была открыта. Я просто туда наклонилась.
– Или же ты его убила, а потом все рассмотрела. Вот что могут сказать следователи. Так что готовься защищаться. Ты увидела на окне кровь. И вызвала полицию.
В груди у меня опять молотит рок-концерт, почти такой же неистовый, как когда я подбегала к минивэну. Лэнг прав. Меня будут крутить-вертеть, склонять и обвинять на все лады, а я, несмотря на все это, буду вспоминать все свои действия в привязке к его смерти. Для меня это будет пыткой, я буду казниться, но выкарабкаюсь. И все равно это не падение в кроличью нору, куда он пытался меня завлечь.
– Подтасовка – это одно; ты знаешь, что с моей стороны ее не было. Но я еще и не подпустила к нему «скорую». Зная, что он мертв.
Лэнг резко втягивает воздух:
– Бллин…
– Да. Иначе и не скажешь.
– Но что, если ты расскажешь все не как есть, а как надо? Твой отец, черт возьми, наверняка так и поступил бы.
Может быть. И именно поэтому так не буду поступать я.
– Дверь была открыта. В этом вся правда. И это версия, которой я буду придерживаться. И которая доказывает, что там был кто-то еще.
– Да. Там была ты. Снаружи, у закрытой двери. И в этой пультовой ты была не одна. А были мы вдвоем. И вместе обнаружили, что запись частично стерта.
– Нет. Я скажу правду. И ты тоже. Ложь скверно аукается, Лэнг.
Мне вспоминается порыв недавней радости, вызванный смертью Поэта. Можно внушать себе, что это человеческая реакция. Что это не имеет никакого отношения к тому, что я дочь своего отца – человека, который во лжи ощущал себя, как на утреннем заплыве. – Ложь не тонет. Она всегда на поверхности. И ты не будешь лгать ради меня.
Подлетев одним рывком, он припирает меня к стене (ого, аж дыхание сперло). На секунду я оказываюсь притиснутой пленницей мужика вдвое крупнее меня, который до этого еще никогда так себя не вел.
– Время очнуться и нюхнуть нашатырю, детектив Джаз!
Колкий гнев во мне смешивается с замешательством. Это что еще за выходки… Я таких за ним даже не упомню.
– Какого черта, Лэнг? А ну отпусти.
– Я тебя защищаю, ясно? – с жаром твердит он. – Как в свое время обещал твоему отцу: любой ценой.
Я бледнею и холодею внутри.
– Что ты сейчас сказал?
– Я ему обещал, что всегда буду тебя защищать. Хоть и не знал, насколько это чертовски трудно.
Я скептически смеюсь:
– Это из-за тебя меня столько раз чуть не укокошили?
– Ты сейчас укокошенная?
– Нет, но…
– Вот и в тюрьму ты у меня хрен пойдешь. Было б за что.
Осознание бьет словно обухом – так всегда бывает, когда догадка ложится близко к цели.
– А ну-ка, проясни… Мой грязный папаша-коп хотел, чтобы ты меня опекал, и теперь ты водишь «Мустанг», хотя остальным в пользование дают служебные тачки. Эта твоя легенда насчет спецтачки всегда наводила меня на мысли. Казалось бы, все мы так или иначе работаем под прикрытием. Но «Мустанги» нам за это не раздают. Отец у меня был капитан, крестный – вообще начальник полиции, но на «Мустангах Шелби» я что-то не разъезжаю.
– Мне просто не верится, что я слышу это от тебя.
Память у меня возвращается к тому самому моменту, когда мы с Лэнгом стали партнерами. Я начала считывать своего отца – его истинную суть, а не геройский облик. И много что разглядела, подвергла переоценке. А потом появился Лэнг, который, по его словам, меня защищает. Может, так, а может, и нет; но сейчас мне кажется, что он больше защищает моего отца. Даже не понять почему. Но что я знаю точно, так это что он не тот, за кого я его принимала. Он такой же грязный черт. Да еще и руки распускает.
И этого достаточно. Гнев во мне смешивается с чувством предательства – смесь, которую я не могу сдержать. И я луплю его коленом в пах.
Он с кряхтением сгибается пополам.
– Бллин… Какого хера? Как тебе вообще в башку пришло, что я выменял защиту на тачку? Ну, подруга…
И в эту секунду, что я стою над моим согбенным двухметровым напарником, воющим, как кит при родах, дверь распахивается снова, и в нее влетает капитан Мур.
Глава 86
Капитан захлопывает за собой дверь, уменьшая и без того мелкую комнатку до размеров шкафа.
– Ради всего святого, детектив Джаз: что вы здесь делаете?
Обыденный вопрос, произнесенный c тихим шелестом, придает фразе оттенок зловещести.
– Доброе утро, капитан, – здороваюсь я, уклоняясь с ответом, а сама спешно нащупываю какую-нибудь удачную линию. Увы, не нащупывается. Господи спаси, что я действительно здесь делаю?
Капитан выгибает бровь.
– Я по-прежнему жду от вас объяснений, детектив Джаз.
Слова, с которыми мне придется жить всю оставшуюся жизнь. Жизнь, которую я не хочу провести за решеткой.
Лэнг с ворчанием распрямляется.
– Объяснить могу я.
– Ничего, пусть потрудится сама, – перебивает шеф, указывая на меня. – Говорите.
Но Лэнг уже торопится в обгон меня.
– Она вышла на пробежку, – говорит он. – А я ехал за ней следом.
Эта ложь для меня постепенно трансформируется в возможную правду. Неужели он и в самом деле меня сопровождал? И поэтому так быстро оказался здесь, на месте?
– Мы стояли на травянистом бугре рядом со стоянкой, – продолжает он, – и обсуждали, что ей не следует здесь находиться. Как раз в эту минуту на стоянку заехал Ньюман.
Он солгал вопреки моему запрету, и единственный способ за это поквитаться – кинуть Лэнга под автобус.
Брови капитана сходятся на переносице, а железный взгляд резко поворачивается и падает на меня с ощутимым глухим стуком.
– Я возвращаюсь к очевидному, детектив Джаз. Какого хера вы вообще здесь торчали?
Ругательные слова он пускает в ход крайне редко, но уж если использует, значит, ты попал по-крупному. Лично я попала прямиком в объяснение, которое норовит привести лишь к еще большему попадосу.
– Я действительно совершала пробежку, – подтверждаю я, – и хотите верьте, хотите нет, я вправду взвешивала обоснованность моих действий, которые привели меня сюда. Теперь, задним числом, я понимаю, что мне следовало размышлять об этом где-нибудь в другом месте.
Капитан хмурится – верное предвестье грозы с громом и молниями.
– Да неужто? – желчно язвит он. – Что еще?
– На минивэне подъехал Ньюман, – быстро говорю я. – И тут окна машины забрызгала кровь. Я
