Мы долго пробыли на крыльце, не отпуская друг друга. Нас окутывала вечерняя густая прохлада. Пахло дымом костра и хвоей. И слышно было, как вдалеке поют – в отличие от нас люди приехали сюда отдыхать, а не прятаться.
- Нас ведь могут найти здесь, Дим? – спросила я, болтая ногами в воздухе, как маленькая девочка. Удивительно, но рядом с ним исчезали все страхи. Любовь бесстрашна, а влюбленные порой безрассудны.
- Могут. Нас могут найти везде. Но будем надеяться на лучшее, - ответил Дима и чуть крепче сжал пальцы на моей талии.
Дима вдруг поднял глаза в темно-синее небо, усеянное звездами, и улыбнулся.
- Ты чего? – удивилась я.
- Самолет, - сказал Дима и поднял руку, указывая направление. – Вон там, справа, видишь?
Я пригляделась – действительно вдалеке летел самолет. Сначала он казался яркой точкой, которая становилась все больше и больше. Вскоре послышался гул двигателей, и над нами, перемигиваясь красными огнями, пролетел самолет, набирающий высоту.
- Однажды ты сказала, что самолеты взлетают против ветра. Чем сильнее встречный ветер, тем большей высоты достигнет самолет в момент взлета, - произнес Дима. – И что ты хочешь быть как самолет. Подниматься несмотря ни на что. Я запомнил. Часто говорил себе об этом. И на самолеты привык смотреть. Видел самолет и сразу вспоминал тебя. – С этими словами Дима поцеловал меня в щеку.
- Мы справимся, Дима, - сказала я.
Он улыбнулся.
Мы сидели на веранде, пили колу из одной бутылки, ели мороженое – снова одно на двоих. Разговаривали, смеялись, целовались… И так по кругу до самой глубокой ночи. Оставшись наедине, я и Дима наслаждались друг другом – словами, взглядами, прикосновениями. Присутствием. Пониманием, что он принадлежит мне, а я – ему. Разлука в три года сказалась – мы будто заново привыкали друг ко другу. Но происходило это быстро и так естественно, будто мы не виделись всего лишь несколько месяцев.
Мы гуляли в прохладе безветренной августовской ночи. Дима показывал звезды на небе, которые знал, рассказывал что-то о далеких планетах, а я слушала его, затаив дыхание, и время от времени ловила себя на мыслях, какой же он у меня умный. Если бы Дима вырос в другой семье, его жизнь была бы совершенно иной. Возможно, он не стал бы самым опасным парнем на районе, которого все боялись. Поступил бы в хороший университет, нашел бы престижную работу в сфере IT или бы открыл свой небольшой бизнес. И не прятался бы от бандитов три года.
Перед нами вырос безлюдный берег озера, воды которого серебрила луна. Мы в обнимку сели на лавочку, и я положила голову Диме на плечо. А он то и дело дотрагивался до моего лица и волос – словно проверяя, не призрак ли я, не растаю ли во тьме? В каждом его прикосновении чувствовалась та самая нежность, от которой раненное сердце начинало сжиматься. А когда он произносил мое имя… Я замирала. Вздрагивала, прикусывала губу и забывала, как дышать. Будто в его голосе, произносящем «Полина», была заключена особая власть надо мной.
- Я не думал, что ты сделаешь татуировки, - прошептал Дима, жадно разглядывая меня в полутьме.
- Тебе не нравится? – нахмурилась я.
- Нет, наоборот. Красивые. Что они значат? – Он дотронулся до летящего вверх самолета на предплечье.
- Это символ того, что я не упаду. Буду лететь только вверх.
- А эта? – Теперь его губы осторожно коснулись созвездия на моей ключице. И по коже тотчас побежали мурашки.
- Символ вечности… Есть еще одна. На ребрах.
Я встала, немного задрала футболку – так, чтобы было видно ребра. И положила его горячую жесткую ладонью на последнюю, третью, татуировку. Самую свежую.
Дима осветил кожу экраном телефона. И сглотнул.
- Я буду любить тебя целую вечность, - прочитал он дрожащим голосом. – И цифры… Стоп. Это не цифры. Это даты. День, когда я… Умер. А вторая?
- День, когда не стало папы, - глухо ответила я. – Это два самых ужасных дня. Мне было так больно, что я решил набить эти даты, чтобы никогда не забывать. Символ моей вечной боли.
Дима обнял меня и крепко прижал к себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Прости, прости, - повторял он с болью в голосе.
- Все хорошо. Ты ведь теперь рядом. А прошлое останется в прошлом, - мягко ответила я. И улыбнулась. Мне не нравилось видеть его таким несчастным. И я попыталась заговорить Диму. Мне удалось это, но потом все пошло не по плану.
Не помню, о чем мы говорили, когда Дима вдруг взял меня за подбородок и приподнял мое лицо вверх. От неожиданности я запнулась. А он, не сводя взгляда с моих губ, склонился и медленно поцеловал. Неспешно, но глубоко и требовательно. Чертовски чувственно. Так, что внутри начал разгораться жар.
Сначала я пыталась обуздать этот жар, но перестала справляться с собой – начала отвечать на поцелуй с таким напором, что сама удивилась. А потом и вовсе залезла Диме на коленки, словно пытаясь доказать, что я – главнее. Что это не я принадлежу ему, а он – мне. Что он – мой.
Руки Димы скользили по моему телу, и каждое его прикосновение было бережным. Он гладил меня по спине, касался пальцами лица, дотрагивался волос. И та пропасть, что сияла в моем сердце, наполнялась светом.
Касание губ к губам. В голове никаких мыслей – одно желание. Желание быть с любимым.
Скользящие по шее пальцы. Дыхания не хватало. Но остановиться не было сил. Хотелось еще и еще.
Коленки, упирающиеся в деревянную лавочку. Мои руки – на его плечах, а его руки – на моей талии.
Кровь все сильнее приливала к щекам, в висках колотился пульс, а звуки почти исчезли. Мы буквально терзали друг друга этим поцелуем, порою сталкивались зубами, прикусывали губы. И света становилось так много, что мы будто тонули в нем.
Дима отстранился от меня так же внезапно, как и поцеловал. С моих влажных губ сорвался разочарованный полустон, и я глубоко вдохнула ртом ночной воздух, надеясь, что его прохлада сможет потушить жар внутри.
Не помогло.
Я хотела продолжения этого поцелуя. Сейчас. Немедленно. А Дима медлил – будто назло. Смотрел на меня и тонко улыбался. Будто понимал, что я чувствую. Дразнил, пробегая пальцами по моему предплечью.
- Дима… - Растерянно прошептала я.
- Что, малыш? – лукаво улыбнулся Дима, стараясь выровнять обрывистое дыхание.
«Продолжи это дальше!» - хотелось крикнуть мне. Но вместо этого я подалась к нему, буквально требуя возобновления поцелуя. Только Дима явно играл со мной. Он отстранился и, запустив пальцы в мои волосы, склонил голову на бок.
- Почему ты остановился? – рассердилась я. Губы горели от нетерпения. И я крепче сжала его плечи. До легкой боли.
- Решил узнать, нравится ли тебе, - ответил Дима, наматывая на палец прядь моих волос.
- Издеваешься, Дуболом? – выдохнула я, вдруг вспомнив прозвище, которым называла его в школе.
На его лице появилась улыбка. Счастливая. Сумасшедшая. Широкая.
Дима накрыл ладонью мою щеку, провел кончиком большого пальца по ресницам, а после, опустив руку, - по моим полуоткрытым горячим губам.
- Немного, синеглазка. Кстати, мне до сих пор нравится, когда ты мне дерзишь, - ответил Дима.
- Хочешь сказать, тебе понравится, если я назову тебя придурком? – рассмеялась я. Да, мне нравилось это. Дразнить его. И наблюдать за эмоциями.
- Мне понравится все, что ты скажешь, когда будешь рядом. Называй, как хочешь. Только будь со мной. Поняла?
- Ты мой Барс. Мой мальчик. Мой.
Я прижала ладонь к его груди, чувствуя, как отчаянно бьется сердца. Понимание того, что так оно бьется из-за меня, сводило с ума. Не только этот человек имеет надо мной власть. Но и я над ним. Он сходил по мне с ума, но сдерживался.
Странно, но эта простая мысль взбудоражила меня едва ли не так же, как и поцелуй. Я игриво откинула назад волосы, и Дима, на мгновение перестав себя контролировать, прильнул губами к моей шее. Горячее дыхание опалило кожу, а жар начал подниматься выше. Я постоянно обрывала поцелуй, хватая ртом воздух - нужно было отдышаться, но надолго позволить себе оставаться без губ Димы я не могла. И снова тянулась к нему. Находила ладонями его плечи, забиралась пальцами под футболку и проводила по коже ногтями, забывая, что Диме может быть больно.
