Это была женщина в расцвете, пленительная женщина, и ее голос, в котором звучали чуть ли не ласкательные нотки, заставил Мирона внутренне напрячься: ловушка…
— Если вам будет угодно его сделать, мадам Шалон, — сказал он, притворяясь безразличным — «Опасная женщина. Очень опасная женщина».
— Мне будет угодно.
Мадам Шалон не улыбалась. Дуновение ветра из открытого окна донесло до него аромат ее духов. Или это был аромат сада? Из осторожности он не вынул блокнот. Не может быть, чтобы она так легко призналась. И все же…
— Вы знаете что-нибудь об искусстве приготовления пищи, мосье Мирон?
— Я из Парижа, вы разве забыли?
— И об искусстве любви тоже?
— Я ведь уже сказал, что я из Парижа.
— Тогда, — она сделала глубокий вдох, — я могу сказать вам, что я, Гортензия Евгения Виллеруа Вессер Шалон, медленно и намеренно, с полным сознанием цели убила своего первого мужа Шарля Вессера, 57 лет, а затем и второго, Этьена Шалона, 65 лет.
— На это была причина, я полагаю? — «Не сон ли это? Или она сошла с ума?»
— За Вессера я вышла по настоянию своей семьи. Шарль Вессер, как я вскоре поняла, был свиньей — свиньей с волчьим аппетитом. К тому же, инспектор, он был грубиян, беспрестанно сквернословил, бахвалился, обманывал бедных и невинных… Ну, сущая свинья, поверьте мне. Вечно грязный, неопрятный, со всеми отвратительными привычками пожилого возраста и вовсе без присущего этому возрасту достоинства… Так вот, своей необычайной прожорливостью он испортил себе желудок…
Инспектор еще в Париже собрал всю информацию о Вессере и составил примерно такое же представление о нем, поэтому сейчас он только кивнул.
— А мосье Шалон?
— Он был старше, как и я была старше, когда выходила за него замуж.
С легкой иронией:
— У него тоже было плохое пищеварение?
— Несомненно. Что еще усугублялось его слабоволием. Он ни в чем не мог себе отказать. Возможно, он был менее груб, чем Вессер… Возможно, более испорчен по сути своей, потому что чересчур тесно общался с немцами во время оккупации… Почему они всегда заботились о том, чтобы у нас не было недостатка в самой лучшей, самой дорогой пище и тонких винах, когда каждый день дети падали на улицах от голода? Пусть я убийца, инспектор, но я еще и француженка. Я решила без всяких сожалений, что Шалон должен умереть, как умер Вессер…
Осторожно, очень осторожно инспектор спросил:
— Как именно, мадам Шалон?
Она повернулась к нему, и лицо ее озарилось улыбкой.
— Вы знакомы, может быть, с такими блюдами, как индейка, фаршированная каштанами, котлеты «де-воляй» по-индейски, омлет с сюрпризом по-неаполитански, суп жирный по-багратионовски, баклажаны по-турецки, жаркое из перепелов?..
— Остановитесь, мадам Шалон! У меня разыгрался зверский аппетит, и в то же время я погребен под грудой съестного. Такое богатство пищи! Такое…
— Вас интересовал мой метод, инспектор Мирон. Я использовала эти блюда и еще сотню других. И в каждое из них я добавляла частицу… — Она неожиданно замолчала.
Гигантским усилием воли инспектор не дал своему голосу дрогнуть, когда, допив дюбоннэ, спросил:
— Частицу чего, мадам Шалон?
— Вы наводили обо мне справки. Вы знаете, кто был мой отец.
— Жан-Мари Виллеруа, гениальный повар, непревзойденный ученик непревзойденного Эскофье. Его называли единственным достойным преемником Эскофье…
— Вот именно. А ведь когда мне было двадцать два года, отец сказал, что если не принимать во внимание некоторых моих мелких погрешностей в приготовлении наиболее изысканных бульонов, он считает меня равной себе в поварском искусстве…
— Очень интересно. Снимаю перед вами шляпу. — Мирон не понимал, как эта женщина может говорить сейчас о таких неуместных вещах. — Но вы сказали, что вкладывали в каждое из этих несравненных блюд частицу…
— Частицу моего искусства, и не больше. Только это, и ничего другого, инспектор. Искусства Эскофье и Виллеруа. И разве такие, как Вессер и Шалон, могли устоять?
Три, четыре раза в день я обильно кормила их калорийнейшей пищей в величайшем разнообразии. Они набивали себе животы, спали, потом вновь набивали животы и пили вино, много вина, чтобы опять есть и есть… Странно, что они при такой диете еще довольно долго протянули.
Тишина напоминала биение далеких часов. Инспектор Мирон поднялся так резко, что женщина испуганно вздрогнула.
— Вечером вы поедете со мной в Ниццу, мадам Шалон.
— В полицейский участок, инспектор?
— Нет, в казино, мадам. Мы будем пить шампанское и слушать музыку. И разговаривать.
— Но, инспектор Мирон!..
— Послушайте меня, мадам. Я холостяк. Сорока четырех лет. Говорят, выгляжу еще неплохо. У меня есть сбережения. Меня нельзя назвать крупным призом, но и пренебрегать мною не стоит. — Он посмотрел ей в глаза. — Я хочу умереть.
— Даже самые вредные для здоровья блюда, — сказала мадам Шалон, подумав, — не обязательно смертельны, если соблюдать меру… Вы не хотите поцеловать мне руку, инспектор Мирон?
Примечания
1
Стон — английская мера веса. Равен примерно 6,3 кг.
2
День Подарков — второй день Рождества.
3
Фарлонг — примерно равен двумстам метрам.
4
Следователь, специальной функцией которого является расследование случаев насильственной или внезапной смерти.
