Любовь – это химия. Нежность, страсть, радость. Любовь – это искренность. Тепло, забота, уют. Любовь – это связь на уровне сердец. Самопожертвование. И боль друг за друга.
Наверное, сейчас Барс с уверенностью мог сказать, что любит. По-настоящему.
То, о чем он мечтал три года, в последнюю минуту стало страшить. До него у синеглазой никого не было. Не сделает ли он что-нибудь не так? Не обидит? Не доставит еще больше боли? Он ведь и так урод редкостный. Оставил ее одну. Но Полина не дала ему остановиться. А он хотел. Реально хотел. Понял, что еще немного, и больше не сможет сдерживать себя. И честно предупредил. Когда Полина не разрешила остановиться, у него сорвало крышу. Он дорвался до того, о чем мечтал и ни раз представлял в голове. Только все вышло совсем не так. Оказалось еще круче. Барс и не знал, что синеглазка может быть такой разной и непредсказуемой – то стыдливо закусывать нижнюю губу, едва слышно шепча его имя, то быть раскрепощенной и царапать спину, словно дикая кошка. А еще она смотрела ему в глаза – когда могла. Барсу нравилось это – видеть в лицах девушек восторг.
В глазах Полина кроме него Барс видел и любовь. И был благодарен ей за это.
Он заснул с мыслями о Полине. И первым проснулся – все так же с мыслями о ней. Ему нужно было встать, но он не мог нарушить покой спящей девушки. Она все так же лежала на его руке, которая дико затекла. И улыбалась во сне. А Барс разглядывал ее и понимал, что влюбляется с новой силой – такой красивой была его девочка.
Полина проснулась минут через двадцать. Открыла глаза и тут же улыбнулась.
- Ты встала, - сказал Барс. – Как спалось?
- Хорошо.
Полина сладко потянулась, одеяло тотчас соскользнуло вниз, и девушка, испугавшись, тотчас прижала его к груди. Барс весело рассмеялся.
- Ну чего ты?
- Стесняюсь, - нахмурилась Полина. Кажется, она чувствовала неловкость даже после того, что между ними произошло. Но у девчонок так часто бывают. Барс находил это милым.
- Вы, девчонки, такие забавные, - усмехнулся он. - Всегда стесняетесь после того, как…
Полина прижала к его губам указательный палец.
- Тихо. Лучше сделай мне кофе с…
- С сахаром и сливками. Я помню, какой кофе ты любишь, - ответил Барс – ему было весело.
Он встал, натянул джинсы и направился делать кофе, а Полина, завернувшись в одеяло, пошла в душ, вымылась, выстирала одежду, надела халат, который нашла в номере. Когда вернулась, благоухая персиковым гелем для душа, Барс уже приготовил легкий завтрак, как умел. И даже накрыл столик на крыльце.
- Слушай, а что у тебя на спине? – вдруг спросила Полина, стоя на веранде с кружкой.
Барс рассмеялся.
- Твои ногти.
- Что-о-о? – Полина от неожиданности подавилась, и кофе едва не пошло у нее носом. – Ты с ума сошел?!
- Я? – еще больше развеселился Дима, протягивая ей полотенце. – Это ты настоящая Рысь. Расцарапала мне всю спину. Но это было кайфово, - он подмигнул мне, а я смутилась еще больше и глянула на собственные пальцы – ногти у меня были свои, довольно короткие и аккуратные. Как вообще так вышло-то?!
- Я не хотела, - растерялась девушка. – Прости… Больно было?
Дима прищурился. Его взгляд ласкал ее, словно солнце.
- Сказал же – мне понравилось.
А потом еще и подмигнул, заставив покраснеть. Он не лгал. Ему нравилось все, что делала Полина.
- А ты? В порядке?..
- Готова сворачивать горы и шеи, - хмыкнула девушка.
- Ты такая милаха, - сказал Барс и поцеловал ее в щеку. Ему явно нравилось смущать девушку, наблюдая, как из сильной и независимой Рыси она превращается в милую и стеснительную Полину. Только вот на этот раз она не смутилась – встала на носочки и поцеловала.
- Спасибо, что такой нежный, - прошептала она ему на ухо.
Они едва не забыли про завтрак, увлекшись друг другом.
В этот миг Барс думал, что всегда хотел бы быть с ней. Со своей синеглазкой.
Глава 56. Последняя гонка
Весь день мы провели вместе, и следующую ночь – тоже. Не могли отпустить другу друга, и то дело целовались, нежились на диване или просто сидели в обнимку. Разговаривали о важных вещах. Я рассказывала о маме, Дима – о Старике, которого он так и не смог называть отцом. О плохом старались молчать, хотя оба понимали, в какой ситуации оказались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не боялась. И думала даже, что, если завтра вдруг что-то случиться, и это будет мой последний день с Димой, я не буду жалеть о своем выборе. Лучше несколько счастливых дней, чем пустота длиною во много лет. Но все же я верила в лучшее. Верила в нашу победу и в то, что свет, который заключен в наших сердцах, вырвется и прогонит подступающую тьму. В сказках добро побеждает зло. И пусть мы живем не в сказке, я буду верить в это до самого конца. Дилара считала также – я держала с ней связь по телефону. И знала, что они с Лехой обустроились в съемной квартире в другом конце города.
День и вторая ночь прошли незаметно – время всегда ворует у нас счастье. А вот второй день – тот самый, в который мы изначально планировали разделиться с ребятами – замедлился и стал нервным. В первой половине дня Дима инструктировал меня и учил обращаться с пистолетом. Показывал, как правильно его нужно держать, как зарядит и прицеливаться, куда нажимать, чтобы вылетела пуля. Рассказывал про отдачу и безопасность. Дима старался быть веселым и уверенным, но я видела, как в его глазах плескается беспокойство.
Прежде чем отправляться на гонки, пришлось ехать за моим байком, который я предусмотрительно оставила в одном из дворов, зная, что любимый «Кавасаки» может понадобиться. Дима пригнал «Судзуки», но не тот, в котором участвовал в прошлом заезде, а новый, еще более мощный и с другими номерами. Как я поняла, он арендовал его у кого-то по рекомендации охранника отца.
На гонки мы собирались молча. И каждый старался не показывать страх другому.
Перед выходом из квартиры Дима поймал меня в объятия. Сминая мои распущенные волосы, положил ладонь на затылок и, склонившись, сказал:
- Что бы ни случилось, помни, что я тебя люблю.
Это прозвучало просто. И вместе с тем сильно.
- И я… Я тоже тебя люблю. Такие странные слова, - прошептала я, чувствуя, что тону в пристальном взгляде.
- Почему, малыш? – Его пальцы скользнули по моему лицу.
- Иногда мне до сих пор кажется, что это сон. Я проснусь, а тебя снова нет, - призналась я и обхватила Диму за пояс.
- Во сне не чувствуешь боль. Ты не спишь. – С этими словами Дима легонько укусил меня за мочку уха, заставив рассмеяться. Действительно, это не сон.
Его губы нашли мои, мягко накрыли рот поцелуем – головокружительным и дразнящим. И на мгновение я забылась, и все вокруг потеряло значение. Захотелось бросить все и остаться наедине с Димой, и чтобы в нашем маленьком мире не было никого, кроме нас. Но, понимая, как это опасно, я прервала поцелуй.
- Нам пора.
- А волосы? – вдруг спросил Дима, гладя меня по ним. – Они будут мешаться.
- Я убираю их под мотокостюм, ты же видел, - удивленно ответила я.
- Это не очень удобно. Я могу заплести их?
Я кивнула. Мы встали напротив большого зеркала. Дима взял несколько моих резиночек, что лежали в прихожей, встал позади меня и аккуратно коснулся расчёской распущенных волос. Зачесал их назад, разделил на пряди и начал заплетать. Я думала, он сделает мне обычную косичку, но Дима удивил меня – заплел волосы во французскую косу. Бабушка, а следом за ней и папа называли такое плетение «колоском».
Наблюдая за тем, как Дима плетет мне косу, я едва ли не заревела. Вспомнилось прошлое. Я маленькая и мне нужно идти в садик. Я не хочу, отчаянно реву, но папа уговаривает меня пойти. Тайком от мамы сует конфету, и сам заплетает мне волосы. Точно так же, как сейчас Дима.
- Больно? – голос Димы заставил меня вынырнуть из воспоминаний.
- Нет…
- А почему глаза красные?
- Просто так…
Он доплел мне волосы, я повернулась и в порыве любви обняла его. Боже, надеюсь, я не потеряю Диму так же, как папу. Во второй раз.
