Джеффри Томас
Панктаун
Скотту Томасу и Томасу Хьюзу, славным горожанам, и Роуз, с признательностью за ее проворные пальчики.
Я увожу к отверженным селеньям,Я увожу сквозь вековечный стон,Я увожу к погибшим поколеньям.
Данте. Божественная комедия. Ад, песня III
Отражения призраков
Не было никаких сомнений: мертвое существо в канаве было одним из его клонов.
Обнаженным, скукожившимся, подобно зародышу, напоминающим высушенного паука. По белому скелетообразному телу стучали капли дождя. Лицо было обращено к небу, губы обнажали черные зубы, стиснутые от холода. Плоть его окостенела, стала твердой словно камень. Вся она была покрыта оспинами, надтреснута возле суставов, вокруг шеи и челюсти. Черные глаза — будто дыры от шипов.
Дрю подумал, как же оно прекрасно, лежащее там, подобно слепку человека, погибшего в Помпеях. Потягивая кофе, он огляделся вокруг. По другую сторону улицы возвышался хрисламский собор — металлическая компиляция черных зазубренных шпилей и алых окон, оплетенных стальной паутиной. Его сторону занимал ряд складских зданий. Половина из них пустовала, несколько были превращены в жилье для рабочих, трудившихся на складах, которые все еще функционировали. Все это представляло собой превосходный фон для трупа. Тихая улица. Пустынная улица. Настолько пустынная, насколько мог пожелать любой умирающий на ней.
Ему хотелось чуть-чуть сдвинуть существо, чтобы оно лежало прямо напротив собора. Так оно еще больше казалось бы потерянной душой, которой было отказано в спасении. Но нет — клону вздумалось умереть именно тут, а не там, и, поскольку Дрю был художником, он решил не оспаривать его выбор.
Он быстро проделал остаток пути до дома. Лифт на его этаж сегодня снова не шел. Он лишь мучительно скрипел и трясся, пока Дрю его не выключил. Металлическая лестница, которую он предпочел, звенела под его тяжелыми ботинками. Некоторые ее пролеты находились внутри здания, некоторые — снаружи. Грязная дождевая вода струилась между грязно-белыми керамическими плитками кожи здания, за которую внешние лестницы цеплялись, подобно скелетам огромных паразитов. За окном, мимо которого он проходил, плакала какая-то женщина. Он не знал, что кто-то занял захламленный третий этаж. Быть может, это был призрак. Когда-то он думал, что привидения обитали на крыше старой запечатанной фабрики через дорогу. По ночам они частенько ходили под дождем, испуская мягкое голубое сияние. Но в конце концов до него дошло, что дело в чьем-то голотанке, испускающем в грозу разбросанные сигналы. Это объясняло частые перестрелки. Вестерны. А Дрю думалось, что это призраки снова и снова переживают свою смерть.
В его распоряжении был целый верхний этаж. Узкий балкон тянулся вдоль всего здания, и теплыми ночами он просто сидел там и слушал музыку, глядя на огни земной колонии, названной Пакстон, — хотя чаще, хоть и без большей привязанности, ее звали Панктаун. Иногда он делал там зарисовки. Несмотря на то что Дрю работал с более объемными средами, он был твердо уверен в том, что каждый художник должен уметь рисовать, так же как и любой хирург обязан знать, как наложить шов.
На зиму балконная мебель была перевернута и свалена в кучу. Дождь разбивался о его спину, пока он боролся с замком на своей двери. Подсветка кодовой панели мигала, и он уже собирался вытащить ключ, но тут большая металлическая дверь наконец-то сдвинулась на три четверти своего пути, где ее и заклинило. Дрю скользнул внутрь, включил болезненно-зеленый верхний свет и набрал внутренний код. Дверь закрылась со скорбным металлическим скрипом.
Свет тоже моргал. Возможно, гроза как-то влияла на его незаконное подключение к электросети. Что ж, эту цену он был вынужден платить.
Дрю не стал снимать плащ, и тот все еще закручивался вокруг ног всем весом дождя, пока он шел к ряду металлических полок, заполненных крупными банками с жидкостями и порошками, которые были помечены ярлыками из клейкой ленты. Он снял одну без названия, открутил крышку, понюхал содержимое и отдернулся от отвращения. Та самая.
Одним пальцем подцепив банку за ручку, он протопал обратно к двери и вернулся под ливень.
Дождь набирал все большую силу, однако Дрю сомневался, что он станет помехой для герметика. В конце концов, тот был водонепроницаемым.
Клон все еще был на своем месте. Никто не убрал его с улицы, ни одно животное не приходило пообедать. Запаха не было. Как давно он умер? Мешала ли разложению его окостенелая кожа? В любом случае пластиковый герметик справится с этим намного лучше.
Он вылил прозрачную, густую, словно мед, жидкость прямо на труп, не обращая внимания на те разнообразные средства передвижения, что пролетали или проезжали мимо. Он старался держаться подальше от лужицы, которая начала образовываться вокруг лежащей фигуры. Ему хотелось покрыть клона таким слоем герметика, что его стало бы невозможно переместить до той поры, пока кому-нибудь не пришло бы в голову воспользоваться долотом.
Герметика почти не осталось, поэтому он вылил последние капли и выбросил банку в переулок между складами. Дрю кивнул и улыбнулся трупу, который блестел так, будто был покрыт лаком. Он подумал, что было бы неплохо нанести свою подпись аэрозолем на тротуар поблизости. Он же помечал клеймом и татуировками некоторых из тех клонов, которых выпускал на волю. Однако Дрю испугался, что кто-нибудь решит, будто это всего лишь обычный мутант, а он — его убийца.
Хотя, конечно, в его студии всегда было несколько еще недоделанных клонов, которые могли прояснить ситуацию.
Он вымок до последней нитки, ему не терпелось вернуться домой, принять горячую ванну и приготовить свежий бак кофе. Он оставил своего мертвого отпрыска позади, все еще довольный тем, как тот умер, и тем, что он продолжит свое существование в качестве произведения искусства даже после смерти.
Дрю не позволял опустеть большому баку кофе, когда-то принадлежавшему местному кинотеатру. Запах его был уютным, а бульканье пузырьков — успокаивающим. Сейчас в нем был старый, простоявший несколько дней кофе, поэтому Дрю его вылил, чтобы приготовить новый. Он уже принял ванну, переоделся в чистые тренировочные штаны, черную футболку и тапочки для кун-фу. Дрю был вдохновлен сегодняшним открытием, и ему не терпелось приступить к работе. Сейчас он трудился над оплачиваемым проектом.
Не он ли шлепал сейчас в своей химической ванне? В этих емкостях так же приятно булькало, хотя вонь была невыносимой. Поэтому он обычно задвигал перегородку, как сделал и сейчас, и включал вентиляторы. Подобно зародышам, погруженным в свои неспокойные сны, клоны метались и ворочались в своих амниотических ваннах.
Этот, как обычно, был предназначен состоятельному клиенту. Создание одного клона занимало недели, а иногда и больше, однако одна продажа позволяла Дрю выплатить месячную ренту, да еще обеспечить себя пищей и материалами для работы.
Сперва он пребывал в наивном заблуждении по поводу своих творений. Ему думалось, что клоны, которых он продавал, выставлялись, возможно, в террариумах, словно экзотические животные, или же свободно перемещались среди гостей на вечеринках, давая возможность рассмотреть себя получше. Что ж, обе эти догадки были в некотором роде верны. Но его друг Сол, сводивший Дрю с богатыми клиентами, однажды присутствовал на вечеринке, на которой один из его клонов был вручен в качестве подарка на день рождения. Всю ночь существо держали прикованным к колонне из искусственного мрамора. Под утро его вывели в ярко освещенный двор и заставили проглотить возмутительно дорогое кольцо. Затем юноше-имениннику вручили нож, чтобы тот мог вернуть еще один свой подарок. Его приятели подвывали и улюлюкали, подбадривая его, когда тот начал резать и колоть существо, пытающееся уползти. Сол рассказал Дрю, что юнец был очень разочарован, когда клон наконец выблевал кольцо, умирая. Но мальчишка все равно выпотрошил его, бросался кишками в своих истеричных друзей, гонялся за своей подружкой с головой существа в руке, пока в конце концов не закинул ее в бассейн под одобрительный рев.
Сначала Дрю не знал, что думать по этому поводу. Во-первых, уничтожили созданное им произведение искусства. Словно в клочья изорвали холст картины.
Во-вторых, клоны были продолжением его самого, ведь так?
Самым важным из того, что он проделывал с каждым клоном независимо от его окончательной формы, было уничтожение сходства с создателем. Для этого он использовал множество способов: химические ванны, окраску, клеймение, татуировки, шрамирование, ожоги, ампутацию конечностей, добавление конечностей, молекулярное и генетическое манипулирование. Дрю не хотел, чтобы его создания были автопортретами. Они не должны были выглядеть так, как выглядел он, иначе они были бы просто творениями природы и науки, а не произведениями искусства. Он использовал свою материю только в качестве своего рода глины, которая всегда под рукой. А если бы у него возникли проблемы с законом (за создание клонов его лишили художественной стипендии), Дрю мог бы оправдаться тем, что он манипулировал только собственным телом, а с ним он мог делать все, что хочет. Этика клонирования и права клонированных форм жизни оставались настолько туманными вопросами, чтобы он мог не волноваться за свою деятельность. До тех самых пор, пока объектом клонирования был он сам.
