- Знаю я, почему ты защищаешь Милаву, - от басовитости в голосе Изяслава не осталось ничего, сорвался на бабий визг. - Яромира она нагуляла с тобой.
- Замолчь, - рявкнул Ладомир так, что отшатнулись все стоявшие вокруг стола холопки, а сидевший рядом на лавке Мечислав вздрогнул. - Это не твоего ума дело, от кого родила жёнка до того, как пришла под твой гонт. Но коли ты её назвал своей женой, то и ребёнок тебе родной, от какого бы отца он ни был. Я чужую жену взял с четырьмя детьми и за всех четверых теперь в ответе. А ты обязан отвечать за Яромира, а не шпынять жену за чужое чадо. Ты её не девкой брал. И половина твоих земель в Плеши дана за Милавой. Коли решит боярин Хабар, что ты бесчестишь его дочь, то вправе он взять от тебя и дочь свою и земли. И никто ему слова не скажет поперёк, а я, плешанский воевода, рассужу - быть посему. Ни твой отец, ни твои родичи не одобрят тебя, Изяслав, ecли ты из пустой блажи порушишь большое дело.
Пыхтел, пыхтел Изяслав, а так и не нашёл, что возразить Ладомиру, только губы поджал да насупил брови. Но плешанский воевода его гнева не испугался и принял из рук Милавы вторую чарку, пожелав ей счастливо разрешиться чадом к положенному сроку.
- А будешь в другой раз принимать боярина по чину в своём доме, так сапоги обувай, не то могу принять за небрежение и оскорбление чести. И рубаху можно по пузу распускать только когда приняли по третьей чарке, а до этого держи подпоясанной. Не прими мои слова за обиду, боярин Изяслав, меня тоже и ближние и дальние учили уму-разуму.
На том и покинул дом боярина Изяслава плешанский воевода Ладомир. Как ни злобился на него Ставров сын, а с крыльца проводил, как и положено обычаем. И рядом с ним не холопка стояла, а боярыня Милава. Так-то оно и лучше: и для Изяслава, и для Милавы, и для наложницы. А то Хабарова дочка и впрямь отравила бы холопку, да и мужа своего извела бы, чего доброго, если встал бы поперёк. Так оно и бывает с теми, кто ломит против заведённого порядка. И сам Ладомир, случается, на молодых холопок не только глаз кладёт, но ведь не при жене же такие дела делаются.
Пока шёл от Изяславовой усадьбы, бросил взгляд на торговые ряды. И навесы кое-где пообвалились, и амбары под купеческий товар показались маломерными. Хотелось, чтобы было в Плеши если и не так, как в Киеве, то хотя бы как в Полоцке. A потому и прикидывал в уме, сколько потребуется брёвен, чтобы перебрать обветшавшие строения. А ещё не худо бы вымостить Плешь камнем, как в Киеве, или выстелить торг плахами, как в Новгороде. Но на это трудно будет подвинуть плешанский люд - пообвыкли жить по весне в грязи, а по лету в пыли. Пока до дома шёл, язык устал отвечать за здравие. Можно, конечно, и промолчать, упиваясь боярской спесью, но не в привычках Ладомира глядеть поверх голов, никого вокруг себя не замечая.
Две сотни дворов без малого в Плеши, а под каждым гонтом меньше десятка родичей не бывает, а всего жителей никак не меньше трёх тысяч. Да добавьте к этому ещё выселки за городом, таких не менее двух десятков. С Плешью эти сёла связаны кровно, ну и подати и в полоцкую и в киевскую казну с них собирать не забывали. Эту заботу воевода возложил на бывшего Киряева тивуна Рябца. А чтобы хитрован не вздумал утеснять смердов, поставил над ним Твердислава. Твердислава Рябец боялся даже больше, чем Ладомира, как, впрочем, многие в Плеши. Иные жёнки, завидев его издалека, прятались за ворота в великом испуге и смятении. И прозвище плешане Твердиславу дали подходящее - Гавран, которое уже настолько к нему прилипло, что по иному его не называли даже в Ладомировом доме.
А говорящий Твердиславов гавранёнок оклемался за год и теперь норовил летать по всему дому, пугая женщин и потешая подрастающую детвору. Войнег все грозился свернуть ему шею, да так и не свернул - то ли по забывчивости, то ли из нежелания связываться с Твердиславом, который не простил бы побратиму смерти забавной птицы.
С появлением в гонтище Мечислава гавранёнок обрел хозяина и более не болтался из боковухи в боковуху, а получил свое постоянное место у изголовья Мечиславова ложа.
Твердислав без труда сошёлся с Зорицей, и рождение ребёнка не заставило себя ждать. Теперь в доме у Гастов обязательно кто-нибудь пищал, качаясь в зыбке, а кто-то уже ревел густым басом, как потерявшийся в лесу медвежонок. К столу Ладомир с Мечиславом едва не опоздали, а потому Войнег с Ратибором, притомившиеся ожиданием, встретили их ворчанием.
- Ничего, - утешил их Ладомир. - Вот построим ещё один дом, и будет тогда каждого собственная жёнка кормить наособицу.
Под Гастами в Плеши было два дома - в Киряевом расположились Ладомир с Войнегом, Ратибором и Твердиславом, а в Кречиславовом доме обжились Пересвет с Сновидом и ушедший ныне в дальний поход Бречислав. Впрочем, на ужин все они часто собирались под гонтом Ладомира, просто по долголетней привычке, что поначалу сердило не привыкшую к беспорядку Ждану, но потом притерпелась и она.
- Свинина надоела до смерти, - вздохнул Войнег. - Есть у меня на примете одна берлога. Самое время наведаться туда, пока бурый не отощал за зиму.
- Сугробов ныне поднамёл Стрибог, - покачал головой Ратибор. - С возком не пробиться.
- Пробиться надо, - сказал Ладомир, которому свинина после Войнеговых слов тоже показалась безвкусной. - За одно проверим дальнее сельцо, как там управляется на отшибе Сыряй.
- Я бы учинил спрос тому Сыряю, - взыграл Войнег. - С мёдом нас подвёл, и сено у него подгнило.
- Это не Сыряя вина, - возразил Ратибор. - Лето выдалось дождливым, оттого и сгнило сено. Зато жито у Сыряя уродило лучше всех в округе. Даже на Рамодановских огнищах оно похуже. А у Изяслава и вовсе вполовину нашего вершей ставлено было, да и много жита пообсыпалось. Не доглядели тивуны.
- Это ещё проверить надо, по недогляду всё случилось или по злому умыслу,- засомневался Войнег. - Зря Изяслав доверяет Погуду, я бы согнул этого вилявого гада в бараний рог. По слухам, он продавал воск с земель Изяслава, да, наверное, не только воск.
- Изяславу самому впрягаться пора, - хмуро бросил Ратибор. - А пока Хабарова Милава тянет за двоих.
Твердислав, по своему обычаю, помалкивал за столом. Было время, когда Ладомир считал его тугодумом, но сейчас склонялся к мысли, что Гавран умнее многих. Все Рябцевы и Сыряевы хитрости он видел насквозь, а со смердами умел ладить лучше всех. Хоть и побаивались его плешане, но и уважали за то, что судил по справедливости и лишнего не брал ни в казну княжью, ни в казну воеводскую.
- Воск надо вывезти с дальнего сельца по зиме, - вставил Твердислав, наконец, в разговор своё слово. - А по весне либо сбыть купцам, либо отвезти в Полоцк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
