потерял.
- Это для Амелии, - говорит мама, протягивая мне небольшой бумажный пакет. - Сертификат в детский бутик… Просто не знала, что купить. Дети так быстро растут, а это всегда пригодится.
Я сдержанно киваю, потому что злюсь на нее за экспромт. Этот день - особенный для моей семьи, так что могла бы и предупредить о появлении отца.
- Ярослава, а это для тебя. Мы с Георгием Сергеевичем решили сделать отдельный подарок от нас двоих в благодарность за рождение внучки.
Я смотрю, как Ярослава, обняв мать, принимает бирюзовый пакет с логотипом известного ювелирного дома, и перевожу взгляд на отца. Он молча наблюдает за происходящим, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Я почти готов усмехнуться. Теперь ты видишь, какая она? Степень такого человеколюбия тебе едва когда-то удастся постичь. Даже мне не всегда удается.
- Проходите, - настойчиво повторяет Ярослава. - Попьем чай. Амелия как раз спит, и у нас еще много закусок осталось.
Мы вчетвером идем вглубь квартиры. Мама, желая разрядить обстановку, неутомимо комментирует изменения в интерьере, отец как молчал, так и молчит.
- Вам черный или зеленый?
- Кофе, если есть, - отвечает отец с заминкой. Я даже вздрагиваю немного - оказывается, напрочь забыл, как звучит его голос.
- Ой, кофе можно конечно, - щебечет Ярослава, один за другим открывая и закрывая ящики - верный признак того, что она тоже взволнована этой встречей, хотя и пытается не подавать вида. - Мне врач запретил, поэтому я уж и забыла, как он выглядит…
- Мне тоже запрещали, - встревает мама. - Помню, свекровь заваривала мне цикорий. Уже столько лет прошло, а я до сих пор на него смотреть не могу.
- Ой, я тоже его пить пыталась! Но меня сразу тошнить начинало, так что я бросила. Перешла на чай с имбирем.
- Имбирь мне тоже очень помогал. Мне наш папа даже имбирные леденцы из командировки привозил. Это сейчас он в каждом супермаркете есть, а тридцать лет назад был редкостью.
Я чувствую расслабление оттого, что даже спустя время мама и Ярослава находят общий язык. Все связанное с детьми и родами вообще действует на женщин объединяюще, это я давно заметил.
- Внучку покажешь? - подает голос отец, явно обращаясь ко мне.
В теле, как по команде, напрягается каждая мышца. Я не планировал когда-либо с ним говорить.
- Амелия спит, - отрезаю я.
- Шуметь не буду. Опыт с новорожденными у меня есть, пусть и давний.
В течение нескольких секунд мы ведем немую битву взглядами, и я сдаюсь первым. Не потому что чувствую себя чем-то ему обязанным: появление собственной семьи меня закалило, поселив твердое убеждение, что я должен защищать жену и дочь. Все дело том, что глядя на отца, у меня нет ощущения необходимости обороняться. Потому что сейчас он впервые в жизни просит, а не требует.
- Идите, - говорит Ярослава в ответ на мой взгляд. - Мы пока тут поболтаем немного.
Мой личный домашний миротворец. Вот кого нужно было делать послом доброй воли.
В молчании мы с отцом доходим до спальни, где в крошечной кроватке под балдахином, любовно выбранном Ярославой, спит наша дочь. В желтоватом свете торшера ее личико выглядит загорелым, хотя на деле она унаследовала мой аристократичный цвет кожи( выражение жены, не мое).
- Не пойму, на кого больше похожа, - шепотом произносит отец после минутного разглядывания. - Рот точно от Ярославы. Уши и нос, по-моему твои.
Я не собирался ему отвечать, но не вступить в этот диалог - выше моих сил. Речь ведь идет об Амелии - моей плоти и крови.
- Она вылитая Ярослава. Когда глаза откроет - убедишься.
- Погоди еще. Она менятся будет каждый день. Когда ты родился, все твердили, что на мать похож, через год - что вылитый я. В итоге от всех взял понемногу.
Залюбовавшись тем, как мило Амелия шевелит губами во сне, я пожимаю плечами.
- Увидим со временем.
Какое-то время мы стоим молча. Я все же тряпка, потому что голову навязчиво сверлит мысль: «А вдруг? Не сразу, конечно, но, может, со временем».
Вдруг Ярославе недаром приснилось, как мой отец дарит ей белые цветы, а мне отдает связку ключей. Вещие сны в нашей семье - обычное дело.
