Его прямо захлестывали волны интеллектуального наслаждения. Пиршество духа, никак не иначе. Оно могло бы длиться сутками, да что там – месяцами! Для того Константин Васильевич и принял теперешнее воплощение, чтобы не нуждаться ни в отдыхе, ни в пище. Он наверняка станет авторитетнейшим в кругах ныне живущих некромантов, а пожалуй, и не только.
Но услышав от Новикова, в чем дело, тут же вскочил.
Особым образом дал понять старейшинам, что их общение не закончено, схватил Андрея за рукав.
– Пойдемте наружу, через этот фон мы ничего не сможем услышать…
– А мудрецы нам не помогут? – спросил Шульгин.
– Мы сначала сами, – отмахнулся Удолин.
Видимо, окружающую пещеры радиацию он чувствовал отчетливее, чем гомеостат, и она ему не вредила, но мешала, потому он и отошел от входа на полсотни с лишним метров.
– Еще раз расскажите, и подробнее. Обо всем, что касается уловленного вами сигнала.
Сашка постарался передать все нюансы: длительность, интенсивность, отчетливость, содержание «видеоряда», ощущение, давшее представление о направлении источника.
Константин Васильевич задал несколько уточняющих вопросов, присел на давно упавший и обросший толстым слоем мха ствол пробкового дуба и погрузился в размышления или медитацию, трудно сказать.
Все же встреча с Удолиным была для них подарком судьбы. Узнав еще в двадцатом году о существовании этого необыкновенного человека, то ли агента, то ли секретного узника ЧК, они рискнули жизнью, чтобы познакомиться с ним поближе. Сами не до конца понимая, что за человека выручают из лап Агранова и насколько он будет им полезен, руководствуясь скорее интуицией, чем точным расчетом, Новиков с Шульгиным освободили профессора и не прогадали. Получили в его лице надежного товарища и специалиста, обладавшего знаниями и умениями, в реальность которых они до того даже не верили. Половина их авантюр (а также эскапад[102]) не состоялась бы вообще без поддержки Удолина, а другие могли бы завершиться весьма печально.
Все, что происходило лично с ними, – более-менее укладывалось в рамки пусть и фантастического, но представимого. А Константин Васильевич был именно мистиком и магом, то есть персонажем совсем из другого, сказочного мира. И это проявлялось достаточно постепенно, не слишком травмируя материалистические основы психики. Верить в космических пришельцев, телепортацию и гомеостаты отчего-то гораздо проще, чем в сюжеты Гоголя.
Чтобы не мешать, друзья скрылись за деревьями, молча закурили. От них теперь почти ничего не зависело. До тех пор, пока вновь не придется действовать.
Говорить было просто не о чем. Ирине и Анне поведали о результатах поиска в самых общих словах и оптимистических тонах, причем Андрей не упустил случая на этом примере в очередной раз подчеркнуть необходимость соблюдения строжайшей дисциплины и всех существующих уставов и инструкций.
– Которые, как известно, пишутся кровью, – добавил Шульгин, – и очень хорошо, когда не нашей.
Девушки подавленно молчали, и не от прослушанной нотации, а оттого, что за все годы приключений, войн и революций обозначилась в их рядах первая потеря. Ирина, ничего не сказав, про себя думала, что найти Ларису едва ли удастся. Очень вся эта история странно и нехорошо выглядела. С ее точки зрения.
Но вскоре Удолин вернулся, с лицом, как говорится, исполненным оптимизма.
– Мне кажется, друзья, у меня получилось! Я сумел установить с Ларисой надежный контакт. Я знаю, где она находится. Да, все так и есть – ее захватили так называемые дуггуры, только не совсем того подвида, с которыми пришлось встретиться вам. Или – другой касты. Так ведь и время здесь совсем другое. Вы не могли заметить, но течет оно здесь несколько иначе. Не так, как в рассказе про Рипа ван Винкля, и все же. Сколько вы провели в окрестностях поселения дагонов?
– Считая от первой встречи с Мамбору – двое суток, – ответил Новиков, уже догадавшийся, о чем идет речь.
– Ну, а на «большой земле» – почти три недели. Вот и пожалуйста. Думаю, ваши товарищи начали беспокоиться отсутствием вестей. Надо бы кому-нибудь удалиться от гор километров на двадцать и передать сообщение. Что же касается экземпляров, в руках которых находится сейчас Лариса, очень вероятно – они понятия не имеют, что вы уже встречались с их «родственниками» в иных обстоятельствах.
– Как же они тогда вообще на нас вышли? – не выдержал обстоятельности профессора Левашов.
– Это нам и предстоит выяснить. Сходим и посмотрим, только взять с собой я могу кого-то одного, Андрея или Александра. На двоих у меня сил не хватит. Тут другие обстоятельства, чем при вашем предыдущем походе «по местам боевой славы», действуют другие законы. Но вы не беспокойтесь, – сделал он вежливый жест в сторону дам, – мы уложимся в час, если не меньше. А уже потом решим, что делать дальше…
Новиков с Шульгиным переглянулись. Особых слов не требовалось. Опять в астрал погружаться, от чего они совсем недавно зареклись категорически? А какой выбор? Ларису выручать нужно, здесь безвариантно. И идти, наверное, Сашке. Для любого вида боя подготовлен он лучше, устойчивость к психоволновому воздействию – выше. Да и в слоях и сферах разных порядков наловчился последнее время действовать так, что немного теоретической подготовки – самому Удолину не уступит.
Они давно миновали ту стадию отношений, когда хорошим тоном считалось «принимать удар на себя». Кто считает себя крепче – тот и примет, славою другой раз сочтемся.
Левашову было обидно, что его кандидатура для участия в спасении Ларисы даже не рассматривалась. Все правильно, уровень не тот, а все равно обидно.
– Тогда мы, Константин Васильевич, – сказал Андрей, – пока переберемся к месту стоянки фургонов. Туда и возвращайтесь.
Тут ему пришла в голову интересная идея, парадоксальная, как водится, но все же.
– Что, если вам попробовать одного из роботов с собой прихватить? В виде средства технической поддержки? Бутылки и пистолеты через астрал проходили без потери свойств и качеств. Александр вон целый бронетранспортер на Валгаллу переправил. С людьми. А?
– Умный вы человек, Андрей Дмитриевич, но не в этом вопросе. Откуда же у роботов – тонкие структуры? Железо, резина, электрические схемы. Ничего другого. Телесную оболочку переместим, никаких препятствий, но кто же так называемые «электронные программы» удержит и восстановит? Механика и мистика увы, пока не сочетаются.
– Нет так нет. Мое дело – предложить. Тогда отправляйтесь. И мы – в свою сторону.
– Сначала вы. Уйдете – нам с Александром легче будет сосредоточиться. Условия здесь, прошу заметить, далеки от идеальных. Куда прибывать – мне все равно, а для отбытия специальная настройка требуется. И ментальная тишина. Не будете же вы слушать камерный концерт на одной площадке с духовым оркестром.
– В таком случае – удачи вам и скорейшего возвращения, – со всей искренностью ответил Новиков. – Отделение – становись! – шутливо приказал он оставшейся на его попечение команде: Левашову, Ирине, Анне и трем роботам. – За мной, с песней – шагом марш!
Юмор, пожалуй, не самого высокого качества, но бывают ситуации, когда чем примитивнее поведение командира, тем лучше. Остальные, про себя или вслух, шепотком, разрядят лишние эмоции по его адресу, одновременно отвлекаясь от куда более вредных мыслей.
Шульгин с Удолиным, оставшись вдвоем, минут пять сидели просто так, покуривая и внутренне сосредотачиваясь.
То, что Сашка вызвался идти «на дело» потому, что считал себя лучше к нему подготовленным, было правдой. Но – не всей. Скорпион по гороскопу, кроме всех положительных качеств, присущих этому знаку, в том числе и предрасположенности ко всякого рода мистике, он отличался упрямством в достижении личных целей, обостренной тягой к противоположному полу, ревнивостью и скрытностью.
Потому Шульгину удавалось столько лет успешно маскировать свое влечение к Ларисе, иногда становящееся почти непереносимым. Не любовь – именно физическое влечение. И возникло оно с момента их первой встречи на празднике новоселья в форте на Валгалле. Но экстравагантная девушка тогда предпочла Левашова, и Шульгин не стал перебегать товарищу дорогу.
Он считал Ларису как бы своим аналогом в женской части Братства и исподволь культивировал в ней это сходство, с переменным, впрочем, успехом.
По многим позициям она его даже переигрывала – своеволием, независимостью, авантюризмом, пренебрежением к условностям. Он, допустим, не мог позволить себе держаться с Анной, как Лариса с Олегом, хотя нередко этого очень хотелось.
И Лариса, единственная из всех, чувствовала свою внутреннюю власть над Шульгиным. Одно время вызывающе дразнила его своей мнимой доступностью, не позволяя при этом перейти некую грань. А однажды в идущем через охваченную Гражданской войной Россию бронепоезде устроила Сашке феерическую «ночь любви», первую и последнюю. Так и сказала:
