Но это неправда. Истощенные, измученные заточением чувства лгут, наполняя воображение призраками.
Все так же сух и спокоен свет, все так же недвижимо тело Фосфора.
Он лежал на полу в той же позе, в какой его оставили те, что внесли сюда вчера: на спине, руки и ноги чуть разбросаны, голова откинута набок, веки полузакрыты. Селена словно видела труп в морге. Майка на нем была разорвана; на коже темнели несколько пулевых отверстий и длинный шов по средней линии живота со стягивающими скобами и грязными потеками из раны. Словно его расстреляли, а потом анатомировали… Селена не могла отделаться от чувства, что перед ней покойник, — так это окоченевшее тело не совпадало с ее последними воспоминаниями: Фосфор танцует, идет, держа спину и приподняв голову, злится, смеется, причесывает ей волосы, проникновенно и пытливо заглядывая в глаза.
И теперь это тоже он? Не вздохнет, не шелохнется; грудная клетка застыла, тепло ушло, кожа прохладная и побелевшая, с неживым отливом, с зеленовато-синими тенями на лице; глаза запали, нос заострился…
Преодолевая страх, Селена придвинулась поближе. Черные волосы свалялись и растрепались, посерели от пыли, облепили спутанными прядями лицо.
И он жив?
— Фосфор, Фосфор… — негромко, с замиранием сердца позвала Селена.
Ничего — веки не вздрогнули, глаза не повернулись.
Жалость и тоскливое щемящее чувство утраты переполнили душу, и слезы, предательские слезы, свидетельство слабости, побежали по лицу. За последние дни Селена часто плакала, никого не стесняясь. Горячая капля прокатилась по щеке, на миг зависла и упала вниз на лоб Фосфора.
Боже, как это глупо — сидеть в изоляторе и плакать над телом киборга. О чем? Селена и сама не сказала бы, о чем так горько сожалеет. Может быть, в ней проснулась маленькая девочка, которая когда-то, давным-давно, рыдала над сломанной куклой, и из памяти наплывал нежный и любимый голос: «Да не плачь ты… Папа почистит контакты, и снова твоя кукла будет ходить, как живая…»
Как живая…
— Фосфор… — Селена погладила по его лицу, провела рукой по волосам. Достала расческу и, всхлипывая, начала медленно разбирать и причесывать волосы Фосфора, укладывая их ровной волной по плечам. — Зачем, зачем все это, — шептала она, уже успокаиваясь, — какая глупость…
Серьезная профессия, цель, карьера, рост по службе — ничто, ничто это не может утешить маленькую девочку, у которой сломалась кукла. Тогда, давно, в ее мир впервые вошла смерть; девочка плакала не над игрушкой, она плакала от одиночества и бессилия перед лицом нового страшного открытия, которое ворвалось в ее светлый безмятежный мир. И Селена снова ощущала себя той маленькой девочкой, словно образ вернулся и взял ее в плен.
Уложив волосы Фосфора и поправив ему голову, чтобы лежала прямо, она достала поллитровую упаковку воды и, приладив к ней носик, бережно вложила его между губ Фосфора. Вода заполнила рот, блеснула на зубах. Неужели он откажется пить? Кожа испаряет влагу, он потерял жидкость через раны, поэтому кожа так изменилась, — и, конечно, никто его не поил. Сколько они собираются держать его на выключении? Неделю, две, три? Пока кожа не ссохнется и не потрескается, не начнет шелухой отпадать от биопроцессоров. Озерцо приподнялось к губам, когда последовал первый глоток, затем еще и еще.
Селена обрадовалась, как если бы на ее глазах умирающий стал возвращаться к жизни. Она держала пакет с легким наклоном, стараясь, чтобы приток совпадал с глотками и вода не переливалась через углы рта. Она не замечала, как от неудобного положения затекли ноги и устала рука. Она готова была сидеть так часами.
Вода кончилась.
Веки Фосфора дрогнули, приподнялись; он посмотрел на Селену и, едва шевеля губами, почти беззвучно произнес:
— Спасибо…
Глаза его закрылись. Больше он ничего не сказал.
* * *
Хиллари в исследовательском отделе подписывал бумаги, которые ему с двух сторон по очереди подавали Гаст и Чайка. Хиллари окончательно утвердился в решении сделать из своего личного кабинета неприступную крепость, где он мог бы укрыться от осады бухгалтеров, менеджеров, входящих и исходящих, от того бумажного вала, который он, как шеф проекта, обязан был контролировать и визировать. Чтобы не приводить босса каждый день в бешенство, Гаст складировал папки у себя, обещая соискателям виз подсунуть их Хиллари, когда у того будет время и хорошее расположение духа, и сейчас он честно отрабатывал свои посулы. Необходимо было оформить документацию на ближайшие две недели до конца месяца, чтобы проект не встал. Папки были разложены на столе, на полке, на коленях у Гаста; некоторые он держал в руках. Он путался и забывал, где чьи и что в них.
— Что, трудно положить в них закладки? — досадливо проронил Хиллари, когда возникла очередная заминка.
— В следующий раз обязательно так и сделаю, — отозвался Гаст, пытаясь прочитать заголовок и вспомнить, кто ему передал папку.
Чайка стояла рядом, молча и терпеливо ожидая своей очереди.
Балансовая ведомость на содержание здания, ведомость от менеджера на уборку территории и помещений, счет от него же на покупку травы и деревьев, счет фирмы по озеленению, ведомость из бухгалтерии на зарплату сотрудникам, ведомость от Адана по отработке времени операторами Сети (отметки о сверхурочных часах отдельно и поименно), график работы до конца месяца, счет на запчасти от Туссена, ведомость на обеспечение киборгов (захваченные отдельно), а кстати, где они? Кто этим занимается? Менеджер по хозчасти… Ищи, ищи… Что у тебя, Чайка? Протоколы исследований, протокол передачи материалов следственной бригаде А'Райхала и кибер-полиции. Мать честная! Неужели мы столько назондировали? Дело потянет томов на сто пятьдесят. Закопаемся по уши. Нашел?
Хиллари просматривал бумаги, схватывая суть на лету, ставил свой росчерк и складывал папки стопкой на краю стола. Куча материалов из аналитического отдела, график поэтапного тестирования баншеров с указанием сроков следствия, времени и даты тестирования.
— Кто составлял?
— Пальмер, — Гаст расправился с доброй половиной папок и глядел веселее, — кто бы еще смог свести воедино требования прокуратуры, Дерека и Нанджу? Я — нет! Здесь еще сборник медицинских предписаний от Нанджу, отчет о состоянии здоровья лиц, занятых на Сети и стендах — мы в том числе, — план отпусков на лето. Записка из отдела кадров — они предупреждают, что у некоторых сотрудников — вот список — в этом полугодии заканчивается срок контрактов и те подлецы, чьи фамилии выделены красным, хотят уйти. Я посмотрел — там больше половины, и неплохие специалисты. Страх берет — с кем мы останемся? Хил, ты бы собрание провел, объяснил людям, что незачем впадать в панику.
— Не торопись, Гаст, — Хиллари постучал торцом авторучки по столу, — все решит подкомиссия, ждать осталось недолго. Тогда и будем трубить общий сбор.
Хиллари собрал все отработанные документы и отдал их Чайке, велев разобраться и немедленно разнести главам отделов, с чем и отпустил ее. Оставшись наедине, они с Гастом вольготно расположились на стульях и принялись изливать друг другу наболевшее.
— Представляешь, — говорил Гаст, перебирая информационные бюллетени проекта, — Анталь работает в две смены, переехал к нам в общагу, в однокомнатный номер, — страсть, какие лишения терпит! Все свои комиксы забросил, сидит тексты сочиняет. Такой упертый оказался, кто бы мог подумать! Но подает он их, как пресс-секретарь Президента, аж завидно. А какие слова длинные произносит, я таких и не слышал сроду; где он их нахватался-то?.. А с каким умным видом! Откуда что взялось!..
— Вот что значит — энтузиазм и ответственность за порученное дело. Он наконец-то почувствовал, что реально трудится, что никто за него не станет делать его работу. Низкий IQ — это не главное, это всего лишь одна из составляющих личности; у нас когда-то Президент был с IQ 85, и ничего. Не проболтается Анталь, огрехов нет?
— Могила, — Гаст прижал ладонь к груди, словно собирался давать клятву. — Я поражен! В нем кладезь корпоративной этики открылся — честь, мораль и военная тайна. Я думал: простой, простой, а он хитрый, как сто крыс. Мне тут его папочка звонил — как я его голос услышал, так сразу возблагодарил бога, что у меня нет родителей. Один голосочек весит как вагон бетона; не знаю, сколько он сам. Хил, я все понял: никакой Анталь не дурак, это он прикидывается, чтобы от него все отскреблись, чтоб и родаки не донимали. Он, поди, хотел в огненных петухов играть и комиксы про киборгов день и ночь листать, а к нему приставили сорок лакеев и педагогов, и все они в один голос твердили: «Ты — сын корга, ты — сын корга, ты должен играть в игры „Капитал“ и „Олигархия“, а его, может, от них в блев кидало. Против такого папы в лобовую атаку не попрешь; я его раз послушал, так у меня глаза стали, как у мышки при запоре.
