— Еще бы! Мне, заметь, было весьма трудно ответить тебе взаимностью.
— Ах, ну да. На мне были, кажется, ватник и валенки?
— Ты забыла про шапочку! На тебе была потрясающая желтая шапочка.
— Желтая шапочка?
— Ну да. Она и сейчас так и стоит у меня перед глазами…
— Если бы я знала, что ты такой злопамятный!
Катя толкнула Шатрова, тот от неожиданности качнулся, и тогда она скользнула мимо него в баню. Марат догнал ее уже в парной. Она лежала на досках, сладко щурясь и поглядывая на него из-под полуприкрытых ресниц. Ее белое блестящее тело выделялось на фоне влажных коричневых досок.
— Ну, держись… — предупредил он и шлепнул Катю березовым веником пониже спины. Катя улыбалась в :темноте парной, впитывая спиной хлесткие целительные прикосновения влажных березовых листьев, млея от ароматного пара и, как обычно, немного пьянея от близкого присутствия Шатрова.
— Будешь впредь бегать с охотничьим ружьем за голыми дяденьками? — приговаривал Марат, орудуя веником.
— Буду, — твердила Катя, пока могла терпеть эту пытку веником.
Теперь — я! — наконец заявила она, и Шатров послушно лег, распластавшись на досках своим богатырским телом. Примерившись, Катя уселась сверху.
— О-о… — услышала она и размахнулась. Похлестав кое-как Шатрова и быстро выбившись из сил, она отбросила веник и ладонями разгладила спину своего мужчины, как чистый лист бумаги, соображая — что же на нем писать. Она провела горячими ладонями по плечам, нарисовала узоры на лопатках, пальцы ее пробежали вниз по позвоночнику — Шатров застонал.
— Терпи, — проскрипела Катя и, подвинувшись, обрисовала пальцем ягодицы.
— М-м-м… — раздалось снизу, и тяжелые руки Шатрова поползли вверх, доставая Катины коленки.
— Терпи, — смеялась Катя, продолжая пытку. Тело под ней собралось, стало напряженным и тяжелым. Она знала, что Шатров на пределе, потому легко вскочила на ноги и со смехом помчалась в душ.
— Террористка! — донеслось ей вслед. Он догнал ее в душе, собрал в охапку, и Катю мгновенно заразила исходившая от него страсть. Он впился губами в ее рот, обе руки его стремились обхватить ее всю. Катя подчинилась силе его желания и, соединяясь с ним, как уже было не раз, теряла себя, перетекая в него, растворяясь в струях воды, бегущей на них сверху, блуждая в водопаде любовного экстаза, теряя под собой землю, ощущая собственную невесомость по отношению к земле. В эту минуту для нее существовала единственная сила притяжения, и вопреки всем известным законам Катя теперь подчинялась только ей…
Потом, позже, они сидели в гостиной у камина — усталые, притихшие — и посматривали друг на друга под негромкий гомон детей.
Вечером пришел отец, как обычно — рассказать перед сном внуку сказку.
— Вот, забыл, отдать. Вчера получили. — Отец протянул Кате конверт.
Это было письмо из Америки. Даша писала кратко и сдержанно. Но Катя вполне понимала, куда идут сейчас Дашины эмоции. Сестренке не до длинных писем. Она сообщила только, что летом они прилетят в Россию, чтобы взять на усыновление ребенка. Филипп, оказывается, вынашивает эту идею с того самого посещения детского лечебного центра. Анюткино же письмо, напротив, было полно эмоций и подробностей. Племянница писала про новую школу, друзей, дельфинарий, куда Виталька ходит на специальные занятия. Он прекрасно ладит с дельфинами, а те — с ним. Она описывала дом у моря, где они проводят уик-энды. В конце письма она спрашивала о своем отце. И еще интересовалась, растаял ли в России снег…
Катя посмотрела в окно. Снег летел большими пушистыми хлопьями густо, словно в небе кто-то вытрясал гигантскую перину.
— Что пишут американцы? — спросил Марат.
— Интересуются, какая у нас погода.
— А Саша хотел сегодня лизнуть сосульку, — доложила Инга, не отрываясь от своих занятий — она рисовала. — Ему ведь нельзя?
Катя посмотрела на девочку, как бы раздумывая.
— Сосульку, говоришь?
— Да, у дедушки на сторожке огромные сосульки висят, и я…
— Напиши, что у нас вовсю бушует весна! — подытожил Марат. — Пусть завидуют.
