- Прекрасно, Андрей Ильич, - сказал Николай, - пошлите таких незамедлительно, только выберите тех, кому доверяете сами и кому доверяют матросы. Еще что можем сделать?
Подумав, снова слово взял Лиходеев:
- Артиллерия кораблей - аргумент в борьбе с большевиками веский. Но нужно полностью подчинить восставшим крепостную артиллерию. Я сам займусь агитацией генерала Козловского, её главного начальника.
Сразу после него заговорил Николай:
- Лед Невы каждый день ломает ледокол "Ермак", подчиненный большевикам. Уверен, что когда восстание разгорится, красные части попытаются взять крепость штурмом, и, покуда корабли скованы льдом, а по самому льду можно дойти до Кронштадта, как по мосту, предлагаю устроить захват ледокола. Он пробьется к нам и взломает лед вокруг острова Котлин и всех фортов. В таком случае мы будем совершенно неуязвимы для живой силы красных. Я знаю, что у большевиков есть эскадрилья боевых аэропланов, способных забросать нас бомбами...
- А у нас есть специальные зенитные орудия трехдюймового калибра получше любого зонтика от всяких бомб! - забывая о субординации, восторженно заявил молоденький флотский офицер.
Николай посмотрел на него строго, но кивнул:
- Очень хорошо. Когда же наш... Кронштадтский мятеж, так я его назову, достигнет своей кульминации, я дам радио во Францию, Германию, Англию, Польшу, по всем скандинавским странам. Не думаю, что они обрадуются воскрешению русского монарха и поддержат реставрацию имперских порядков, Россия им нужна с государственным устройством, похожим на их собственные. Для чего им Русь, претендующая на мировое лидерство? Поэтому по радио скажем, что Кронштадтский мятеж - это новая революция ради настоящей демократии и против диктатуры коммунистов. А когда с большевиками будет покончено, устроим все так, как захочет русский народ.
И офицеры горячо поддержали этот план.
Первого марта все улицы и площади Кронштадта кипели черными волнами матросских толп, которые то замирали в неподвижности, когда моряки прислушивались к чьей-то речи, то снова начинали волноваться, рассыпались, чтобы собраться в другом месте, - слушали другого агитатора или того, кто что-то знает. Орали друг на друга, порой били друг друга по мордам, роняя в грязный снег бескозырки, падая на булыжник мостовых, чтобы снова вскочить и кинуться на того, кто не разделял их политических пристрастий.
- А че, братва, правду говорят, что царь Николай не убит в Сибири, а прибыл к нам, в Кронштадт, на ероплане, чтоб за главного начальника здеся быть? - подтягивая широченные клеша, все замызганные внизу, спрашивал один матросик, а ему отвечали:
- Да, прибыл, а ещё конфет тебе, дураку, привез, чтоб ты его сильней любил. Не получил еще, что ли, у интенданта?
- Мареманы, хватит слушать всяких жоржиков да оболтусов! - рубил рукой воздух другой матрос. - Никакого Николая-царя в Кронштадте нет и быть не может! Просто пришел какой-то штатский шпак и попытался выдать себя за бывшего царя. Самозванец то есть. Но ребята с "Петропавловска" его быстро в мешке под лед отправили. Туда всяким болтунам и дорога. Но вот что есть правда истинная: наши делегаты ездили в Питер, на заводы и фабрики. И рабочие, оказывается, только и ждут, когда мы выступим с оружием против коммуняк!
Расталкивая локтями толпу чернобушлатников, в середину протискивался усач в кожане - сурово сведенные брови, весь трясется:
- Моряки Балтфлота, не слушайте провокаторов! Сами потом жалеть будете! Рабочие в Петрограде неспокойны и уже с волнением смотрят на вашу бузу! Что, хотите дождаться, когда на вас войска пошлют? Тогда всем вам башки пооткручивают!
Но человека в кожане несколькими ударами сшибли на землю, стали топтать ногами, приговаривая:
- Да мы тебе, трясучке, вперед башку оторвем да назад не приставим!
Скоро все узнали, что на Якорной площади Кронштадта будет митинг, что-де прибыл какой-то важный большевик - кто такой, никто не знал. И матросы потекли на площадь, через полчаса оказавшуюся забитой моряцкой волнующейся толпой, над которой плавал, поднимаясь в небо, сизый махорочный дым. На помост, сооруженный загодя, стали взбираться моряки и люди в штатском, которых никто не знал. Говорили речи, говорили о том, что нужно бы ввести свободную торговлю, чтоб крестьяне могли везти излишки своего хозяйства в город, требовали отмены продразверстки, продотрядов, кто-то орал о свободе фракций, кто-то требовал отмены всех правительств, призывал к анархии. В общем, каждый ругал большевиков и их правление, призывая к походу на Петроград, а после на Москву.
Николай и Лиходеев в окружении офицеров и нескольких матросов, уверовавших в то, что к ним явился сам Николай Второй, стояли неподалеку от помоста, но не в гуще толпы, а с краю. Николай, видя, как волнуется толпа матросов, ликовал в душе. Упоительные волны гордости за себя, за то, что он сумел сотворить мятеж, увлечь на битву с ненавистными большевиками около десятка тысяч человек, заполняли его душу. Раньше ему подчинялись как государю, теперь же он видел, что смог привести к единому порыву огромное количество людей как человек - силой своего красноречия.
Вдруг на помост забрался в сопровождении двух человек с маузерами какой-то штатский в длинном драповом пальто, в каракулевой шапке-пирожке, в очках, с бородкой-клинышком. Несмотря на свою худобу и внешность дьячка или сельского учителя, заговорил громко, чуть визгливо, стал призывать кронштадтцев отказаться от мятежа, говорил, что Ленин на десятом съезде уже высказался за отмену продразверстки...
- Кто говорит? - спрашивали друг у друга в толпе матросов.
- Калинин.
- Кто, кто? - не могли расслышать. - Какой-такой Малинин?
- Калинин, председатель ВЦИКа! Глухарь!
- Ссыка? Да что за ссыка такая? Гнать надо эту ссыку! За бороду козлиную его да вниз!
Николай, слыша, что прибывший в Кронштадт Калинин говорит умело, отводит все обвинения мятежников, испугавшись, что красноречие председателя важного правительственного органа может стать убедительней, чем его собственное, шепнул Лиходееву:
- Необходимо немедленно прервать словоизлияния этого оратора, иначе он увлечет на свою сторону всех наших сторонников!
- Понял... - по-военному коротко ответил Лиходеев, что-то быстро сказал стоявшим с ним рядом матросам, и те стремительно двинулись через толпу к помосту, и вот уже послышались их крики:
- Хватит, кончай болтать!
- Не слушай его, братва! Говорить большевики умеют, а после все по-старому будет - из пулеметов по крестьянам, да все амбары после до зернышка вычистить!
- Не хотим! Не хотим! - загудело над толпой. - Слезавай с помоста! Пущай другие таперича поговорят!
Николай видел, как забегали за стеклами очков глаза Калинина, растерянно и смущенно, "всероссийский староста" постоял на помосте ещё с полминуты, не дождался тишины, махнул рукой и стал спускаться вниз. После этого уже никто из выступающих не говорил в защиту большевиков. Кронштадт восстал, и теперь огонь мятежа можно было лишь поглотить другим огнем. В тот же день Николай передал в эфир призывы о помощи и получил заверения из нескольких европейских стран в том, что, едва сойдет лед, к Кронштадту будут посланы военные суда. 2 марта по приказу Николая арестовали комиссара Балтфлота и председателя Кронштадтского Совета. Оказались в крепостной тюрьме и множество сочувствовавших большевикам лиц. Но власти Петрограда не дремали тоже - возвращение Калинина ни с чем дало основание объявить город и Петроградскую губернию находящимися на осадном положении. Комитет обороны Петрограда стал готовить силы для штурма морской крепости, и когда 7 марта командарм Тухачевский не получил из мятежного Кронштадта ответ на свой суровый ультиматум, то отдал боевой приказ о штурме. На рассвете 8 марта красноармейцы от Сестрорецка и Ораниенбаума вышли на лед залива и пошли в атаку...
- Открыть огонь из всех видов орудий по живой силе врага! - спокойно приказал Николай, когда отчетливо увидел в окулярах мощной стереотрубы вышедших на лед красноармейцев.
И тотчас генерал Козловский, начальник крепостной артиллерии, повторил приказ, посылая его по телефонным проводам командирам фортов. И уже через несколько секунд Николай, смотревший в стереотрубу, увидел, как все семь северных фортов изрыгнули огонь, а спустя секунды три до наблюдательного пункта докатилась гудящая волна канонады. Тяжелые снаряды взрывались на берегу, взметывая черные фонтаны поднятой земли, но часть снарядов разорвалась, не долетев до кромки берега, упав на лед, а поэтому фонтаны здесь были голубыми, искрящимися на мартовском солнце кристалликами льда. Николай видел, что в полыньях барахтаются люди, силясь выбраться на лед, но очень быстро головы людей в папахах и островерхих суконных шлемах исчезали, оставались лишь круги на поверхности воды, однако и они быстро пропадали. Снова выходили на лед красноармейцы, стараясь обходить полыньи, устремлялись вперед, округлив рты в каком-то воинственном кличе, и опять точно била по ним артиллерия фортов, кося осколками, топя в воде, - и откатывались назад, на берег, красные части, оставляя на льду убитых и раненых, но Николай не радовался успеху - он знал, что погнал русских против русских, а поэтому его сердце упрямо молчало, не желая праздновать победу.
