Вот ведь как интересно получается, 8 января товарищ министра внутренних дел генерал Рыдзевский подписал распоряжение о немедленном аресте Гапона и 19-ти его ближайших сподвижников. Вечером этого же дня Мирский на им же созванном совещании доложил, что Гапон будет арестован, а рабочих заблаговременно известят, что поскольку императора в столице нет, то и шествие к Зимнему дворцу отменяется…
По поручению министра Двора В. Б. Фредерикса, начальник его канцелярии генерал А. А. Мосолов в ночь на 9 января звонил Рыдзевскому:
«Я спросил его, арестован ли Гапон, он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее 10 человек полиции. Решено было арестовать его на следующее утро, при его выступлении».
Однако вместо того чтобы утром наконец-то арестовать Гапона и объявить рабочим о запрете шествия, подчиненные Мирскому полицейские со снятыми шапками сами возглавляют процессию и ведут рабочих на закланье. Вот как Гапон описывает дальнейшее развитие событий того дня:
«Наконец, мы находились всего в двухстах шагах от войск. Ряды пехоты преграждали нам путь, впереди пехоты стояла кавалерия с саблями наголо…»
В соответствии с диспозицией, принятой во время второго совещания у Святополк-Мирского, у Нарвских ворот были выставлены две роты Иркутского 97-го полка, вызванного из Пскова, и эскадрон лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка. Ни полицейских сил, ни жандармерии, имевших навыки разгона митингов и забастовок, там не было. Была только армия, обученная бороться с вооруженным противником, и даже кавалерия была вооружена саблями, а не нагайками! Сначала военные попытались рассеять демонстрацию с помощью конницы, но когда из этого ничего не получилась, то солдаты по команде выстрели в воздух. Демонстранты, видя, что с ними лишь играют в угрозы, окончательно осмелели и двинулись прямо на солдат. Тут уж прозвучала команда: «Заряжай, цель-с, пли!»
Всего 9 января в столице было убито примерно 200 и ранено около 800 чел. Впрочем, цель провокации удалась с лихвой. По всей России мгновенно разлетелась весть, царь расстрелял идущих к нему мирных людей, которые несли иконы и его портреты. При этом из уст в уста сообщали о более чем 5 тыс. убитых! Брешь пробита, радостно записала в своем дневнике княгиня Святополк-Мирская после событий Кровавого воскресенья:
«Брешь пробита, и государь, при всем нежелании изменить существующий строй, или если не он, то его заместитель должны будут это сделать».
Спровоцированная либералами революция разразилась по всей стране, вспыхнули восстания в армии и на флоте. В результате Россия была вынуждена подписать позорный мир с Японией, а царь поставлен перед необходимостью издать Манифест 17 октября 1905 г., означавший разрыв с многовековой русской традицией. Оппозиция получила долгожданную свободу слова, ставшую тем кислородом, при котором огонь революции разгорался все сильнее.
Тем не менее либералам всего этого было уже мало. Их интересовала только власть и деньги, и в феврале 1917 г. во время тяжелейшей Первой мировой войны они вновь разыграли революционную карту, организовав в столице массовые рабочие волнения. На этот раз самодержавие было сметено, но при этом возник взрыв народного негодования такой силы, что вместе с царем в небытие были отправлены и либералы, и помещики, и капиталисты. Как говорится: посеявший ветер — пожнет бурю!
Борьба Ленина за поражение царского правительства в Первой мировой войне Перерастание империалистической войны в войну гражданскую
Для Ленина революция — это главная, всепоглощающая цель всей его жизни. А вспыхнувшая в 1914 г. война давала реальный шанс для ее реализации, шанс, который будущий вождь мирового пролетариата терять не желал ни при каких обстоятельствах.
«Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами. Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом» (В. И. Ленин. «Война и российская социал-демократия»).
Однако сама по себе империалистическая война в гражданскую не перерастет. Для того чтобы это произошло, нужно чтобы солдаты повернули свои штыки против своего же правительства. Но добиться этого можно лишь в том случае, если война вызовет значительные трудности для жизни трудящихся, а эти трудности могли многократно усилиться именно в случае поражения страны в войне. Поэтому социалисты должны делать все, чтобы добиться поражения своего правительства:
«Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в гражданскую войну, с одной стороны, облегчается военными неудачами (поражением) правительств, а с другой стороны, — невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению…
Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству…»
Конечно, в принципе, Ленин провозглашал лозунг поражения не только царского, но и всех остальных правительств, участвующих в Первой мировой войне. Однако при этом его мало заботило, поддержат ли его призыв своими практическими действиями социалисты Германии, Англии и Франции. К тому же поражение в войне может понести только одна из воюющих сторон. Поэтому поражение России, а значит, и Антанты, на практике означало военную победу Германии и усиление правительства кайзера. Но Ленина это обстоятельство ни в коей мере не смущало, и он настаивал, что инициатива пораженчества должна исходить именно от русских социал-демократов:
«…Последнее соображение особенно важно для России, ибо это — самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с теорией и практикой лозунга поражения» (В. И. Ленин. «О поражении своего правительства в империалистической войне»).
Разумеется, Ленин, при всей одиозности его позиции, не мог публично провозгласить, что поражение России в войне — это благо России. А посему он и талдычил о том, что такое поражение для нее будет наименьшим злом:
«Победа России влечет за собой усиление мировой реакции, усиление реакции внутри страны и сопровождается полным порабощением народов в уже захваченных областях. В силу этого поражение России при всех условиях представляется наименьшим злом» (В. И. Ленин. «Конференция заграничных секций РСДРП»).
Причем эту мысль Ленин повторяет многократно, сопровождая ее самыми категорическими заклинаниями:
«Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас — поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма» (Письмо В. И. Ленина Шляпникову 17.10.14).
Так Ленин за весьма изящной и несколько замысловатой словесной формулой прячет свою мысль о желательности поражения России и соответственно победы более прогрессивного кайзеризма.
Ленин и Плеханов — две тактики социалистов во время Первой Мировой войны
Позиция Ленина
Ленин, разумеется, никогда не являлся пацифистом, из принципа, протестующего против любой войны и ее жестокостей. Напротив, он прямо заявлял о необходимости и прогрессивности гражданских войн, несмотря на кровь, зверства и ужасы, которыми такие войны обычно сопровождаются: «Мы вполне признаем законность, прогрессивность и необходимость гражданских войн, т. е. войн угнетенного класса против угнетающего, рабов против рабовладельцев, крепостных крестьян против помещиков, наемных рабочих против буржуазии…
В истории неоднократно бывали войны, которые, несмотря на все ужасы, зверства, бедствия и мучения, неизбежно связанные со всякой войной, были прогрессивны, т. е. приносили пользу развитию человечества, помогая разрушать особенно вредные и реакционные учреждения (например, самодержавие или крепостничество), самые варварские в Европе деспотии (турецкую и русскую)» (В. И. Ленин. «Социализм и война»).
Но кроме гражданских войн и революций Ленин признавал также законность и прогрессивность оборонительных войн. Причем в этом случае для него было совершенно безразлично, кто на кого первый напал. Согласно его представлениям, в любом случае была права угнетенная сторона:
«Социалисты признавали и признают сейчас законность, прогрессивность, справедливость "защиты отечества" или "оборонительной" войны. Например, если бы завтра Марокко объявило войну Франции, Индия — Англии, Персия или Китай — России и т. п., это были бы "справедливые", "оборонительные" войны, независимо от того, кто первый напал, и всякий социалист сочувствовал бы победе угнетаемых, зависимых, неполноправных государств против угнетательских, рабовладельческих, грабительских "великих" держав» (В. И. Ленин. «Социализм и война»). Вот здесь-то и произошел очередной разрыв большевиков с большинством других социал-демократических движений. Поскольку Ленин объявил войну реакционной и грабительской со стороны всех ее участников, а Плеханов заявил о ее оборонительном, а значит, справедливом и прогрессивном характере со стороны России. Но из признания войны грабительской вытекала одна тактика рабочего движения, а из признания ее оборонительной — совершенно иная. Однако точка зрения Плеханова автоматически отодвигала возможное начало революции в России на неопределенные сроки, что для Ленина, вне зависимости от степени правоты его тезисов, было абсолютно неприемлемо:
