Мать казалось озабоченной и размышляла о чем-то, глядя в окно. Сью подумала, что, возможно, бабушка рассказала ей что-то о капху гирнгси. Она уже хотела спросить об этом, но осеклась.
Раковина наполнилась водой, появились мыльные пузыри. Сью бросила туда палочки и вилки, а потом повернула кран, чтобы в другой половине раковины мать могла споласкивать посуду.
Какое-то время они работали в молчании.
Сью поймала себя на том, что думает о матери, об отце, и вежливо кашлянула. Мать сурово посмотрела на нее, и девушка чуть не попятилась, но потом заставила себя задать тот вопрос, который уже хотела задать раньше.
– Ты любишь отца?
На лице матери ничего не отразилось – ни удивления, ни недоумения. Она сполоснула тарелку и принялась вытирать ее.
– У нас очень хороший брак.
Сью набралась храбрости и продолжила настаивать.
– Но ты любишь его?
– Да, люблю. – Еще одна тарелка: сполоснула, вытерла.
Сью закончила мыть посуду, вытерла руки о свои джинсы и посмотрела на мать.
– Ты всегда любила его? Когда вы впервые встретились, ты уже знала, что любишь его?
Ее мать на мгновение замолчала – ее маленькие руки продолжали вытирать тарелку, хотя она уже давно была сухой.
– Я полюбила его постепенно, – наконец сказала она.
– А ты…
– Мой, – строго сказала мать, – я не в настроении разговаривать.
Сью кивнула. Мама вдруг показалась ей старой, и это напугало девушку. Она увидела сходство с лицом бабушки в том, как на лице матери появлялись такие же морщинки вокруг рта и глаз; но в то же время под этими морщинками угадывалось и ее собственное лицо. Сью поняла то, что не приходило ей в голову во время дней рождения матери – та уже достигла верхней границы среднего возраста. Да и сама Сью уже не девочка.
Это было печальное открытие, которое оставило в ней странное чувство. Она начала мыть кастрюлю для варки риса, отскребая ногтями прилипшие к внутренней стенке зернышки. Мать Сью взяла еще одну тарелку, вытерла ее, и было что-то такое в ее медленных и неторопливых движениях, от чего она казалась хрупкой и уязвимой.
И тут Сью осенило.
Капху гирнгси может убить ее мать. Или ее отца, или Джона, или бабушку – никто из них не был защищен.
Сью снова посмотрела на мать – и впервые поняла, как она любит ее и переживает за нее. За обоих своих родителей. За всю свою семью.
Если бы это было сценой из телевизионного сериала, то в этот момент она повернулась бы к матери и сказала: «Я люблю тебя», и они обнялись бы, и все проблемы были бы решены, а все прошлые конфликты забыты.
Но ее семья не была одной из этих придуманных семей, и Сью передала матери кастрюлю для варки риса, ничего не сказав, а затем принялась скрести палочки.
После того как посуда была вымыта, Сью сидела некоторое время между отцом и братом и смотрела информационно-развлекательное шоу «Энтертейнмент тунайт», потом пожелала спокойной ночи и пошла по коридору к комнате бабушки.
Она медленно открыла дверь. Бабушка лежала на кровати, закрыв глаза левой рукой. Шторы и жалюзи опущены, так что ни лучик дневного света в ее спальню проникнуть не мог; обе лампы выключены, и свет проникал только из коридора через открытую Сью дверь. Комната еще сильнее, чем обычно, пахла травами и средствами китайской медицины.
– Я устала, – сказала бабушка; слабый, тихий голос старой женщины, почти шепот, подтверждал ее слова.
Сью пронзил импульс страха, внезапное иррациональное чувство, что ее бабушка серьезно больна и умирает, но она подавила его и вошла в комнату.
– Ты хочешь, чтобы я закрыла дверь?
Старушка отрицательно покачала головой, не отнимая руки от лица.
– Не нужно, оставь так.
– Мне необходимо знать о капху гирнгси.
Теперь бабушка пошевелилась.
Сью увидела, как из-под руки на нее смотрят ее глаза. Тяжело вздохнув, с большим усилием бабушка села, свесив с кровати свои тощие и сморщенные ноги. Она крепко закрыла глаза, потом снова открыла их и посмотрела на Сью.
– Я рада, что ты наконец готова.
Сью почувствовала растерянность.
– Я не знаю, к чему должна быть готова. Я не знаю, готова ли к чему-либо. Я просто хочу узнать о капху гирнгси.
– Ты веришь. – Бабушка изучающе посмотрела на нее.
Девушка кивнула.
– Я верю.
– Я устала. Я думала об этом сегодня, старалась собрать мою силу, проверяла себя. – Она замолчала, моргнула, и Сью впервые заметила, что глаза бабушки похожи на ее собственные: миндалевидные и большие, больше, чем у Джона, у отца и даже у матери.
– Я стара, я слаба, и я не знаю, смогу ли бороться с этим капху гирнгси; думаю, возможно, нам лучше уехать.
Сью опустилась на колени на пол рядом с бабушкой.
– Я думала, что это наша обязанность – остановить его…
Старушка ничего не ответила.
– На этот раз все по-другому, да? – Голос Сью был таким же тихим, как и у бабушки. Она внимательно смотрела ей в лицо. – Здесь не так, как было в Чанксане?
Бабушка вздохнула и согласно кивнула.
– Капху гирнгси больше не боится. Люди забыли о нем, люди не верят, люди не знают теперь, как бороться с ним. Капху гирнгси мудр, или глуп, или просто тщеславен и готов объявить о своем присутствии здесь. И после того, как прошло столько времени, столько столетий, он решил, что устал прятаться в тени и жить на задворках человеческого общества, как стервятник, питающийся падалью. Он хочет заявить о себе открыто.
– Что это означает? – спросила Сью, ощущая у себя в желудке какой-то плотный и болезненный комок.
– Он больше не хочет охотиться – он хочет, чтобы его кормили.
– Он хочет подчинить себе город? – спросила Сью.
– Да, – ответила ей бабушка. Но по тону ее ответа внучка поняла, что влияние монстра не ограничится только маленьким городком Рио-Верди.
Сью облизала губы.
– Я сегодня видела деревья, убитые капху гирнгси.
Ее бабушка выпрямилась.
– Земля? Он уже готов нападать на землю?
– Я… думаю, да.
– Значит, он набрал силу. Мы должны действовать быстро.
Комок страха еще сильнее сжался в желудке у Сью.
– Следует ли мне позвать мать и отца? И Джона?
– Твои родители просили меня не говорить тебе и Джону об этом.
– Почему?
– Они не хотят напугать тебя.
Сью кивнула. В этом есть смысл. Ее родители, особенно ее мать, всегда пытались защитить их с Джоном от превратностей жизни во внешнем мире.
Они, похоже, не понимали, что она и Джон были лучше знакомы с внешним миром и понимали его лучше, чем они сами. Дома его отец был непререкаемым правителем, боссом, хозяином дома, и что бы он ни сказал, это было законом. Но вне дома и ресторана, в реальном мире их роли менялись. Мужчина, который был так уверен в себе и силен, общаясь со своими близкими, становился кротким, вежливым и излишне услужливым по отношению к незнакомцам; и теперь уже Сью и – в меньшей степени – Джон служили проводниками родителей в бурных водах американского общества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
