— А если нет?
— Тогда, — сказал Золтан, глядя травнику в глаза, — тогда, друг мой Жуга, нашу страну ждут ещё годы и годы ужаса и мракобесия. Взгляни, что творится вокруг. Это малая толика того, что будет, если они победят. Не так давно один испанский архиепископ потребовал, чтоб император Карл, папочка нынешнего нашего Филиппа, отрубил шесть тысяч голов или сжёг шесть тысяч тел, чтоб искоренить в Нидерландах Лютерову ересь. Как тебе такое жаркое, а? Так его святейшему величеству это показалось ещё недостаточным. Ты видел, как девушек в мешках бросают в реку? Как женщин закапывают живьём, а мужчин забивают на колёсах железными палками? Видел головы вдоль дорог на шестах? Видел виселицы? Альба своё дело знает туго.
— Альба, Альба... — задумчиво повторил Жуга. — Я всё время слышу это имя. Кто он?
— Герцог Альба, — мрачно и как бы нехотя пояснил Золтан, — кровавый палач империи. Тот, который собирал дань с Гента вместе с Карлом. Король послал его во Фландрию после мятежа в Антверпене. Он прибыл сюда в августе и тотчас же собрал совет по мятежам. Арестовали кучу разного народа, в основном — ни в чём не повинных крестьян, сочувствовавших протестантам. Всех объявили еретиками, начались аресты, пытки...
— Ясно. Так что же тогда этот твой герцог Вильгельм всё ещё медлит?
— Погоди, всё не так просто. Гёзов много, но это необученные люди, их силы разрознены, слабы, между ними нет сообщения, они воюют как попало. В сущности, это обыкновенные разбойники, дворянство для них такой же враг, как и испанцы. Его светлость надеется заручиться поддержкой Англии, и знаешь, мне кажется, что тут он прав. Деньги и вера. Вера и деньги — всё в итоге упирается в них и только в них. Церковь на островах уже отделилась от Рима. Англичане и испанцы — давние враги. Но Испания сейчас сильна, как никогда, а в Англии смута, она занята своими бедами. У неё ведь никогда не было сильной армии, а флот до сих пор больше чем наполовину состоит из пиратских кораблей. Поэтому всё, что может доставить неприятности испанцам, будет англичанам только на руку. Я бы на их месте непременно ухватился за такое предложение повоевать чужими руками.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — наморщив лоб, сказал Жуга, — но ведь голландцы — морской народ. Торговцы, моряки, рыбаки. Если англичане будут властвовать морями, это ведь означает смерть для Фландрии. Так?
Золтан опять посмотрел на травника с уважением.
— А у тебя голова варит, — признал он. — Далеко пойдёшь... когда пошлют. Ты прав, Лис, на самом деле так оно и есть. Именно поэтому я против этого союза. Но так далеко вперёд никто не заглядывает, все надеются на то, что мир велик. Достаточно велик, чтоб Англия и Нидерланды сумели поделить его без драки.
— А это в самом деле так? Золтан пожал плечами:
— Никто не знает. Даже два корабля не всегда могут разойтись в океане, даже если очень захотеть. Видишь ли, на помощь Англии можно надеяться, только если Фландрия полностью подчинится англичанам.
Жуга задумался. Прошёлся пятернёй по волосам.
— Ну и дурацкое же положение! — хмыкнул он.
— Если хочешь знать, в политике других и не бывает.
В этот момент оба умолкли, поскольку трактирщик принёс еду — большущую миску бобовой похлебки и жареный окорок.
Жуга расплатился и начал есть. Некоторое время он молча насыщался, а Золтан терпеливо ждал. Травник ел размеренно, но совершенно без аппетита, будто бы не ел, а принимал лекарство; мысли его блуждали где-то далеко.
Меж тем заканчивался вечер. Пол в трактире пересыпали опилками, и сейчас худенькая востроносенькая девушка в рабочем платье и в чепце, накрахмаленном до твёрдости яичной скорлупы, уже вовсю орудовала метёлкой, — даже в этот неудачный день трактир старался держать свою марку. Тем не менее, последних посетителей не стали выгонять.
— Недурно, — наконец сказал Жуга, расправившись с похлёбкой и кромсая окорок. — Хотя у тебя в «Пляшущем Лисе» готовили лучше.
— Не то слово, — отмахнулся Хагг и тоже взял себе порядочный кусок. — Шайтан, как же я скучаю по хорошей кухне. В этом городе нигде невозможно нормально поесть. Был здесь раньше?
— В «Синей Сойке»? — травник огляделся. — Нет, ты что: её же только что отстроили. Но к делу, — он отодвинул пустую тарелку и вытер руки о штаны. — Если я правильно понял, Фландрия оказалась между двух огней: Испания с одной стороны и Англия с другой?
— Хуже, — поправил его Хагг. — Не между двух огней, а между молотом и наковальней. И молот уже падает.
— Не понимаю. Неужели все эта католики, лютеране, кальвинисты — это только предлог?
— Вряд ли. Народ всегда идёт за тем, что проще и понятнее. Чернь тешит себя мыслями о том, чтобы общаться с Богом напрямую, минуя священника. Опять же и денежки целее будут. Всё это началось примерно десять лет тому назад, когда Филипп направил во Фландрию своих иезуитов и сам стал назначать аббатов и епископов... Вера и деньги, Лисёнок, не забывай — вера и деньги. Народ не любят, когда его так неприкрыто и нагло грабят. Лютеранская ересь не так уж проста, но она даёт народу надежду свободно дышать. Так что всё это — надолго и всерьёз. И не надейся, что тебе удастся отсидеться в стороне.
— Я как раз об этом и хотел с тобой поговорить, — кивнул Жуга. — Так стало быть, ты считаешь, что это испанцы натравили на меня тех троих?
И он кивнул на спящего Смитте.
— Вряд ли, — поразмыслив, сказал Золтан. — Если бы они знали, где тебя искать, ты сейчас бы уже корчился на дыбе. уж поверь, они бы не стали опускаться до такого сброда. Там пятеро солдат, не считая десятника из Гаммельна, а испанские солдаты — люди особые. Десять поколений предков-воинов — это тебе не шутка. Из этих пятерых каждый прошёл по три войны... Кстати, — Золтан подбородком указал на толстяка, — ты случаем не хочешь расспросить этого беднягу насчёт заказчика?
— Нет. Да и думается мне, что мы навряд ли что-нибудь узнаем: слишком мелкая сошка.
Золтан постучал пальцами по столу.
— Чёрт подери, ты опять прав, — признал он. — Если я всё правильно понял, это вообще было его первое дело. Раньше он не занимался уличными грабежами, больше медвежатничал. Я попробую поговорить с Матиасом, может быть, хоть так удастся что-то разузнать. Но мне кажется, что я и так знаю, кто за этим всем стоит.
— Так говори, не тяни.
— Ты всё равно его не знаешь. Он называет себя Андерсон. Просто Андерсон. Я не знаю его настоящего имени, знаю только, что он — один из приближённых герцога Вильгельма, из тех, что носили дурацкий колпак[34].
Можешь мне не верить, но это так. По долгу службы мне не раз доводилось вести с ним дела, я даже, помнится, работал под его началом, да и после помогал ему проворачивать кое-какие э-ээ... дела. Можно сказать, что для испанцев он сейчас первейший враг. Во всяком случае, один из первых. Умён, хитёр и очень смел, опасен, как змея, и не останавливается ни перед чем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
