С прибытием новой партии в бараках стало еще теснее. Тяжелые колодки с невольников сняли, но от цепей не освободили.
Носильщики остановились на площади и сложили на землю свой ценный груз — слоновую кость, предназначенную для продажи в Казонде. Когда им выдадут плату — несколько ярдов коленкора или другой ткани чуть подороже, — они отправятся искать караван, нуждающийся в их услугах.
Итак, старый Том и его спутники избавились от колодок, которые мучили их в продолжение пяти недель. Бат, наконец, мог обнять своего отца. Товарищи по несчастью обменялись рукопожатиями. Перемолвившись несколькими словами, они замолчали. Да и о чем им было говорить. Жаловаться, сетовать на судьбу? Бата, Актеона, Остина — сильных молодых людей, привычных к тяжелому физическому труду, — усталость не могла сломить. Но старый Том совершенно выбился из сил. Если бы караван задержался в пути еще день-другой, труп Тома бросили бы на съедение хищным зверям, как труп бедной Нан.
Всех четверых втолкнули в тесный сарайчик и дверь тотчас же заперли снаружи на замок. Подкрепившись скудной пищей, пленники стали ждать прихода работорговца. Они наивно надеялись, что Альвец освободит их узнав, что они американские граждане.
Дика Сэнда оставили на площади под надзором приставленного к нему хавильдара.
Наконец-то он в Казонде! Он не сомневался, что миссис Уэлдон, маленький Джек и кузен Бенедикт давно уже находятся здесь. Он высматривал их на всех улицах, по которым проходил караван, оглядел все тембе и всю читоку, почти пустую в тот час.
Но миссис Уэлдон нигде не было.
«Неужели ее не привели в Казонде? — спрашивал себя Ддк. — Где же она в таком случае? Нет, Геркулес не мог ошибиться! Неизвестно, какие планы у Гэрриса и Негоро, но я уверен, что они доставили ее сюда. Однако и их тоже что-то не видно…»
Жгучая тревога охватила Дика Сэнда. Миссис Уэлдон могли держать взаперти — этим объяснялось то, что Дику не удалось увидеть ее. Но где Гэррис, где Негоро? Они, особенно португалец, не стали бы медлить и откладывать свидание с юным капитаном, который теперь был всецело в их власти. Нет, они тотчас же пришли бы, чтобы насладиться своим торжеством, чтобы поиздеваться над Диком, помучить его, чтобы отомстить ему наконец. Почему же их не видно? Неужели их нет в Казонде? Но в таком случае, значит, и миссис Уэлдон находится не в Казонде, а в каком-нибудь другом пункте Центральной Африки? Если б с появлением Гэрриса и португальца Дику Сэнду грозила пытка, и то он с нетерпением ждал бы их. Ведь если они в городе, то, значит, и миссис Уэлдон и маленький Джек находятся здесь.
Динго не появлялся с тех самых пор, как принес Дику записку Геркулеса. Таким образом, юноша не мог отослать с ним заготовленный ответ. А в этом ответе Дик поручал Геркулесу следовать за миссис Уэлдон, не терять ее из виду и по возможности сообщать ей обо всем, что происходит. Динго уже однажды пробрался в лагерь, почему бы Геркулесу не послать его вторично? Но, быть может, верный пес погиб, исполняя это поручение? Или миссис Уэлдон повезли дальше, до какой-нибудь фактории в глубине лесистого плоскогорья, и Геркулес, как это сделал бы и сам Дик, вместе с Динго идет по ее следам?
Мысли эти неотступно преследовали юношу.
Как поступить, если выяснится, что ни миссис Уэлдон, ни ее похитителей нет в городе? Дик настолько сжился с надеждой, быть может обманчивой, встретить в Казонде миссис Уэлдон, что теперь, не видя ее нигде, был потрясен, пережил минуты отчаяния, с которым не мог совладать.
«К чему жить, — думал, — если не можешь помочь людям, которых любишь? Нет, лучше умереть, чем влачить такое жалкое существование!»
Но, думая так, Дик ошибался в себе. Под ударами тяжких испытаний мальчик стал взрослым. У таких мужествственных людей, как Дик, отчаяние — лишь временная дань слабости натуры человеческой.
Вдруг по пустынной площади разнеслись звуки фанфар и громкие крики. Дик Сэнд, уныло сидевший на пыльной земле, мгновенно вскочил на ноги. Всякое новое происшествие могло навести его на след тех, кого он искал. Уныния как не бывало, Дик снова был готов к борьбе.
— Альвец! Альвец! — кричали солдаты и туземцы, толпой валившие на площадь.
Наконец-то появится человек, от которого зависела судьба стольких несчастных людей. Быть может, Гэррио и Негоро сопровождают его. Пятнадцатилетний капитан стоял, выпрямившись во весь рост и широко раскрыв глаза; ноздри его раздувались; он ждал: если эти двое предателей появятся перед ним — он твердо и прямо глянет им в лицо. Капитан «Пилигрима» не дрогнет перед бывшим судовым коком!
В конце главной улицы показались носилки-китанда с заплатанным пологом из дешевой выцветшей ткани, обшитой ощипанной бахромой. Из носилок вылез старый негр.
Это был работорговец Хозе-Антонио Альвец. Несколько слуг подбежали к нему с низкими поклонами.
Вслед за Альвецем из носилок вылез его друг метис Коимбра, сын правителя Бихе. По словам лейтенанта Камерона, этот друг Альвеца был самым отъявленным негодяем во всей области. Это был лупоглазый детина с желтым одутловатым лицом, с нечесаной гривой жестких курчавых волос. Что-то в нем было нечистое и отталкивающее. В рваной рубашке, в сплетенной из травы юбке, в обтрепанной соломенной шляпе он был похож на уродливую старую ведьму. Коимбра был наперсником и доверенным лицом Альвеца, организатором набегов на мирные селения и достойным вождем шайки разбойников, обслуживавшей работорговца.
Что касается Альвеца, то он в своей одежде, похожей на карнавальный турецкий наряд, был, пожалуй, не так отвратителен, как его наперсник, но ни в коем случае не мог внушить высокого представления о владельцах факторий, ведущих оптовую работорговлю.
К большому разочарованию Дика Сэнда, Гэрриса и Негоро не оказалось в свите Альвеца. Неужели нужно было оставить надежду встретиться с ними в Казонде.
Между тем начальник каравана Ибн-Хамис обменялся рукопожатиями с Альвецем и Коимброй. Те горячо поздравили его с успешным завершением похода. Правда, при вести о гибели половины каравана невольников Альвец поморщился. Но, в общем, дело было не так уж плохо: вместе с тем «черным товаром», который содержался в бараках, у работорговца оставалось достаточно невольников, чтобы удовлетворить спрос внутреннего рынка. И Альвец даже повеселел, подсчитав в уме, какое количество слоновой кости он сможет получить в обмен на рабов, сколько может выторговать меди, которую вывозят в Центральную Африку в форме «ханн», похожих на андреевский крест.
Работорговец поблагодарил надсмотрщиков и приказал тотчас же расплатиться с носильщиками.
