Другое сравнение, несомненно, более приемлемое, поскольку оно охватывает референции однородного порядка — между коммерцией и индустрией: совокупная прибыль предприятия Тольфы в XVI веке, в период его наибольшего процветания, по расчетам Жана Делюмо, — величина близкая к начальному капиталу в 6 млн. тыс. флоринов голландской Ост-Индской компании в 1602 году. Крупнейшее горнодобывающее предприятие Европы оставалось далеко позади крупных предприятий колониальной торговли.
Кроме того, цифры Жана Делюмо позволяют осторожно, сектор за сектором, определить темпы текстильного производства. Они подтверждают прекрасный и быстрый рост XVI века после застоя конца XV века. Точная корреляция со всеми нашими сведениями и счастливое совпадение с квалитативной схемой истории техники. Начиная с 26 130 кантаров среднегодового показателя 1501–1513 годов, производство достигает кульминации в 1553–1565 годы; среднегодовой показатель экспорта достигает в это время 37 723 кантаров. Высокий уровень стабильности в течение полувека с 1565 по 1614 год. Перелом происходит после великого итальянского и средиземноморского кризиса 1619–1622 годов. После легкого оживления 1630–1650 годов Тольфа постепенно приходит в упадок на протяжении 2-й пол. XVII века.
Коротко, если сопоставить точные данные по Тольфе с тем, что фрагментарно известно по другим секторам растущего в целом производства квасцов, то можно констатировать, что после быстрого роста производства текстиля в 1-й пол. XVI века имел место непрерывный рост, замедляющийся во второй половине века и очень неравномерный по секторам. Эта неравномерность интересна, ибо предвещает, по-видимому, неравномерность XVII века. В северо-западной Атлантике — группировка Франции и Нидерландов в пользу Англии и Соединенных провинций. Спад в Средиземноморье. Высшая точка производства в XVII веке. Довольно позднее, без сомнения, оживление в XVIII веке. Кроме того, в XVII веке определяется новый индустриальный пейзаж. Упадок в средиземноморском регионе, в Италии и Испании. Упадок в Нидерландах. Французские затруднения. Непрерывный рост производства в Соединенных провинциях и Англии.
* * *
Такова в общих чертах география главной индустриальной отрасли классической Европы. Для металлургии, Отрасли второго плана, значительно отставшей с точки зрения создаваемых стоимостей, имелось два существенных отличия. Большая относительная концентрация, если сравнивать с современными нормами. География металлургии железа в XVII веке обрисовывается лучше, чем география текстиля. Железо в общем связано с деревом, а значит, с масштабами лесов, следовательно, очень приблизительно находится в негативном соотношении с плотностью населения. Металлургия имела два полюса в Европе XVII века: полюс технического прогресса вокруг Льежа и средней Германии и полюс балтийского массового производства: шведского и прибалтийского, подкрепленного и замененного в XVIII веке Уралом с его огромными лесами. Вплоть до конца XVIII века Балтика была самым крупным производителем и, более того, главным экспортером железа и железных изделий. То же самое относительно меди, главным поставщиком которой была Швеция.
Кроме того, XVII век в области металлургии находился на острие крупных технических перемен. С одной стороны, методы добычи руды, значительно усовершенствованные в XVI–XVII веках в Германии и Льеже, распространяются от этого географического сектора высокой добычи. Трудно переоценить вклад Bergbuchlein, маленьких учебников металлургического мастерства, а тем более пользу от распространения по миру эмиграции немецких инженеров.
Металлургическое дело можно резюмировать двумя словами: мехи и доменные печи. Пятнадцатый век алхимиков научил делать огонь. С тех пор размеры мехов не переставали увеличиваться. Есть разногласия относительно момента появления гидравлических мехов, конец XIV — начало XV века. Как бы то ни было, техника распространялась, улучшалась в XVI и XVII веках, медленно преодолевая раздробленность экономического пространства, с которой мы уже сталкивались в связи с текстильным производством. Прогресс мехов подтолкнул, как верно заметил Бертран Жиль, к соответствующему увеличению печей для выплавки металлов. Произошел переход от нагревательной печи (stuckofen), домницы каталонских кузниц — она еще сохранилась во Франции в XIX веке, — к классической доменной печи (flussofen) и вскоре к печам в 4–5 метров высотой. Родилась домна; она набирает высоту в XVII веке. Исходный пункт: район Льежа и Нидерланды. Распространившись по всей Европе в XVI веке, она, регион за регионом, вытесняла старинные технологии, которые продолжали существовать наряду с ней. Тем более что доменная печь давала не только преимущества. Она предполагала большое — в масштабах современного мира — единство производства, значительные месторождения и, главное, крупные запасы леса. Вокруг печи лес быстро исчезал, и раньше, чем печь выходила из строя, ее рентабельность уменьшалась за счет все более трудной транспортировки древесины. В Англии к концу XVII века все эти трудности приобрели очертания национальной катастрофы и масштабы вызова. Кроме того, доменная печь, в отличие от домниц, дает более углеродистое железо. Преимущество очевидное: понижение точки плавления, а значит, и разлива. Появился новый продукт — чугун, использование которого поначалу было весьма ограниченным (детали каминов); и восстановление ковкого, почти единственно использовавшегося железа поставило весьма деликатные проблемы.
Семнадцатый — восемнадцатый века бесконечно бьются над проблемой чугуна. Никакого совершенного решения не было найдено до XIX века, до пудлингования и, главное, до конвертора Бессемера. Последняя трудность: чугун, пригодный к переделу (единственный практически применявшийся), означал исключение части использовавшейся до того руды, в частности столь распространенных в континентальной северо-западной Европе фосфорсодержащих руд. Бедность и богатство руд вкупе с размерами лесов объясняют подъем балтийской, в особенности шведской, черной металлургии в XVII веке.
Словом, металлургия в XVII веке переживала стадию технологического вызревания. Она доказала относительную пластичность, она столкнулась с рядом технических проблем и естественных препятствий. Главное проистекало от разрыва между потреблением и производством. Зоны самого высокого потребления — Англия, Голландия, Франция — были к тому же наиболее многонаселенными, а значит, проблема нехватки леса душила их сильнее всего. Много железа проходило через Зунд, где транзитная пошлина позволяет частично установить количество перевозимого. В конце концов подобная ситуация стала нетерпимой.
* * *
Однако основной сдвиг произведет не металлургия. Хотя она была первой отраслью, пришедшей в движение с самого начала XVIII века, ей еще недоставало веса, чтобы сыграть роль пускового механизма.
Общеизвестна классическая история первой крупной технической новации, возвестившей об основном сдвиге: коксовая плавка. Англия стояла перед двойственной проблемой недостатка населения (5,5 млн. в начале XVIII века) и нехватки леса: в 1700–1720 годах английская черная металлургия переживала спад. Такова ситуация крупного традиционного региона Forest of Dean, занимавшегося производством с римской эпохи и почти полностью опустевшего в 1720–1730 годы. Англия начала XVIII века эволюционировала к решению проблемы за счет импорта полуфабрикатов. Индустрия передела Бирмингема и Шеффилда, вынужденная импортировать шведское или русское железо, уже не могла обеспечивать себя по низким ценам. Серьезный вызов в стране, где рабочие руки становились несколько более дорогостоящими, чем на континенте. Отсюда идея прибегнуть к каменному углю. Использование каменного угля в качестве топлива для домашних очагов в районе Шарлеруа восходит к III веку после P. X. Там же в деревне Маршьен впервые стали применять каменный уголь для разжигания кузнечного горна. Англия с ее прибрежными угольными бассейнами оказалась в замечательном положении. Около 1700 года английский уголь появился почти по всей береговой полосе вплоть до Средиземноморья как корабельный балласт или обратный груз для побочного употребления. Разумеется, Англия очень рано, с начала XVII века, следила за опытами Льежа по использованию каменного угля в качестве топлива. Но отсюда до использования каменного угля для переработки собственно руды, операции самой дорогостоящей, надо было сделать огромный шаг. Необходимым посредником стал кокс, обожженный уголь, очищенный от всех примесей, которые делают произведенный на каменном угле чугун и которые, в сущности, непригодны к употреблению. Метод изготовления кокса был запатентован в Англии в 1612 году. Тем не менее еще в течение целого столетия длится безрезультатный поиск методом проб и ошибок. Два человека, отец и сын квакерского семейства Дерби, Абрахам Дерби-отец (1677–1717) и его сын (1711–1763) создали экспериментальное, долгое время единственное в Европе предприятие в Коулбрукдейле. Первую достоверную фабрикацию несомненного и гомогенного кокса традиционно датируют 1709 годом; в 1720–1730 годах Абрахам Дерби-сын, разработав применение первых флюсов, преуспел в производстве первого чугуна на коксе, сравнимого по качеству с чугуном, выплавленным на древесном угле. Способу Дерби потребуется полвека, чтобы завоевать Англию. В мировом масштабе производство чугуна на коксе превзойдет производство чугуна на древесном угле не ранее 1860 года. Почти полтора столетия — такова живучесть предрассудка, полагавшего, что новый чугун был не того качества, как старый, традиционно оставляемый для особого применения.
