Если бы полгода назад, в Миишке, Рашед вздумал прочесть Торету подобную лекцию, тот в ответ только зашипел бы от злости. С тех пор он сильно переменился, и не только в том, что стал сам себе господин и купался в роскоши. Сейчас он прилежно слушал советы Чейна, ловя каждое слово.
— Ты когда-нибудь помогал отцу выбирать телохранителей? — спросил Торет.
Щека Чейна чуть заметно дернулась.
— Да.
Торет не стал развивать эту тему и снова перевел взгляд на улицу. Они оба оделись как небогатые торговцы, чтобы не выделяться из толпы, если вдруг придется выйти на освещенную улицу или даже зайти в таверну. Торет надел выцветшую синюю тунику, а голову прикрыл чем-то вроде капюшона — накинул плотный зеленый шарф, обмотав его вокруг шеи и закрепив концы. Впервые за много месяцев он чувствовал себя в своей тарелке. Ему нравилась просторная, даже мешковатая туника, нравилось и то, что капюшон скрывал его вечно разлохмаченные волосы.
Все его существо кричало от голода, требуя крови и жизни, однако он с любопытством следил за тем, как Чейн высматривает подходящего человека.
— Нашел кого-нибудь? — спросил он.
— Нет еще. Хочешь, чтобы я подобрал сразу обоих и обездвижил их, прежде чем ты примешься за дело?
Торет замялся. Он не очень хорошо знал, что такое «обездвижить», но сообразил, что Чейн хочет знать, надо ли подготовить к обращению двоих людей или же сначала обратить одного, а потом искать второго.
— Да, обоих, — вслух ответил он и оперся рукой о выщербленную кирпичную стену, чувствуя себя до странности уютно в этом глухом и малоприятном местечке. — Знаешь, я никогда прежде не был в этой части города, а ты?
— Никогда. — Чейн был, как всегда, немногословен. Спору нет, слуга он полезный, а вот собеседник — никакой.
Кто-то вошел в таверну, кто-то вышел, однако Чейн не проявил к этим людям ни малейшего интереса. Вдруг, к изумлению Торета, он сказал:
— Сапфира хочет получить для кормления красивую молодую девушку. Она тебе говорила об этом?
— Само собой, говорила, — вздохнул Торет. — Я понятия не имею, где можно отыскать такую добычу, да и потом, сейчас у нас есть дела поважнее.
— Что ж, когда закончим с важными делами, я отправлюсь за второе крепостное кольцо. Думаю, что хорошенькая дочь купца в приличном платье ей тоже подойдет.
Торет искоса глянул на Чейна. Никогда прежде его слуга не вызывался сам, по доброй воле сделать что-то для Сапфиры.
— Да, — кивнул он, все еще озадаченный, — пожалуй, что подойдет.
— Вот они, — Чейн указал на улицу. — Смотри.
Из таверны вышли два рослых, с обветренными лицами матроса. У одного на поясе был кривой меч, у другого в ременных ножнах на спине — два длинных кинжала. Оба оказались настолько трезвы, чтобы без скандала обойти торчащую в дверях толстую и наглую шлюху.
— Они явно вместе, — заметил Чейн. — Это удобно, да и сомневаюсь, что здесь найдется кто-то более подходящий для нашей цели.
Торет согласно кивнул.
— Оставайся здесь, — велел он.
И вот нынешний Торет превратился в давнишнего Крысеныша, уличного оборвыша, который превосходно усвоил науку выживания и лучше всего на свете умел прятаться и оставаться незаметным. Эту часть себя Торет всегда презирал — и все же без малейших усилий вернулся в шкуру Крысеныша. Сняв с себя капюшон, плащ и кошелек, он растопыренными пальцами старательно растрепал свои волосы. Чейн отступил в глубь проулка, тонувшую в темноте. Когда матросы прошли мимо, Торет вынырнул из проулка и бесшумно уронил на мостовую кошелек.
— Судари, эй! — позвал он, сутулясь и подгибая колени, чтобы выглядеть еще меньше ростом. — Вы тут кошелек обронили!
Матросы разом обернулись, хватаясь за оружие, но тут же успокоились, увидав всего лишь тощего и грязного мальчишку-оборвыша.
Торет поднял кошелек, шагнул к матросам, стараясь, однако, не удаляться от входа в проулок.
— Вот, — сказал он, протягивая к ним руку с кошельком, — это вы обронили.
— Не я — это точно, — ответил матрос с мечом. — Это не мой кошелек.
— Сударь, вы уверены? Я же видел — он упал, как раз когда вы проходили мимо.
На лицах матросов отразилось любопытство. Они шагнули ближе, и Торет немного попятился, как бы опасаясь подпускать их близко, а на деле — заманивая матросов ко входу в проулок. Матрос с мечом без опаски последовал за Торетом и наклонился к нему, пытаясь разглядеть кошелек.
— Нет, — сказал он, — я вижу, ты парнишка честный, но все-таки это не мой…
Торет прыгнул на него, одной рукой зажал ему рот, второй обхватил его шею. Прежде чем матрос успел дотянуться до меча, Торет увлек его за собой в проулок и потащил в темноту.
В тот же миг, когда Торет бросился на первого матроса, Чейн стремительно выпрыгнул из темноты и схватил второго, без малейшего труда оторвал его от земли и точно так же железной рукой зажал ему рот. Круто развернувшись вместе со своей добычей, он нырнул в проулок. Второй матрос ударился о кирпичную стену, обмяк и затих.
— Чейн! — отчаянно крикнул Торет, пытаясь удержать неистово отбивающуюся жертву.
Чейн молниеносно занес кулак и нанес первому матросу сокрушительный удар в челюсть. Матрос рухнул без чувств.
— Полегче! — буркнул Торет. — Так и убить можно.
Матрос застонал, и Чейн покачал головой:
— Жив покуда.
Торет опустился на колени, склонился над своей жертвой и на миг заколебался. Немыслимый голод терзал все его существо, однако он не мог позволить себе ни малейшей неточности, чего бы ему ни стоила каждая секунда промедления. Он сотворял себе слуг, сообразуясь с тем, что слышал когда-то от своего творца и хозяина лорда Кориша. Сам Торет никогда не видел, как Кориш обращал смертного в вампира, однако за долгие годы слышал от него достаточно, чтобы ясно представить себе эту процедуру.
Сжав пальцами затылок матроса, он впился в его горло и принялся жадно пить, чувствуя, как кровь и жизненная сила жертвы неудержимым потоком хлынули в его тело. Торет затем и постился, чтобы выпить больше, чем обычно, и сейчас вовсю наверстывал упущенное. Это было прожорливое насыщение изголодавшегося тела, насыщение, в котором не было и следа обычного наслаждения. Кровь и жизненная сила переполняли, распирали Торета, грозя перехлестнуть через край.
Он остановился в тот же миг, когда почуял, что сердце матроса вот-вот перестанет биться. Жертва должна была умереть мгновенно, разом выплеснув из себя весь запас жизненных сил, чтобы оказаться за порогом смерти, прежде чем наступит сама смерть. Дальше Торет действовал наугад, но ведь, в конце концов, с Сапфирой и Чейном это сработало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
