– Может, ваш Грэм был фанатом Грэма оригинального. Он предлагал наркотики?
– Почти всем, кто снимался в фильмах Джеки Несса.
– Если бы это имя всплывало, я бы вспомнил.
– Это он принес наручники.
Ребус поразмыслил.
– В то время на восточном побережье заправляла банда Кафферти. Сомневаюсь, что Кафферти потерпел бы конкурента, хотя бы и из низшей лиги.
– Мы с Малькольмом это уже обсудили, и я вот что подумала. Смерть в результате передозировки произошла практически на пороге “Бродяг”. Мы переворачиваем в клубе все вверх дном, но ничего не находим, потому что “Бродяг” ты предупредил.
– Я буду все отрицать, – ввернул Ребус.
– Ты предупреждал клуб, чтобы спасти шкуру Стюарта и Дерека или чтобы взбесить Кафферти? Ведь любой, кого загребли бы во время этих рейдов, с большой вероятностью торговал бы наркотиками именно от лица Кафферти.
– Шив, не придумывай. Помнишь про око тайфуна?
– Джон, из-за тебя журналист попал в больницу.
Ребус прикусил нижнюю губу.
– Лес рубят – щепки летят, – сказал он наконец. – У Малькольма хорошо получается копать.
– Согласна. Спросить у Кафферти про этого Грэма?
Ребус подумал.
– А нельзя по-другому выяснить, кто он?
– Наверное, придется повторно допросить всех, кто участвовал в съемках у Несса – и по ту, и по эту сторону камеры.
– Что-то не слышу энтузиазма.
– Я начинаю думать, что расследование можно было закончить давным-давно.
– В смысле, если бы мы не были оравой ленивых бесполезных недотеп?
– Вроде того.
– Ты забываешь – у нас не было трупа.
– Зато были двое всесильных бизнесменов, и ни одного из них вы пальцем не тронули.
– Шивон, нам не хватало сущей мелочи – доказательств.
Ребус услышал долгий вздох.
– Да, Джон, только доказательств тебе, конечно, и не хватало, – сказала она и распрощалась.
Ребус хотел, но не мог почувствовать себя уязвленным. В конце концов, Кларк права. Он лгал, когда говорил, что не передавал информацию Алексу Шенкли. Лгал, когда прикрывал Скилтон и Ролстона. Он сквозь пальцы смотрел на очевидную недобросовестность Ньюсома, а также Стила, Эдвардса и им подобных, зато усердно посещал пабы: в алкогольном тумане все выглядело правильным. Когда до пенсии оставалось меньше года, Ребус начал бояться, что работа была именно работой, – работой, а не призванием. Он не мог распутать все преступления, а если бы и мог, то преступность никуда бы не делась, так какой тогда во всем этом смысл? Кафферти и прочие большие люди – Старки в Глазго, Бартолли в Абердине – пребудут вечно. Никуда не исчезнут наркотики, поножовщина и бытовуха, а также странные личности, в голове у которых периодически происходит замыкание. Люди всегда будут жадны, блудливы, завистливы и злы. Он забыл журналиста, которого взял тогда на заметку, потому что этим голодным юнцом было легко манипулировать, он оказался из тех репортеров, которым по кайфу зависать с копами. После нападения парень тихонечко вернулся домой, к родителям. Ребус надеялся, что сейчас у него все хорошо. А если не все и не хорошо, так что с того? Ребус даже не помнил, как звали этого парня.
Ребус сунул в рот жвачку и стал смотреть, как разгружается в конце дня школа. Сначала потекли ручейки самых нетерпеливых, потом подростки повалили толпами. Болтовня, пронзительные голоса. Мальчишки толкались и задирали друг друга, рисуясь перед девочками, а те изо всех сил делали вид, что им неинтересно. Нажимали кнопки телефонов, переговаривались. Ребус опасался просмотреть Билли в этой толчее.
Но вот и она. Четыре девочки, все ровесницы, Билли с краю. У всех одинаковые рюкзаки. Короткие узкие юбки, черные колготки обтягивают ножки-палочки. Билли, в приподнятом настроении, обернулась с полуулыбкой: какой-то парень поддел ее локоны. Подружки Билли сбились в кучку, оценивая его усилия по десятибалльной шкале, а сам парень, ничего не говоря, вернулся к двум своим приятелям. Каждая группа излучала столько энергии, что Ребус ощущал ее физически, энергия накатывала на него волной. Он
