Да и у меня тоже.
Место действия: Термитник-46
Время действия: десятый день Кризиса
Очень мирная картина.
Молодой мужчина высокого роста и приятной наружности, с видом преуспевающего биржевого маклера средней руки, только что заработавшего себе и своим клиентам некоторое количество денег, отдыхает после трудового дня за уютным столиком презентабельного кафе, попивая черный кофе и перелистывая «Биржевые ведомости» в ожидании заказанного ужина.
Теперь внесем некоторые коррективы в эту идиллию. Наружность у меня не столь приятная, денег я никому, кроме себя, не зарабатываю, да и себе не всегда хватает, никакой я не маклер, ужина не заказывал, потому что после не совсем обычного, мягко говоря, допроса Сато кусок не лезет мне в горло, и читаю совсем не «Ведомости». Кстати, отсутствие аппетита я счел довольно тревожным симптомом: обычно я не теряю его в самых скверных ситуациях.
События последних дней и вечные неудачи вымотали меня не столько физически, сколь морально, и я отстраненно прикидывал, далеко ли до той грани, за которой на утомленный сверх меры разум снисходит помешательство. Тихим оно не будет, это точно. Если я и свихнусь, то буду очень буйным помешанным.
Напялить на себя деловой костюм и завалиться в фешенебельное кафе в деловой части столицы Термитника меня заставила необходимость встретиться с одним человечком, способным вывести меня на другого человечка, с которым мне очень хотелось побеседовать. Беседа, правда, не вписывалась в действия по поимке Гриссома, но от нее тоже зависело очень многое. Не побоюсь громких слов, судьба самой Гвардии зависела от исхода нашей встречи.
А первый человечек заставлял себя ждать. Пока он не пришел, я в очередной раз листал досье с психологическим портретом Гриссома, специально для оперативного отдела переложенное Рэндольфом на человеческий язык, доступный для понимания. Это досье за последние полгода я успел выучить наизусть.
Страница вторая, первый абзац: «ярко выраженный психопат с манией величия, отягощенной маниакально-убийственными наклонностями…» Страница третья, абзац четвертый: «…поставил себе цель наказать человечество за какие-то неизвестные грехи, рожденные в собственном мозгу…» Страница третья, абзац шестой: «… возможны случаи насилия со стороны взрослых в глубоком детстве либо сексуальные домогательства…»
Примерно так выглядел диагноз убийцы номер один до последних откровений Тайрелла. Теперь же стало ясно, что никакого детства, по крайней мере в обычном смысле, у Гриссома не было, после чего в доклад были внесены соответствующие изменения, которые я сейчас и читал. Теперь в виде причины возникновения вышеупомянутых убийственных наклонностей и лютой ненависти ко всему живому и разумному были приведены соображения о возникшем комплексе неполноценности, вызванном осознанием собственной ущербности и непохожести на других, свойственные искусственно выведенному существу, плюс агрессивные инстинкты, заложенные в базовую модель при производстве. Честно говоря, последнее я считал единственно верным вариантом, все же остальное было обычной профрейдовской мутью. Вердикт, который следовал по окончании словопрений, остался прежним: «Необычайно опасен, при обнаружении ликвидировать». Дайте мне его только обнаружить.
Протискиваясь сквозь небольшую толпу у входа, лавируя между маленькими столиками, за которыми при всем желании смогло бы разместиться не более трех человек, ко мне приближался субъект, известный мне под именем Реджи. Он был одет по молодежной моде тех дней в красные обтягивающие штаны до колен, кожаную рубашку, не доходящую до пупка, желтую шапочку с длинной бахромой, голографические носки и гравиботинки. Плюс соответствующий макияж.
Реджи был стукачом рядового Такаги, тем самым, который вывел нас на Аль-Махруда, перед тем как тот отправился в свой последний путь по лабиринтам города. Когда я изложил свои соображения Шо, тот порекомендовал мне встретиться с этим парнем и скинул ему соответствующую весточку на соответствующий адрес.
Подойдя к столику, Реджи трижды оглянулся по сторонам, заглянул в маленький экран притороченного к поясу прибора, видимо, отслеживающего направленные микрофоны, и только потом опустился на стул со мной рядом.
— Бон суар, амиго. — Разговаривал он на местном сленге, являвшем собой невообразимую смесь из нескольких языков, технического жаргона и большой доли ненормативной лексики. — Сорри, мужик, бат я запорол стрелки э литтл.
— Ты опоздал на полчаса, — согласился я, расшифровав тираду. — Время для меня очень дорого, и я мог бы провести его с куда большей пользой, что, вне всякого сомнения, отразится на твоем месячном жаловании.
— Олвейс спешишь, амиго. На ин успевать энджой офф все прелести лайфа.
— Ты навел справки, о которых тебя просили?
— Си, омбре. Туз, которого ты шуршишь, реально и не туз, валет, сильно косящий на шестерку…
— Ты его нашел?
— О чем базар, амиго? Реально, я в курсах, где чувак крутится. Хавает по литтлу, апгрейдит железо, впаривает жареный софт…
— По-человечески говори, — взмолился я, отстав от парня уже на слове «реально».
— А як же я ботаю? — Человеческая речь дается подобным индивидуумам с таким же трудом, как и гвардейским аналитикам, пишущим всякие психологические портреты. Просить парня говорить нормально равнозначно просьбе к профессору физики не валять дурака и объяснить все на пальцах. — Чувак имеет реально биг офис, чисто крышу, хомячки гребут по софту и паленому…
— Как хоть его зовут?
И как с такой речью Реджи вообще может добывать информацию, не говоря уже о столь важной информации, которая требовалась мне сейчас? Пути стукачей столь же неисповедимы, как и пути Рейдена.
— Василий Хабаров, амиго. Так хис нейм.
— Адрес?
— Сайонара, брат. Реально, скажи, что гнал по поводу бабок.
— Ладно, жалованье останется без изменений, — согласился я. С каждой фразой я понимал его все лучше и лучше. — Теперь давай адрес.
— Держи, амиго. Третья норд-вест стрит, минус эйт уровень, четверка, девятка, пара семерок. Контора «Хабаров унд Хаббарт унд прочая лабуда».
— Он точно тот, кто мне нужен?
— Зуб даю. Реально базаря, литтл гусь, бат косить себя под крутой мэн, чуть ли не як.
«Сравнения с якудзами скоро начнут означать трупы, а не хозяев жизни», — подумал я.
— Лавэ немерено, толку — нихт.
— Понятно.
— Ты ниид майн еще?
— Ты всегда нам нужен, Реджи. Без таких людей, как ты наша работа была бы куда сложнее.
— В смысле, ю нид ми нау?
— Нау — нихт. — Уже и я насобачился. Интересно, как выглядят беседы о погоде в местной тусовке?
— Окейно. Тады я убрел.
— Валяй. Чек получишь по почте, как обычно.
— Окейнее в два раза. Чао, брат. Счастливой охоты, волчара.
— Привет семье. — На «волчару» я решил не обижаться. Возможно, в его кругах так называют приятелей.
Так же озираясь по сторонам и рыская взглядом, как и при входе в кафе, Реджи удалился, но его красные штаны еще долго мелькали на улице.
Я допил остывший кофе, сунул свою кредитку в прорезь на столе, чуть не перепутав ее с карточкой абсолютного допуска (представляю, какой бы шум поднялся при расшифровке счетов), списывая деньги за напиток, потом встал и тоже покинул сие достойное заведение. Мой столик тут же оккупировала уже полчаса следившая за мной в ожидании свободного места парочка.
Василий Хабаров входил в члены правления радикального крыла Сил Разумного Сопротивления, ответственного за большую часть направленных против Гвардии террористических актов. Именно с ним я и жаждал побеседовать.
СРС сейчас находятся в глубокой, скажем мягко, дыре. Волна общественного негодования, поднятая беспрецедентной акцией против Красного Братства, изрядно пошатнула устои общества, но уже успела утихнуть, принеся устроителям совсем неплохие деньжата, но теперь дело загнивало.
Гвардия постепенно становилась привычным компонентом нормальной жизни Лиги, и обыватели перестали видеть в ней прямую угрозу своей свободе и благополучию. Наоборот, некоторые стали признавать, что наша работа приносит определенную пользу, и число наших сторонников постоянно росло. Сотни случаев освобождения заложников, захваты и последующие передачи в руки правосудия опаснейших преступников, тысячи спасательных операций и сотни тысяч спасенных жизней. На этом фоне продолжение непримиримой борьбы со стороны СРС выглядело довольно-таки нелепо. Если враг перестал казаться таинственным и всемогущим, нет необходимости в постоянной боевой готовности.
СРС представляли интерес для зрителей, лишь дразня льва, но никому не интересно смотреть, как они пинают сонную собаку.
