— Рэмзи, что же ты молчишь? — вдруг воскликнула Пенни, нервно теребя в руках подобранную палочку.
Чувствуя, как бьется его сердце, он ласково погладил ее по голове и спросил:
— Это было в то время, когда ты встретила Энтони?
— Да, — кивнула она, всхлипнув. — За несколько месяцев до встречи. Он меня просто спас. Я старалась освободиться от дурной привычки. И хотела, чтоб никто не знал о моем прошлом.
— Прошедшие годы не должны омрачать твое настоящее, — сказал О'Киф. — Если ты мне напомнишь, то я как-нибудь расскажу тебе, что мне пришлось пережить в прошлом. Ведь я был даже рабом. И все-таки выжил.
— Я не ищу оправданий, а хочу, чтоб ты понял меня. Я тогда была не в себе, совсем потеряла голову. И теперь уже ничего нельзя изменить. Оттого-то так тяжело, когда прошлое вновь всплывает перед тобой.
— Детям свойственно ошибаться, на ошибках они учатся.
— Когда я в первый раз попробовала кокаин, то перестала быть ребенком, — печально улыбнулась Пенни, не сводя глаз с его лица. — А в том пакете, который украла Тесс, были старые негативы и фотографии. — Эта новость не удивила его. Похоже, он уже догадался об этом. — Но есть кое-что и похуже. — Она сделала паузу и облизала пересохшие губы. — Сегодня по почте я получила копию этих фотографий. Не знаю точно, кто их послал, но отправитель угрожает передать имеющиеся у них материалы в газету, если я не верну драгоценные камни.
— Мне казалось, что ты не очень беспокоишься об общественном мнении, — сказал Рэмзи, недовольный тем, что она сразу же не сообщила ему о полученном послании.
— Да, но карьера одно время была для меня едва ли не единственной целью в жизни. Правда, я никогда не хотела быть особенно знаменитой. А ремесло артистки давалось мне легко. И я не думала, что мое увлечение привлечет ко мне такое широкое внимание публики. Когда это случилось, я скорее испугалась, чем обрадовалась. Тем более что с тех пор поклонники стали преследовать меня повсюду, сочинять про меня небылицы. И лишь деньги помогали сдерживать их назойливое внимание, — Она печально вздохнула и умоляюще посмотрела ему в лицо. — Ах, Рэмзи, я так много напутала в своей жизни, что теперь и не знаю, как во всем этом разобраться.
— У тебя есть один выход, — тихо проговорил О'Киф, утерев скатившуюся по ее щеке слезинку, — рассказать обо всем самой до того, как это сделают другие.
Она испуганно посмотрела на него, и он, сохраняя совершенное спокойствие, выдержал этот взгляд.
— Послушай, что я тебе скажу, — продолжал он. — Когда все узнают об этом из твоих уст, тебе станет значительно легче. От смущения еще никто не умирал, не умрешь и ты, А твои враги лишатся своего оружия.
— Как это страшно! — пробормотала Пенни после продолжительного молчания, прижимаясь к его груди. — А ты не оставишь меня?
— Никогда. — Он решительно тряхнул головой, нежно проведя ладонью по ее плечу. — Я сделаю все, чтобы остаться с тобой. Наши сердца давно уже бьются в унисон, твоя боль стала и моей болью.
— Спасибо, Рэмзи, — прошептала она, чувствуя, как на глаза навертываются слезы.
— Ты можешь смело открывать передо мной свое сердце. Теперь уже ничто не разделяет нас. Мы предназначены друг другу судьбой. — Он крепко обнял ее и ласково погладил по голове. — Ради тебя я прошел сквозь столетия. Чтобы найти тебя, оставил свой мир и друзей. И теперь не мыслю своей жизни отдельно от твоей. Я люблю тебя и буду любить вечно.
— Но мы не можем любить друг друга, — вдруг сказала она.
— Не спеши произносить слова, — с трудом проговорил О'Киф, стараясь справиться с охватившей его дрожью. — Подожди, пока их за тебя скажет сердце.
— Я не спешу. Мне нечего скрывать от тебя. И я люблю тебя всем сердцем.
Он облегченно вздохнул и радостно улыбнулся. И Пенни поняла, как сильно он боялся, что она откажет ему.
— Я люблю тебя, — повторила она.
— Еще, — попросил он, осыпая ее поцелуями.
— Люблю.
— Еще!
— Люблю!
Рэмзи стиснул ее в объятиях и, повалив на землю, принялся покрывать поцелуями. Она шутливо отбивалась, весело смеясь в ответ, и он вторил ей восторженным басом. Словно беспечные дети, катались они по песку и хохотали, совершенно довольные собой и всем миром. Лошадь удивленно покосилась на них большим глазом и вопросительно заржала, будто спрашивая, что так развеселило ее хозяев, но тем было не до нее. Переплетясь руками и ногами, они катались по мягкому песчаному пляжу, что-то радостное и невразумительное выкрикивая в ответ на недоуменные взгляды растерянного животного.
Глава 33
— Где вы были? — спросил их Хэнк, когда Пенелопа и Рэмзи переступили порог дома.
— А что такое? — забеспокоилась Пенни. — С Маргарет все в порядке?
— В порядке, — откликнулась сама Маргарет из глубины комнаты. — У меня была очень заботливая сиделка.
Шофер улыбнулся и оглядел с ног до головы Пенелопу, отметив про себя, что она выглядит отдохнувшей и посвежевшей, и заметив несколько соломинок, застрявших в волосах у нее и у О'Кифа.
— Ты, кажется, где-то потеряла туфли? — сказал он, закончив осмотр.
Пенни покосилась на свои голые ноги, затем — на Рэмзи и пожала плечами, словно только что заметила пропажу. О'Киф насмешливо и самодовольно улыбнулся, как улыбается самец бабуина, получивший причитающийся ему банан.
— А как ты перепачкалась! — продолжал между тем Хэнк. — Ты вся в песке.
— Оставь их в покое, — остановила его миссис О'Халерен, исподтишка толкая в бок и подходя к Пенелопе. Достав из ее волос соломинки, она кивнула в сторону лестницы:
— Иди, тебе надо отдохнуть.
— Если я буду целыми днями лентяйничать, то непременно сойду с ума, — ответила Пенни, целуя ее в щеку и послушно отправляясь наверх.
Рэмзи хотел последовать за ней, но Маргарет встала у него на пути.
— Не смей входить в жилое помещение в таких грязных сапогах, — сказала она. — Ну-ка быстренько снимай их.
О'Киф подчинился ее приказанию, и она, поморщившись, передала сапоги Хэнку. Но не успела она обернуться, как Рэмзи уже оказался наверху.
— Можно я оставлю их себе на память? — спросил он, останавливаясь у двери в комнату Пенелопы.
Пенни, сидящая на краю кровати, улыбнулась и подняла голову. Но как только она увидела то, о чем он просит, улыбка тут же сползла с ее губ. На кончике пальца у Рэмзи покачивались ее черные кружевные трусики.
— Ты хочешь завладеть ими, как военным трофеем? — поинтересовалась она, слегка покраснев.
— Нет, — сказал он, пряча трусики в карман и подходя к кровати. — Как залогом твоей благосклонности. — С этими словами он повалил ее на постель и, прижав к одеялу, повелительным тоном потребовал:
— Повтори то, что ты говорила на берегу.
— Я тебя люблю, — произнесла она.
— А за что?
— За то, что ты — наглый сумасброд.
— Повтори еще раз.
— За твои гигантские косолапые ноги.
— Еще.
— За твой колоссальный аппетит, в котором ты превосходишь целую команду НХЛ.
— За что еще?
Она подняла глаза к потолку, стараясь придумать еще одну причину привязанности. Как вдруг он быстро проник рукой под ее блузку, так что она вскрикнула от неожиданности, но, успокоившись, удовлетворенно выгнулась, прижимаясь к нему.
— За то, что ты сильный, благородный, терпеливый, — заговорила Пенни, — галантный, добрый, незлопамятный. — С каждым новым определением голос ее становился все мягче и мягче, а пальцы все нежнее ласкали его щеку. — Я люблю тебя потому, что ты все предвидишь заранее, и потому, что никогда не оставишь меня.
— Это правда, — согласился он, поглаживая рукой ее голую ногу. — Да ты вся в песке!
— Не вся, — возразила она, игриво посмотрев на него. Минутой позже он смог убедиться в ее правоте.
Рэмзи сидел возле кухонного стола, на котором в беспорядке были разбросаны дневники Тесс. Он только что оторвался от чтения одного из них и теперь с интересом следил за действиями Пенелопы, шарившей в шкафу в поисках пищи.
— Прекрасно, — наконец сказала она, доставая одну за другой несколько разноцветных коробок и раскладывая их на стойке.
Заинтересованный О'Киф оставил свое занятие и, читая на ходу надписи на коробках, подошел к ней.
— Каша пригодится на завтрак, — продолжала рассуждать Пенни.
— Но вряд ли насытит, — возразил Рэмзи, думая о том, что занятие любовью всегда возбуждает зверский аппетит.
— Что ж, — улыбнулась она, — тогда, быть может, вот это как раз тебе подойдет. — И поставила перед ним коробку пшеничных хлопьев «Капитан Кранч».
Он запустил в нее руку и высыпал в рот горсть маленьких хрустящих кружочков.
— Черт возьми! — выругался О'Киф, с трудом пережевывая сухую засахаренную пшеницу.
Пенелопа насмешливо усмехнулась и, высыпав хлопья в миску, залила их молоком, показывая, как с ними надо обращаться. Затем положила на стол ложку и пододвинула незадачливому капитану готовую пшеничную кашу.
