Полуразвалившийся указатель у тропки гласил: «К Чуну, Зиллану и шахте Динг-Донг», и неожиданно я оказался в самом сердце Корнуолла. Раздолье пустоши дышало памятью об исчезнувшей цивилизации, пик утеса Кениджек возносился черным гранитом в безоблачное небо. Мы ехали и ехали, местность была дикой, доисторической, заброшенной. Вереск и папоротник-орляк перешептывались под соленым ветром с моря, а вдалеке, под нами, на побережье выделялись мыс Пендин и моторные дома Оловянного Берега.
Мы добрались до конца горного кряжа. Вид оттуда был удивительный. На юг — до горы Сент-Майкл, поблескивающей в просторе залива Маунтс, на север — до Морвы и моря, на восток — до моторного дома шахты Динг-Донг, а на запад — до могучей крестовины утеса Кениджек. Прямо напротив меня, еще дальше по кряжу, Хью и его лошадь, казалось, медленно таяли за нагромождением изъеденных ветром скал.
Я удивился, но когда подъехал поближе, понял, в чем дело. Там, на холме, находился старинный форт с еще крепкими каменными стенами, и я неожиданно вспомнил, как однажды за ужином отец рассказывал о «замке», который все еще стоит на горном кряже у Чуна.
Я осторожно пробирался среди вереска к стенам замка.
Там были внутреннее и внешние кольца. Я въехал во внутреннее кольцо, предполагая, что у него два выхода и что Хью въехал в один и выехал из другого. Но я ошибся. В тот момент, когда я привязывал лошадь в центре внутреннего кольца, позади меня холодно прозвучал голос Хью:
— Какого черта ты меня преследуешь!
Я развернулся в седле. Он уже спешился и вместе с лошадью стоял в тени стены. Я тоже спешился и повернулся к нему.
— Прости, — с готовностью сказал я. — Я не собирался за тобой шпионить, я понял, что ты поехал на ферму. А мне было скучно, хотелось проехаться, поэтому я решил посмотреть, куда ты поедешь. Кстати, что это? Замок Чун?
— Да, — сказал Хью, который был безразличен к истории. — Он самый. — Он улыбнулся своей широкой, очаровательной улыбкой: — Почему ты не сказал мне, что хочешь прогуляться? Поехали бы вместе.
— Я… подумал, что тебе, может быть, хочется побыть одному.
— Ну вот еще! Это ты любишь одиночество, не я! Я рад тебя видеть. Послушай, поехали на ферму вместе! Сегодня Филип повез маму в Пензанс, а я туда еду только потому, что Гризельда обещала приготовить пирог по случаю начала каникул. Поедем, поможешь мне одолеть его!
Я смущенно произнес:
— Может, не стоит?
— Да поехали! Мама и Филипп, наверно, уже полчаса как уехали. Слушай, не глупи, ты что, думаешь, я пригласил бы тебя, если бы хоть на минуту мог предположить, что они там? Мне не больше твоего хочется, чтобы Филип на меня наорал!
— Хорошо, — сдался я. — Если ты уверен…
— Абсолютно. Поехали, это всего лишь вниз по холму, в долину, и я уже почти чувствую запах пирога! Завтракали же сто лет назад!
Мы вывели лошадей из замка, вновь сели верхом и поехали с холма в долину внизу.
— Вон ферма арендаторов, — сказал Хью. — Она принадлежала Джареду Рослину. Он жил на хозяйской ферме, когда мама обитала в Пенмаррике. Когда договор с ним истек, она выкупила у него и ферму арендаторов, потому что не хотела, чтобы он торчал у нее под носом. Да и дом был бы для него слишком мал. У него и его жены восемь дочерей и один сын. Восемь девчонок! Можешь себе такое представить? У них у всех такие смешные имена: Целомудрие, Верность, Воздержание!..
— Не может быть, Хью!
— Ну, тогда, значит, Вера, Надежда и Благотворительность[9]!
Мы засмеялись.
— А сейчас Джаред Рослин ведь в Морве?
— Да, у него и его брата Джосса фермы рядом. У Джосса мешки денег, но он ни на что не тратится, только на помощь брату. Мама говорила, что его жена когда-то была леди, но сейчас этого по ней не скажешь. Мама их не любит. У них вражда.
— Вражда?
— Да, Джосса Рослина никто не любит. Он настоящий ублюдок. — Хью закашлялся. — Прости, старина, вырвалось. Не хотел тебя обидеть.
Но я думал уже о другом.
— Кажется, жена Джосса выросла в Пенмаррике? Почему она вышла за фермера?
— Amor vincit omnia[10], — важно произнес Хью, — во всяком случае, так говорят.
— А у них есть дети?
— Девочка. Я видел ее однажды, очень давно, еще до того, как переехал в Алленгейт.
На горизонте показалась ферма, и я с удивлением обнаружил, что она красива. Над шиферной крышей поднимались пастельного цвета трубы, а под крышей в утреннем солнце купались стены приятного серого оттенка; у крыльца росли кусты жимолости и вьющейся розы.
Привязав лошадей у конюшни, мы прошли через двор к задней двери.
— Гризельда! — заорал Хью, входя в старомодную кухню. — Гризельда! Где мой пирог?
Послышался топот. Появилась служанка, с виду слабоумная, и произнесла нечто нечленораздельное.
— Привет, Энни, — сказал Хью. — Гризельда приготовила мне пирог?
В дальнем конце кухни открылась дверь. Старая карга в черном платье и черной шали прошаркала в комнату.
— Гризельда, — спросил Хью, — ты испекла?..
Она произнесла что-то резкое, и я с ужасом увидел, что ее палец нацелен на меня. Она говорила с таким сильным корнуолльским акцентом, что я ее не понимал.
— А-а, это мой школьный друг, — пояснил Хью, пуская в ход свой дар врать без запинки. — Он остановился в Пенмаррике.
Старая карга побагровела и принялась на него орать. Я наблюдал за этой сценой с беспокойством, но одновременно был заинтригован поведением старухи; она вела себя вовсе не как прислуга, а, скорее, как хозяйка дома.
— Глупости, Гризельда, — спокойно произнес Хью. — Не понимаю, о чем ты. Пирог готов? Если готов, я съем его на улице.
Старая карга что-то пробурчала и покачала головой. Хью повернулся ко мне:
— Он будет готов через несколько минут. Пойдем, я покажу тебе дом.
Я молча последовал за ним по коридору. Закрыв дверь, он сообщил:
— Она догадалась, кто ты.
— Что? — Я похолодел. — Но каким образом?
— Бог ее знает. Не беспокойся, если она передаст это маме, я скажу, что она ошиблась, что ты был Обри Карнфорт. Вы примерно одного роста и телосложения… Ну, что ж, вот — холл, а вот — гостиная…
Я пошел вслед за ним в комнаты. Они были красивы, со старинной, солидной мебелью, простор радовал глаз. Все содержалось в безупречной чистоте и порядке.
— Какой прекрасный дом, — проговорил я с искренним восхищением. — Он нравится мне гораздо больше, чем Пенмаррик. Такой теплый, уютный и спокойный.
— Странно! А мне здесь совсем не нравится, я предпочитаю Пенмаррик! Там гораздо больше цивилизации, тебе не кажется?
— Потому что там оборудована пара современных ватерклозетов?
— Да, приходится признать, что водопровод — большое преимущество. — Хью говорил совершенно серьезно. Казалось, он совершенно не замечал очарования фермы. — Хочешь посмотреть комнаты наверху?
— А можно? Я бы взглянул.
Комната Филипа смотрела окнами на пустошь. На столе у окна лежали несколько книг по истории Корнуолльского Оловянного Берега, включая том об истории шахты Левант. Я взял ее и перелистнул несколько страниц, но Хью уже вышел в коридор, поэтому я положил книгу и последовал за ним. Миссис Касталлак занимала приятную комнату рядом, со старомодной кроватью возле окна и с огромным шкафом вдоль стены.
Я огляделся.
— Какие смешные часики! — воскликнул я, подойдя к каминной полке. — Они мне нравятся! Не знаешь, откуда они?
— Никакого понятия, — сказал Хью. — Они тебе действительно нравятся? Мне кажется, они ужасны… Иди сюда, полюбуйся видом. Правда, замечательный?
Мы вместе полюбовались видом и вернулись на кухню. Пирог был готов. Мы вышли с ним на улицу, нашли уединенный уголок у каменной стены и уселись за ранний обед.
Пирог оказался необычайно вкусным. Вскоре Хью принес сидра, а когда мы закончили обед, то легли на спину и смотрели, как легкие облачка плывут по голубому небу.
Хью уснул.
Я встал и пошел искать хоть какой-нибудь нужник, но поскольку поиски оказались тщетными, просто зашел за амбар. Потом вернулся к дому и заглянул на кухню. В доме никого не было видно. Я вошел, нервничая, и снова побродил по этим красивым комнатам, легко проводя пальцами по мебели. Никто мне не мешал. Я поднялся наверх, и под моими ногами заскрипели половицы. Дверь в комнату миссис Касталлак была приоткрыта. Я подошел к окну, потом к кровати, потом к камину. Часики все тикали на каминной полке. Я дотронулся до них и невольно обернулся, словно ожидая, что кто-то за мной наблюдает, но никого не было, только на подоконнике пела птичка и на ветру чуть колыхались занавески.
Я вышел, вошел в комнату Филипа, взял в руки книгу о шахте Левант. К моему удивлению, она оказалась интересной. Я сел и принялся читать. Минуты летели, утро переходило в полдень.
