Мертвый первак, отметил про себя Хебстер, опустив взгляд, потерявший всякую надежду. В ЕГО здании, в лаборатории, куда тайно поместили перваков, опередив Фунатти и Йоста всего лишь на два-три десятка шагов. Налицо было самое тягчайшее преступление – если вообще случится такое, что суду будет предоставлена возможность оценить его тяжесть.
– Взгляните-ка на этого грязного дружка перваков! – послышался справа насмешливый и вроде знакомый голос. – ОНИ напуганы! Попробуйте-ка извлечь денежки вот из этого, Хебстер!
Президент корпорации неторопливо подошел к худощавому мужчине с полностью обритой головой, привязанному к незадействованному паропроводу. Внимание Хебстера привлек необычный рисунок на доброй половине галстука мужчины, свешивавшегося с шеи поверх лабораторного халата. Только через несколько секунд Хебстеру удалось разобраться в этом выполненном чересчур уж вычурно рисунке. Миниатюрное лезвие безопасной бритвы над черной «тройкой».
– Член третьего эшелона руководства «Человечества превыше всего»!
– Он же – Чарли Верус из широкопрофильной лаборатории компании Хебстера, – пояснил Хебстеру низкорослый мужчина с покрытым густой сетью морщин лицом. – Меня зовут Маргритт, мистер Хебстер. Доктор Д.К.Маргритт. Это я разговаривал с вами по интеркому, когда прибыли перваки.
Хебстер решительно мотнул головой, давая понять другим ученым, которые непроизвольно сгрудились вокруг него, чтобы они отошли в сторону.
– Интересно, сколько времени представители руководства «Человечества превыше всего», не говоря уже о рядовых членах, расписываются в ведомостях на получение зарплаты в моих лабораториях?
– Не знаю, – съежившись перед Хебстером, ответил Маргритт. – Теоретически ни один чепэвист не может стать служащим у Хебстера. Отделу кадров предписано вдвое более тщательно проверять всех принимаемых на работу, чем это делает ОСК при наборе своих агентов. Скорее всего, так оно и есть. Но что может сделать отдел кадров, если служащий компании присоединяется к ЧПВ после прохождения испытательного срока? В такое время, как наше, когда численность чепэвистов с каждым днем становится все больше и больше, секретным службам безопасности нужно, наверное, удесятерить свой персонал, чтобы уследить за всем этим!
– Когда я говорил с вами сегодня в первый раз, вы высказались не очень-то одобрительно в отношении Веруса. Как по-вашему, является вашей прямой обязанностью ставить меня в известность о том, что перваками займется один из членов руководства ЧПВ?
Подбородок коротышки слегка затрясся.
– Мне платят за руководство исследованиями, мистер Хебстер, а не за политическое воспитание сотрудников лаборатории или голосование за партию, которую вы поддерживаете.
Презрение – типичное презрение ученого-исследователя к бизнесмену-предпринимателю, выплачивающему ему жалованье, но сейчас оказавшемуся перед лицом крупных неприятностей – сквозило в каждом произнесенном им слове. «Почему, – раздраженно отметил про себя Хебстер, – люди всегда с презрением относятся к человеку, который умеет делать деньги? Даже перваки сегодня утром в его кабинете, Йост и Фунатти, Браганца, Маргритт, который проработал в его лабораториях в течение многих лет. Ведь это единственный талант, который дан ему от Бога. И, безусловно, столь же редкий и полезный, как талант пианиста».
– Мне никогда не нравился Чарли Верус, – продолжал начальник лаборатории, – но у нас не было каких-либо оснований подозревать его в чепэвизме! Он, по-моему, был кооптирован в третий эшелон примерно неделю тому назад. Верно, Берт?
– Угу, – раздалось из противоположного конца комнаты. – В тот день он появился на работе на час позже и заявил, что когда-нибудь, мы, может быть, с гордостью расскажем своим внукам о том, что работали в одной лаборатории с Чарльзом Болопом Верусом.
– Лично я, – заметил Маргритт, – подумал, что он, возможно, только что закончил книгу, в которой доказал, что пирамида Хеопса ни больше, ни меньше, как пророчество в камне наших нынешних достижений в области текстильного производства. Верус был как раз такого рода ученым. Но, по-видимому, тогда его воодушевило маленькое лезвие для безопасной бритвы. Повышение он, по-моему, получил авансом как бы в качестве предварительной платы за то, что в конце концов сделал сегодня. Хебстер аж заскрежетал зубами, когда бритоголовый пленник попытался было, хотя и безуспешно, плюнуть ему в лицо, и поспешил назад, к двери в лабораторию, где его личная секретарша разговаривала с охранником, который дежурил все это время в лаборатории.
За ними, прислонившись к стенке, стояли Ларри и Лузитания, тихо, но взволнованно переговариваясь на тарабарском наречии. Они явно были потрясены до глубины души. Лузитания то и дело выщипывала крохотных слоников из своего рубища, которые, смешно дрыгая ногами в воздухе и пронзительно трубя, взрывались как какой-то несуразной формы мыльные пузыри, когда она роняла их на пол. Ларри нервно почесывал сбившуюся комком бороду и периодически взмахивал рукой в сторону потолка, который уже был утыкан пятью или шестью десятками точных копий кинжала, пронзившего сердце Тесея. Хебстер не мог не испытывать страха перед тем, что может произойти с его зданием, если у перваков не приведи Господь, что-то еще осталось от людей, и они вдруг начнут действовать так, как поступают обычно люди, стремящиеся к тому, чтобы обезопасить себя.
– Послушайте, мистер Хебстер, – начал охранник, – мне велели не…
– Ради Бога! – сердито бросил Хебстер. – В этом нет вашей вины. Даже отдел кадров мне не в чем упрекнуть. Это я и мои эксперты заслуживаем гильотины за то, что так бездарно отстали от эпохи. Мы умеем проанализировать любую тенденцию, кроме той единственной, которая сделает всех нас ненужными. Грета! Я хочу, чтобы мой вертолет на крыше был готов к вылету и приведен в состояние готовности стартоплан в «Ла Гардиа» [17]. Пошевеливайся, девочка! А ты… Уильямс, верно? – спросил он, наклоняясь, чтобы прочесть фамилию охранника на его служебном значке, – а ты, Уильямс, упакуй этих двух перваков в мой вертолет наверху и дожидайся вылета в самом скором времени. Все остальные! – громко обратился он к сотрудникам лаборатории и зевакам, собравшимся в коридоре. – Домой вас отпустят в шесть. Вам будет оплачен один час сверхурочной работы.
Как только Хебстер вышел из лаборатории, Чарли Верус запел. К тому времени, когда Хебстер достиг лифта, несколько клерков в коридоре демонстративно подхватили гимн ЧПВ. Когда Хебстер остановился перед дверьми лифта, ему стало ясно, что добрая четверть младшего обслуживающего персонала, как мужчины, так и женщины, подпевали надтреснутому тенору Веруса:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
