Ледяные кристаллики медленно падали с низкого неба, скапливались на плечах, в каждом сгибе одежды. Призрачный стеклянный блеск утомлял глаза, воздух сиял, как радуга. Не меньше, чем этот блеск, Мата Шерфига мучила ненависть. Она усилилась, когда он прочел отобранное у Риттера письмо. Это было личное письмо. Лейтенант Риттер адресовал его жене в Берлин — в серый город, в котором Мат Шерфиг никогда не был, но в котором очень неплохие годы провел в свое время поэт Рик Финн.
“Герхильд, — писал Риттер жене. — Север мне по душе. Это мой край. А мои друзья — бывалые люди. Некоторые из них тренировались на скалах и льдах Шпицбергена еще до войны. Так что, когда ты получишь письмо, знай: я не один в этом суровом краю, меня окружают крепкие верные люди. Мы питаемся кашей и бобами, черным хлебом и пеммиканом — у нас достаточно сил. Ты знаешь, я всегда хотел быть сильным, прямым, и чтобы кулаки у меня были тяжелые, и чтобы я мог объясняться на двух–трех языках. Так вот, Герхильд, я теперь силен и прям, и кулаки у меня тяжелые, и я свободно изъясняюсь с любой миссис Хансен. Почему‑то в Дании, — писал лейтенант, — большинство миссис — Хансены. И все они любят свечи, здесь много
свечей. Есть круглые, есть витые, есть плоские, как блюдца, есть здоровенные, как поленья, — какие угодно, Герхильд! Как только закончится война…”
Лейтенант Риттер не знал, что для него война уже закончилась.
Этого, правда, не знал и Мат Шерфиг, прислушивающийся к немцу, который стонал от мучающего его жара. От него несло потом и слабостью. Надо было застрелить его, думал Мат Шерфиг. Яркая звезда — Тиги–су, Большой гвоздь, Полярная, пылала над ледником. Мат Шерфиг понимал условность сравнений, но звезда Тиги–су действительно, как гвоздь, намертво пришпилила к белому леднику и собак, и лейтенанта Риттера, и его самого.
15
Я насторожился.
Легкий шорох и скрип… Так скользит подошва по бетону…
Тяжелая папка аккуратно легла в сейф на положенное ей место, массивная дверца бесшумно захлопнулась. Выключив потайной фонарь, я осторожно глянул в окно.
Смутная тьма дубов…
И снова подозрительный шорох…
Скользнув в открытое окно, я мягко приземлился в цветочной клумбе и нырнул в тень дубов. “Магнум”, как всегда, находился под мышкой. Подозрительные шорохи то усиливались, то гасли. Удобная ночь для любой противозаконной акции.
Я усмехнулся: и для законной.
Час, может, полтора я исследовал сад.
Ни души. Металлическая лесенка Бауэра лежала там, где я оставил ее. Душно несло запахом роз. Как это ни странно, даже исследуя сад, я думал о рукописи. Перед тем как сунуть ее в сейф, я глянул на последние страницы. Несомненно, Беллингер был мастером сюжета. Лейтенант Риттер не отобрал автомат у Шерфига, но почему‑то они изменили курс и двигались теперь к острову Сабин. Неужели датчанин пошел с немцем добровольно? Что случилось на полдороге к Ангмагсалику? Ледяная тоска гренландских пространств покалывала мне нервы. Слишком большой заряд злобы и ненависти был впрессован в рукопись, чтобы сразу отойти от нее.
Снова шорох. Удаляющийся, невнятный.
Просидев в траве полчаса, я поднялся наверх. Следовало часок поспать, силы могли мне понадобиться. Следы, если они есть, я отыщу утром, а рукопись…
Ну, рукопись никуда не денется. В этом я был убежден.
16
Я проспал не более часа, но полностью восстановил силы.
Зато Беллингер и не думал подниматься. Так и не дождавшись его, я отправился в обход стены. Розовые утренние облака высокими башнями стояли в небе, тянул легкий ветерок — природа тонула в умиротворенности. Я внимательно присматривался к каждому кусту, исследовал все подозрительные участки, но никаких следов не нашел. Зато, обескураженный, услышал знакомый свист. Поднявшись по лесенке, я недовольно глянул на дорогу.
— Сколько бутылок побили, — укорил меня Иктос. Наверное, он имел в виду стеклянные осколки, вмороженные в бетон. Хитрые глаза его бегали. — Твой хозяин не дурак выпить, да?
— Он к выпивке не притрагивается.
— А откуда столько бутылок? — резонно возразил бывший грек. — Никогда не Встречал людей, не притрагивающихся к выпивке.
— Тебе не везло.
— Не злись. — Иктос похлопал по оттопыренному карману. — Спускайся на травку. — Он явно помнил мою угрозу. — Утро только–только началось, а ты злишься. Плохой у тебя характер.
Наверное, он мог говорить долго, но его прервали.
Из‑за поворота, мягко урча, выкатился открытый “форд”.
За рулем сидел удивительный человек: белый костюм, белые перчатки, белая шляпа, такое же белое, да нет, конечно, просто бледное лицо — это в самый‑то разгар лета! Зато узенькие его усики казались черными до неприличия.
— Кажется, я заблудился. — Человек в белом с любопытством взглянул на Иктоса, потом на меня. — Там дальше есть дорога?
— Только для вездехода.
У Иктоса от удивления отвалилась челюсть.
Этим он сразу снял мои сомнения. А человек в белом сунул руку в перчатке под приборный щиток и извлек на свет божий дорожную карту, отпечатанную на пластике.
— Вилла “Куб”. Вы знаете, где это?
Я недовольно кивнул в сторону пораженного Иктоса:
— Спросите у него.
Теперь я видел, что они точно не знают друг друга.
— Вилла “Куб”? — Бывший грек наконец совладал с собой. — Это рядом. Вы проскочили мимо.
— Похоже, места тут не густо заселены.
— Да уж…
— А дальше? Совсем, наверное, пустоши?
— Там лес. И болота. — Иктос теперь сгорал от любопытства. — Там дальше даже вездеход не везде пройдет.
Человек в белом ухмыльнулся:
— Хочешь заработать бумажку?
Он смотрел на меня, и я хмуро откликнулся:
— Смотря какую…
— Разумеется, не самую мелкую.
Иктос завистливо кашлянул, показывая, что он тоже не прочь заработать не самую мелкую бумажку, но человек в белом и бровью не повел:
— По запаху слышно, что у тебя неплохой цветник. Розы?
Он внимательно смотрел на меня. Он был такой чистенький, такой беленький, что лучше бы ему не закатывать глаза — вылитый покойник.
— Что есть, то есть, — проворчал я.
— Нарежешь бутонов? Хочу удивить Раннера.
— Разве он приехал? — спросил я.
— Разве он уезжал? — удивился человек в белом.
— Разве он собирался приехать? — подвел итог Иктос. Ему явно не хотелось, чтобы на неожиданном госте заработал только я. — Мистер Раннер всегда сообщает о приезде заранее. И о гостях. — Он подозрительно почесал голову. — О гостях я ничего не слышал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
