как
неподобающее убийство и могла бы послужить не прославлению, а, наоборот, осуждению главного героя.
Сохранившийся в ПВЛ рассказ об убийстве Бориса с сюжетной точки зрения представляет достаточно цельное произведение (за исключением библейских цитат), в котором убийцами выступают верные Святополку вышегородцы, тогда как эпизод с варягами, по сути дела, является вторичным дополнением, который, при беспристрастном подходе к нему, имеет больше сюжетного сходства не с рассказом «Пряди» об убийстве Бурицлава, а с летописным рассказом об убийстве Ярополка Святославича, которое было совершено двумя варягами. Очевидно, что для создателей «Пряди», так же как и для древнерусских летописцев, знавших о междоусобии Святославичей в X в., разыгравшаяся летом 1015 г. за право обладания наследством Владимира вооруженная борьба, сопровождавшаяся братоубийствами, ничего экстраординарного не представляла, и лишь позднее в летописной и агиографической традиции ей была придана негативная тенденция. Поэтому в общих чертах можно согласиться с В.М. Живовым, который отметил, что до гибели Бориса и Глеба «братоубийство было естественным способом, с помощью которого решалась проблема передачи власти», но «с появлением культа Бориса и Глеба это решение перестало быть привлекательным для Рюриковичей»[542]. Но нельзя забывать о том, что при всей «непривлекательности» братоубийства для христианской Руси, здесь, как и в других странах христианской Европы, случались его рецидивы. Что касается вопроса о том, кто именно из сыновей Владимира Святославича мог скрываться под именем «конунга Бурицлава», на самом деле далеко не столь важен, как это представлялось в историографии второй половины XX в.: и Борис, и Святополк в равной степени являлись сводными братьями Ярослава – если кто-то из них действительно мог быть убит варягами Эймунда, это убийство в любом случае должно быть признано братоубийством. Проблема заключается в том, какое значение следует придавать этому факту: отнестись ли к нему объективно, признав неотъемлемой частью политической практики Средневековья, или субъективно, как это сделали создатели Борисоглебского цикла.
Династическая борьба в государствах раннесредневековой Европы
Рассмотрев репрезентацию феномена братоубийства в памятниках средневековой скандинавской историографии, обратимся к памятникам средневековой Европы, начав с историографической традиции «варварских королевств» вестготов, бургундов, франков и англосаксов, сложившихся в V–VI вв. на развалинах Западной Римской империи.
В хронике испанского хрониста Идация, епископа Лимикского, написанной в V в., под 453 г., сообщается, что «Торисмунд, король готов, вдохновленными враждою братьями Теодорихом и Фредерихом был умерщвлен; ему в королевстве наследовал Теодорих». Около 466 г. тот же автор пишет, что Теодорих «своим братом Эврихом оказался умерщвлен», и Эврих «таким же злодеянием, как и брат, наследовал в королевстве»[543]. Аквитанский хронист V в. Проспер Тирон раскрывает политическую подоплеку событий, сообщая, что «у готов, располагавшихся в галльских [землях], между сыновьями короля Теодориха, из которых Торисмунд, старший по рождению, сделался наследником отца, уже на третий год его правления начались распри, и когда этот король стал совершать то, что и миру с римлянами, и спокойствию у готов противоречило, то своими братьями, которым вредными распоряжениями постоянно угрожал, он был убит»[544]. Информацию о Торисмунде и Теодорихе как жертвах братоубийства подтверждает один из авторов «Галльской хроники», составленной на рубеже V–VI вв.[545] (позднее ее дублирует франкский хронист VI в. Марий Авеншский)[546]. Эта версия же событий изложена в «Истории готов», принадлежащей перу архиепископа Севильского Исидора (560–634), где под 452 г. (490 год испанской эры) сообщается, что «Торисмунд, сын Теодорида, возведенный на королевство, царствовал один год. После того как он победил гуннов и в то же время траурными началами заложил основы собственного своего правления, и потом вредоносную вражду стал вдохновлять и многое совершать с высокомерием, то братьями Теодерихом и Фригдарихом был убит». По словам Исидора, «Эйрих таким же преступлением, как и брат, наследовал в королевстве и правил 17 лет». Далее Исидор еще раз обращает внимание на тот факт, что Эйрих возвысился до этой почести преступлением и подчеркивает, что он умер своей смертью[547], по всей видимости, наступившей в 484 г.
Несколько иначе представляет эти события остготский историограф середины VI в. Иордан, который пишет, что Торисмунда, наследовавшего власть по решению войска после гибели Теодориха I (420–451) в сражении на Каталаунских полях, где вестготы и римляне вместе противостояли войскам правителя гуннов Аттилы, радостно приветствовали в Толозе (Тулузе) знать и братья и «ни у кого не появилось и в мыслях начать войну за наследование», хотя римский полководец Аэций советовал ему быстрее вернуться в Галлию, чтобы опередить возможные действия своих братьев и предотвратить междоусобную борьбу в королевстве. Рассказывая об убийстве Торисмунда, он ничего не говорит о причастности его братьев, хотя существование какого-то заговора все же можно предполагать. По словам Иордана, Торисмунд заболел на третий год царствования «и, когда выпускал кровь из вены, был убит, потому что Аскальк, враждебный ему его клиент, рассказал, что [у больного] отсутствовало оружие». Это обстоятельство не помешало ему оказать сопротивление: «При помощи одной руки, которая оставалась у него свободной, он схватил скамейку и убил несколько человек, покушавшихся на него, став, таким образом, мстителем за кровь свою»[548]. По Иордану, Торисмунд пал жертвой не заговора своих братьев, а скорее интриг своих приближенных, что приводит к смещению акцентов. Такая смерть была не редкостью для вестготских королей, тем более что, по меткому замечанию Л. Мюссе, политическое убийство было одной из «национальных болезней» вестготов[549]. В качестве примера можно привести убийства королей Атаульфа и Сегериха, павших от рук своих приближенных друг за другом в 415 г.[550]
Отнюдь не столь категоричен Иордан и по отношению к другому феномену братоубийства, гибели Теодориха II в 466 г.: он лишь сообщает, что «с жадной поспешностью наследовал ему брат его Еврих и потому был попрекаем неправильным подозрением»[551]. Напротив, в «Цезаравгустианской хронике» VI в. сообщается, что «в эти дни Теодорих, король готов, оружием своих [людей] был убит и Эврих, брат его, сделался королем готов и царствовал 16 лет»[552]. Епископ Григорий Турский (539–594) в «Церковной истории народа франков», согласно с Иорданом упоминает о возможности столкновения между братьями после гибели Теодориха I и, наконец, сообщает, что Торисмунд «после многочисленных междоусобных споров и сражений был схвачен братьями и задушен»[553].
Противоречия между источниками налицо, поэтому интерпретация сообщаемых ими фактов не может быть однозначной: если ранние историографы (и следующий за ними Исидор) говорят о братоубийстве, то Иордан занимает осторожную позицию. Отношение к этому факту у хронистов тоже расходится. Проспер Тирон, составитель «Галльской хроники», Григорий Турский и Марий Авеншский фиксируют его нейтрально, без комментариев, а Идаций, Исидор и Иордан –
