стал для меня чем-то вроде талисмана. Я его просто
обожаю…
— Но ты ведь никогда не носила его!
— Первое время — да. А потом начала носить постоянно.
— Всегда? — округляет глаза Ракель.
— Да. Люди могли не видеть этого, потому что я прятала его под одеждой. Даже когда мы с Эдвардом были в ссоре, я все равно носила его на себе или в кармане.
— Да ладно?
— Кроме того, начала носить этот кулон как раз после ссоры с ним. Мне… Было как-то хорошо, когда я носила его… Знаю, это может звучать глупо, но из-за того, что эту вещь мне подарил человек, который многое для меня значит, я чувствовала что-то особенное, когда смотрела или держала это в руке. У меня появлялась надежда, что все будет хорошо.
— Правда?
— Не знаю, возможно, это всего лишь самовнушение. Однако оно помогало мне… Поэтому я так боялась потерять этот кулон… Думала, что… Потеряв его, со мной что-нибудь случится.
— Я понимаю чувства Наталии, — признается Эдвард. — Потому что у меня появляются такие же чувства, когда я играю на гитаре моего отца.
— Гитаре твоего отца? — удивляется Ракель.
— Да. Я как-то разговаривал с мамой, и она сказала, что у нее хранится его гитара. И я попросил ее показать этот инструмент. Гитара такая красивая, кстати… Вишневого цвета, как будто новая. И звучит изумительно.
— Надо же…
— В тот момент отец притворялся мертвым. Я жалел, что не смог увидеться с ним перед его… Смертью… И поговорить с ним… Но… Через его гитару я буквально чувствовал какую-то связь с отцом… Как будто он находился где-то рядом и что-то пытался сказать. Это очень приятное чувство…
— Не думала, что твой отец увлекается музыкой.
— Мама нахваливала его талант к игре на гитаре и говорила, что всегда обожала, как отец пел. К сожалению, я сам не могу ничего сказать, ибо ни разу не слышал его. Но я склонен верить своей матери… Тем более, дядя подтвердил, что отец целыми днями играл на гитаре.
— Кстати, а ты не видел своего отца с тех пор как Майкла арестовали?
— Нет, ни разу, — с грустью во взгляде мотает головой Эдвард. — И даже не могу представить себе, где он сейчас находится.
— Мы тоже. И не знаем, когда он снова объявится.
— Возможно, что незадолго до начала суда.
— А ты бы хотел увидеться с ним и поговорить? — интересуется Наталия.
— Хотелось бы, хотя я не уверен, что разговор пройдет хорошо. Я не хочу говорить об отце ничего плохого, но не могу сказать, что не имею причин не обижаться на него.
— Рано или поздно встреча все равно состоится.
— Кстати, а что Терренс думает о встрече с отцом?
— Он хочет, но пока что не готов, — признается Ракель. — Говорит, что понятия не имеет, о чем будет говорить с ним. Да и стыдно ему будет показываться отцу на глаза после того, как большую часть жизни верил, что он — тиран.
— Лично я никогда не думал, что отец мог так жестоко поступить с мамой. Он, конечно, далеко не идеальный человек, но не настолько бессовестный, чтобы поднимать руку на женщину.
— И ты прав: Терренса жестко обманули, — задумчиво говорит Наталия. — Не кто-нибудь, а ваш собственный дядюшка.
— Ох уж этот дядя… Сколько соков он у нас выпил за все годы… Из-за одной гниды столько всего произошло… Трудно в это поверить.
— Зато теперь я хорошо понимаю, почему миссис МакКлайф часто сравнивала Терренса с его отцом, — признается Ракель. — Они похожи не только внешне, но и характером. Их обоих обманывали, и они оба совершили один и тот же поступок, о котором очень жалели…
— И думаю, они оба хорошо усвоили урок, — задумчиво говорит Наталия. — Уж его отец наверняка стал другим. Все произошедшее определенно встряхнуло его.
— Думаю, Терренс тоже испытал огромный шок, — предполагает Эдвард.
— Он очень сильно изменился, Эдвард, — спокойно отвечает Ракель. — Терренс знает, что его не назовешь идеальным и старается исправить себя.
— По крайней мере он проницательный, — отмечает Наталия. — Терренс умеет читать эмоции на лице и хорошо понимает, когда человек радостный или грустный, или когда говорит правду или врет.
— Думаю, это и помогло мне получить его прощение, — задумчиво отвечает Эдвард.
— Он давно тебя простил, — слегка улыбается Ракель. — Ты — его младший брат, которого он искренне любит. Терренс продолжал беспокоиться о тебе и расстраивался из-за того, что между вами произошло. Может, поначалу он не выражал это открыто, но постепенно это стало ясно и без слов.
— И Терренс прекрасно видел все, что ты делал для того, чтобы исправиться, — добавляет Наталия. — Он высоко оценил это и принял к сведению. Это также помогло тебе заслужить его прощение.
— Мне очень повезло, что Терренс сумел простить меня, — слегка улыбается Эдвард. — Я сильно нервничал, когда шел сюда, и думал, что у меня ничего не получится. Но к счастью, все закончилось хорошо.
— Я очень рада, что ты решился, — скромно улыбается Ракель, погладив Эдварда по плечу. — Молодец, Эдвард.
— Ах, милые мои, давайте не будем говорить о плохом, по крайней мере, сейчас, — устало вздыхает Наталия, обняв Эдварда и положив ладони ему на спину, а голову — на его плечо. — Я только расслабилась после всех плохих событий, а мы снова начали говорить о грустном.
— Ты права, Наталия. Давайте лучше будем думать о хорошем. Конкретно сейчас — о том, где бы нам отметить наше примирение. И ваше, разумеется.
— Было бы здорово, если бы Анна и Даниэль присоединились к нам, — с легкой улыбкой говорит Наталия. — Была бы у нас большая дружная компания.
— Да ты что! — по-доброму усмехается Эдвард. — У них сейчас своих забот по горло! У них там свадьба на носу!
— О, а я вижу, ты уже в курсе, что наш неподражаемый мистер Перкинс начал думать о том, чтобы жениться на своей подружке, — дружелюбно смеется Ракель.
— Наталия рассказала мне и про их свадьбу, и про встречу с отцом Анны.
— Ну тогда я не буду рассказывать о том, как перепугался Даниэль.
— И как твой братец ржал над ним, — добавляет Наталия.
— И раз отец Анны одобрил ее отношения с этим парнем, то я не вижу никаких препятствий для свадьбы, — уверенно говорит Эдвард. — Ведь дело уже давно идет к предложению. Даниэль жить не может без своей рыжей красавицы и уже не представляет на ее месте какую-то другую девушку.
Глава 128
— Это правда, — слегка улыбается Ракель. — Уж что, но Даниэль по уши влюблен
