Я понимала, что он вскоре вернется к этому. Избегая его глаз, отошла от двери, открыла шкаф и заглянула в пего.
— Ты должна была держаться подальше от пего, — заявил Уоррен, но я не обратила на его слова внимания.
— А чья это комната? — Я удивленно отступила от шкафа.
— Теперь твоя. — Он подошел ко мне и гоже посмотрел на ровные ряды одежды на полках и вешалках, на шеренгу туфель и другой обуви на полу. Все черное и все женское. — Когда-то это была комната Зои.
Наши взгляды встретились.
Он ничего не сказал о том чувстве, которое пронизало воздух между нами; напротив, воспользовавшись возможностью, достал снимок Бена, который взял у меня накануне. Я резко выдохнула, когда он поднес снимок к моему лицу.
— Ты ведь не хочешь, чтобы Аякс его нашел? — негромко спросил Уоррен.
Я посмотрела прямо ему в глаза.
— Не хочу.
— Тогда тренируй сознание. Даже мысленно не произноси имя Бена. — Последние слова он отделял равными паузами. — Если не будешь контролировать свои эмоции, подвергнешь опасности обе ваши жизни. И мою тоже.
На этот раз я услышала мольбу в его голосе. Хотела объяснить ему, что он не понимает, о чем говорит, но он знал, что в глубине души я согласилась с его правом просить об этом. Что такое мое личное горе по сравнению с безопасностью отряда? Города? Вселенной?
Мы смотрели друг на друга, чувствуя, как между нами проскакивают искры напряжения. Отчаяние заполняло все вокруг — отчаяние не только мое, но и его, и наконец я кивнула. Больше ни одна жизнь не будет потеряна из-за меня. По крайней мере это я могу пообещать. Уоррен расслабился, и словно по волшебству воздух вокруг нас стал казаться более чистым и свежим. Он сверкал невидимыми искрами, и я вдохнула полной грудью его. Теперь все между нами выяснено. Почти все.
— Еще один вопрос. — Я подняла руку, видя как лицо его приняло настороженное выражение, а воздух сиял уже не так ярко. — Ты ощутил, каково мне пришлось, когда я входила в убежище?
Он сжал кулаки. Настала моя очередь проникнуться запахом и вкусом глубочайшей вины, и это сильно смягчило мой гнев.
— Я чувствовал, как расщепляются атомы в твоем теле. Чувствовал, как они шипят у меня на языке. Чувствовал запах твоем кипящей крови и как мозг плавится в твоих костях.
Я сама не вполне помнила, что это происходило.
— Пойдсм, — сказал он, положив мне руку на плечо. — Покажу тебе все остальное.
Мы двинулись по узким коридорам, едва позволяющим разойтись двум людям. На стене возле пола вспыхивала яркая красная неоновая полоска, она освещала пол, по которому мы проходили, и снова гасла за нами. В этих кратких всполохах я могла разглядеть символы на стенах — руны или письмена какого-то древнего языка, которые были мне незнакомы, но мы шли так быстро, что они только на мгновение отражались в моей сетчатке, ежесекундно сменяясь все новыми и новыми. Уоррен, привыкший к ним, не обращал на них внимания.
— Уоррен, а что, если я не приобрету новой силы? В смысле, если попробую контролировать свои эмоции и вести жизнь обычного смертного? Оставят ли меня в покое?
Вопросы были скорее риторические. Оба мы знали, что собаки никогда не сойдут со следа. Я слишком много видела. И на руках у меня слишком много крови.
Уоррен покачал головой.
— Тебя со временем все равно найдут. И у тебя будет только меньше возможности защищаться. Проход в иную плоскость, под Неоновое кладбище, — это первый шаг к обретению новой силы, необходимый шаг. Теперь, вернувшись в мир смертных, ты будешь обладать знанием. Пребывание в убежище — второй шаг, потому что теперь ты сможешь пройти в любой портал, закрытый для смертных.
— Что это значит?
— Это значит, — ответил он, глядя на меня, — что у тебя теперь место в первом ряду и доступ в мир сверхъестественного. — Я уставилась на него. — Что? Неужели ты не слышала о дверях, которые не открываются, когда ты поворачиваешь ручку, хотя готова поклясться, что только что за этой дверью исчез кто-то другой? Как насчет лифтов, которые не приходят по твоему вызову? Или тебе незнакомо чувство, что кто-то за тобой наблюдает, хотя, повернувшись, ты никого не видишь? Что ж, теперь эти двери и лифты — на самом деле это порталы — открыты для тебя.
Он показал на стену перед нами. Я присмотрелась, увидела тонкую щель, проходящую от пола до потолка, и толкнула. Ничего. Толкнула сильней с тем же результатом и взглянула на Уоррена. Он отвел меня назад, потом театрально взмахнул руками, стена расступилась и сложилась, как половинки японского веера. За ней оказался лифт с уже открытой дверью.
— Хороший трюк, — сказала я, входя в лифт. — Вроде ты говорил, что они открыты для меня.
— Тебе нужно немного попрактиковаться. И понадобится терпение.
Я поморщилась и отвернулась, почувствовав осуждение в его голосе. Стены лифта зеркальные, в позолоченных рамах, и в них отражается необыкновенная пара: модница в сногсшибательном разминочном розовом костюме и нищий в поношенном костюме с чужого плеча. Барби отдыхает.
— Значит, эти… порталы — часть альтернативной реальности?
— Совершенно верно, — согласился он, нажимая кнопку «вниз». Мимо нас замелькали двери. — Вначале тебе нужно быть очень осторожной. Никогда не знаешь, кто ждет тебя по другую сторону, но ты научишься.
Я вздохнула, представив себе чудищ под кроватью и в шкафу. Черт побери. Я совсем недавно избавилась от этой фобии.
Лифт остановился, дверь открылась, и мы вышли в наклонный коридор, ведущий к двойной двери из дымчатого стекла.
— Придержите лифт!
Стекла раздвинулись, и мимо нас кто-то пробежал, тут же затормозив и поворачиваясь к нам.
— А, Уоррен. Привет!
— Ванесса. — Уоррен наклонил голову. — Это Оливия, наш новый Стрелец.
— Новый Стрелец? Не слышала. — Она изобразила удивление, потом протянула руку. Рукопожатие удивительно сильное, и я ощутила прикосновение слишком гладких подушечек пальце», но в остальном все было совершенно нормальным.
Ванесса была среднего роста, с бронзовой кожей, тоже какого-то среднего оттенка — ни темной, ни светлой. Волосы собраны в пучок, из которого выбиваются мягкие пряди; они вьющиеся от природы. В женщине чувствовалось нечто экзотическое, какая-то наследственная черта, которая проявлялась и в темных густых ресницах, и в глазах цвета меда. Эта черта позволяет ей загорать в самых слабых лучах солнца, но в то же время не бросается в глаза. Она может происходить откуда угодно — от Африки до Южной Америки или Ближнего Востока. «А это означает, — подумала я, — что она легко затеряется в любой толпе».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
